В схватке с «фердинандом»

Сабир Ахтямович Ахтямов

Ахтямов Сабир Ахтямович, Герой Советского Союза, полковник в отставке. Родился 15 июля 1926 года в селе Верхний Искубаш Таканышского района (ныне Кукморский) Татарской АССР. Призван в ноябре 1943 года. В 1944 году воевал в 4-й мотострелковой бригаде 210-го гвардейского танкового корпуса. Был ранен. Участник парада Победы 24 июня 1945 года. В органах внутренних дел с 1951 по 1972 г. Вышел на пенсию с должности командира войсковой части внутренних войск МВД (Арзамас-16).

В семье я был старшим, а среди друзей – младше всех. В школу меня не брали, но я ходил. Учился хорошо. И по результатам месяца через два после начала учебного года меня зачислили. Сколько себя помню, крутился возле отца в кузнице. Когда же окончил седьмой класс, пошел к нему молотобойцем. Плуги, сеялки, жатки ремонтировали – техника была нехитрая. И кроме этого много разных дел знал.

В сорок первом отец ушел на фронт. Остался я кузнецом и кормильцем. В семье – мать и нас семь человек, мал мала меньше. Полноправный хозяин в кузнице, брал я к себе в помощники раненых, вернувшихся с войны. И дело шло.

Самолеты в начале сороковых, тем более в небе над селом, были большой редкостью. А тут нам так повезло: кукурузник! Ниже, ниже и приземлился, сел. Деревня сбежалась: настоящий самолет! Летчик искал кузнеца.

– Бак запаять, – спрашивает, – можешь?!

– Что ж, – говорю, – его не запаять! Конечно, могу.

Сняли мы с ним бензобак. Я его запаял. – Хочешь, – предлагает, – прокатиться? Ушам своим не поверил.

– Хочу!

Поднял он меня в небеса, и, так все сверху было здорово видно! Домишки крошечные, люди – как горох! Дороги, лес – игрушечные. Дух захватывает! Невообразимое ощущение. Покружили над колхозом «Ударный год». А в округе молва пошла: «Сабир починил самолет». Не говорили «бензобак» – «починил самолет». И очень гордились. Я тоже.

В сорок третьем, в ноябре, меня призвали в армию. Сначала новобранцы прибыли на станцию Сурок, под Суслонгером, в запасный полк. Полгода учились стрельбе из ПТР (противотанкового ружья). В мае сорок четвертого прибыли под Смоленск, в те места, где год назад, в сорок третьем, погиб мой отец. Говорили, что Смоленска двенадцать километров. Помылись в бане. Пару раз постреляли для тренировки. Так для меня начинался фронт, 3-й Белорусский, операция «Багратион».

Служил я в роте ПТР 2-го мотострелкового батальона 2-го Тацинского гвардейского танкового корпуса. Наименование корпус получил память о замечательном рейде в глубокий вражеский тыл под Сталинградом, когда внезапным броском близ местечка Тацинское танки атаковали фашистский аэродром и покорежили четыреста самолетов! Так что попал я в прославленное объединение. Для уверенности в себе и поддержки боевого духа это много значит.

Вторым номером долгое время был у меня Иван Луковкин. Ружье носить положено было вдвоем. Но мы поделили поровну: я – ружье, шестнадцать килограммов, он – коробку с патронами – тоже пуд. Каждый патрон – двести пятьдесят граммов, штука тяжелая: танк чем-то надо же пробить!

Первый бой произошел под Оршей. Танки наши прорвались вперед. А немец, видимо, с фланга ударил по нам. Возле села Староселье. Едва успели мы с Иваном окопаться, чешет танк, к нам бортом. Я подпустил его метров на двести пятьдесят – ударил! Вижу: вспышка! Значит, попал, но он движется… Ударил еще и еще! Поджег. За танком – САУ (самоходную артиллерийскую установку), которая почти сразу показалась. Потом ударила артиллерия… Удался бой и другим ротам. За танк и самоходку меня наградили орденом Красной Звезды.

Вскоре совершили марш на Минск.

…Снова авиация. Кружит над нашим расположением самолет-разведчик. Кружит и кружит. Не удержались мы с Иваном – подняли ствол. Дал я по самолету два выстрела. Задымил он – тыр-тыр-тыр! – и за лесом рухнул. Комбат, когда увиделись, спрашивает:

– Стрелял?

– Стрелял, – говорю. Подбил?

– Подбил.

– Зенитчики утверждают, что сбили они! Они, оказывается, тоже стреляли.

– Да черт с ними! – махнул рукой.– В конце концов, какая разница, кто! Сбили – главное…

С одной стороны, конечно, я был согласен. А с другой – за уничтожение техники платили. Не помню, сколько за самолет. Но за танки и САУ матерям, кажется, рублей по пятьсот присылали. Я только расписывался, сам не получал: солдат находился на государственном довольствии.

Батальон Пономарева был остановлен огнем противника на возвышенности: то ли дот, то ли дзот – не понятно. Взводный приказывает: уничтожить! Мы с Иваном – туда, используя естественные укрытия, складки местности, по-пластунски. Подползли на расстояние прицельного выстрела. Я уже навел, а Луковкин смотрит в бинокль – видит два бугорка. Будто две огневые точки. Я выстрелил. По первой и сразу же – по второй. Вспыхнули обе!.. Оказывается, стояла в окопе САУ! Однако тогда мы этого еще не знали. Выполнили приказ. Офицеры говорили: «фердинанд», новая установка, и подожгли мы у нее бензобаки. А населенный пункт батальон взял.

Корпус двигался в направлении Кенигсберга. Стояли однажды у леса. Вдруг грохот, треск! Мы развернулись. Что такое?! Разведка боем. Вражеское подразделение проникло в глубь нашей обороны, внезапно атаковало. Сориентировались быстро – положили до роты немцев. Мы с Иваном подбили две самоходки.

Тем не менее, знали: если разведка боем и крупными силами – значит, готовится контрнаступление. Ждем. Рассредоточились. Заняли бывший немецкий укрепрайон. Утро выдалось тихое, туманное. Когда же совсем рассвело, трудно было поверить: на нас двигался… город! Танки боевым порядком при поддержке пехоты. Они в тумане – как дома. Психологическое воздействие потрясающее. «Стреляй,– кричит Иван,– стреляй!» Ну, что я буду стрелять?! Далеко. Подождал. Метров на триста подпустил – четыре выстрела! Видимо, гусеницу сорвал. Танк не загорелся, но так его крутануло, что он развернулся градусов на девяносто: шел на скорости! Подставил нам свой бок. И мы его подожгли. Второй подбили. Все это происходило на левом фланге. Про правый забыли. Выпал у нас он из поля зрения. Вдруг справа метрах в пяти стена поднимается – вой, треск, землетрясение!.. Мы не растерялись. Главное – не теряться. Окопы у немцев были устроены по всем правилам фортификации: уступом вправо, уступом влево. Мы рванули сначала вбок, а потом вперед – и оказались сзади давившего нас танка – в упор я его разнес. Для нас это было высшей точкой напряжения. Смерть миновала. Когда вздохнул, смотрю, у меня вся шинель иссечена осколками и пулями, а ран – ни одной! Ничего не слышал и не чувствовал. Потом еще две самоходки подбил, пару грузовиков сожгли. Но это уже все было не то… После боя комбат Пономарев крикнул мимоходом: «Молодцы, ребята! Я вас к награде представил!»

Январь. Новое наступление. Остановил немец под Аулзвенином кинжальным огнем. На рубеже у него, видим, замаскированы «Пантеры», тяжелые танки. Наше ружье их броню не берет. А неподалеку от них – дом. Комвзвода лейтенант Неклюдов нам говорит: «Попробуйте сверху, ребята!» Тогда уже Иван погиб, и был у меня другой второй номер… Место открытое. Плотность огня страшная. Поползли. В землю готовы врасти, а двигаться надо. Впереди дорога. И уж с обочины поливают нас, кажется, из всех видов стрелкового оружия. Дзинь! Дзинь! Думаю: «Что за звонок?!» Выбрался когда, осмотрел себя: котелок за спиной в дырках. Второго номера ранило – он замер, пополз я один. Ну, вот и дом! Но прежде чем на чердак подняться, нужно через первый этаж пройти. Кто там? Вхожу осторожно в дверь, озираюсь. Жду немца. Вперед… Немец! Прямо передо мной! Я по нему как грохнул – и ливнем стекло – огромное зеркало, во всю стену, и я по своему отражению шарахнул! Плюнул, выдохнул, залез на чердак. Оттуда танки как на ладони. Ружье навел – и по люку в башню. Загорелся сразу же! Второй было взять трудней, стоял он не так удобно. И надо было спешить: я себя обнаружил. Тогда я схитрил – сделал два выстрела по стволу «пантеры». Танк почти одновременно со мной выстрелил – и пушку его же снарядом разорвало! Замысел мой удался: от удара пули структура металла нарушилась, может быть, ствол пробило… А по мне уже била артиллерия. Снаряд угодил в первый этаж и так подо мной все «почистил», что чердак остался висеть на честном слове. Держусь одной рукой за арматуру, в другой – ружье, кое-как – думаю, благодаря искубашской кузнице – сила была – я спустился…

Когда вернулся, своих уж на месте не было. Произошла подвижка – наши занимали другие позиции. Отыскал. Комбриг Антипин давай меня обнимать. Кричит: «Вычеркните Ахтямова! Он живой!» Меня уж в погибшие записали: они видели, как дом разворотило. Налил мне комбриг рома. Выпил я, закусил. Пошел в роту… Мина! Жах! – рванула – осколочное ранение в ногу!.. Санчасть.

За «пантер» представили к ордену Красного Знамени и вскоре наградили. Представили бы тебя, говорят, на Героя, да не дождешься! Пока документы пройдут в Москву… Туда-сюда, проверки… А орденом командующий армией мог наградить. 24 марта 1945 года в газете опубликовали, что мне присвоили звание Героя Советского Союза и наградили орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда». Узнал я об этом на банкете, который устроил командир в день рождения корпуса. Он меня и поздравил. Это за тот бой, когда мы с Иваном Луковкиным на танк чуть не врукопашную пошли. Комбат тогда сказал, что к награде представил, а к какой – умолчал.

Направили было нас на Восточный фронт воевать с японцами. Да что-то переиграли, оставили… Назначили меня участвовать в параде Победы на Красной площади. Готовились мы, тренировались. А перед самым парадом один из отцов-командиров на меня показывает: «А этого куда?!» Ростом, мол, не вышел. Был приказ: ниже 170 не брать. Я – 165. Говорю: «Как танки жечь, так нормальный, а как на парад, так мал?!» Генерал услыхал, подошел: «Расстегни шинель!» Я расстегнул – грудь в орденах! «Вы что, – говорит, – такого парня!..» И шел я по Красной площади среди участников парада Победы самый счастливый на свете!

***

Вот что писал об этом участник парада Победы, корреспондент газеты «Красная звезда» В. Попов: «Сводный полк 3-го Белорусского фронта, в составе которого мне довелось участвовать в параде, формировался в Кенигсберге. Первое построение. Расстановка по ранжиру. Утро было хмурым, прохладным. Мы были в шинелях. Сначала все шло гладко, а потом случилась заминка. Невысокого роста младший сержант, что называется, не вписывался в общую картину.

– Не годен! – окинув его взглядом, произнес офицер. – Следующий.

– Как не годен? – спросил фронтовик. – Как воевать – годен, а на парад не годен!

На шум голосов подошел командир сводного полка генерал П. Кошевой.

– Это кто здесь такой горячий? – дружелюбно спросил он.

– Младший сержант Ахтямов, – смутился боец, увидев генерала.

Фамилия показалась генералу знакомой. Он что-то вспоминал, потом сказал:

– Снимите-ка шинель.

Он снял. И все увидели на гимнастерке воина Золотую Звезду Героя Советского Союза. Это был тот самый Сабир Ахтямов, который за два дня боев у Неммерсдорфа подбил из противотанкового ружья три вражеских танка, три штурмовых орудия и два бронетранспортера. – Такого орла да не взять! – произнес генерал. – Зачислить в полк!»

По окончании Великой Отечественной войны я остался на сверхсрочной службе. Закончил годичные курсы офицеров-политработников, получил офицерское звание. Служил в спецвойсках в Арзамасе 16. Не без труда перевез в закрытый город мать с семьей, влачивших в деревне жалкое существование. Закончил, будучи замполитом роты, школу рабочей молодежи, затем – Военный институт КГБ. Вернулся начальником штаба части. Впоследствии, по приказу командования, сформировал новую воинскую часть и командовал ею. Работал под руководством академиков Сахарова, Харитона, Зельдовича. Вышел в отставку в звании полковника в 1972 году. Но я по-прежнему в строю, являюсь членом совета ветеранов МВД по Республике Татарстан.

Источник: Мы сражались за Родину. Москва, 2010 г. с. 30-33.