В составе минометной батареи

В 1942 году я был призван в ряды Красной Армии. Нашу группу призывников доставили во Внуково, где формировались воздушно-десантные соединения. Здесь нам выдали обмундирование и распределили по подразделениям. Я оказался в составе минометной батареи. После укомплектования части началась интенсивная учеба, в том числе прыжки с парашютом, стрельбы, учения в полевых условиях. За участие в предыдущих боях наша часть получила звание гвардейской — 8-я Гвардейская воздуш­но-десантная дивизия. Поэтому перед отправкой на фронт мы приняли гвардейскую присягу, и нам были вручены гвардейские значки. В это время сменилась военная форма, и на фронт мы отправились с погонами вместо петлиц.

8 февраля вся дивизия на машинах выехала на Северо-Западный фронт. Наш путь лежал через Москву, Калинин, Торжок и далее на северо-запад. Начались февральские метели, дороги замело, и автомобильные пробки тянулись на многие километры; В долгой дороге мы съели все продукты, даже «НЗ», а до района сосредоточения было еще далеко. Выручили местные жители, помогли, чем могли.

После прибытия в район сосредоточения мы снова продолжили путь к фронту, но уже в пешем строю. Тяжел и долог показался этот путь. Мы шли через населенные пункты, но большинство из них были разрушены и сожжены. Нас удивляло полное отсутствие населения, особенно вблизи линии фронта.

У деревни Шубине, довольно хорошо сохранившейся, был устроен большой при­вал. В лесу мы оборудовали шалаши, по возможности утеплили их, и пробыли здесь около двух недель. У нас практически не было продовольствия, так как к этому времени (март) дорогу развезло, и редкая машина могла пробраться к нам. Дорожили каждой крошкой сухаря. Когда наши командиры выводили нас на учебную подготовку, нас буквально шатало ветром. Кроме того, завшивели тогда так, что, когда все нала­дилось, и мы помылись, наконец, в так называемой «бане» — железных бочках, нижнее белье пришлось просто выбросить.

На подходе к одной из деревень, вернее, к тому, что от нее осталось, стали попадаться убитые. Подошли поближе и ахнули — да это же наши десантники, с такими же, как у нас, погонами с голубой окантовкой! На окраине этой деревни в окопе, откинувшись назад, мы обнаружили обледенелый труп немецкого пулеметчика, его пулемет и кучу стреляных гильз. В другом месте мы прошли ровным полем, где все было черно. Мы увидели обгоревшие трупы немецких солдат и черную обгоревшую землю — здесь хорошо поработали «катюши».

Мы приближались все ближе к фронту, однако канонада слышалась не только впереди, но и справа от нас, и слева. По ночам было видно, как в стороне от нас проносятся раскаленные снаряды. Навстречу нам провели колонну пленных немцев. Я запомнил это еще и потому, что по пути следования нашей части с вражеских самолетов неоднократно сбрасывали листовки с предложениями сдаться в плен и непременно захватить с собой котелок и ложку.

На переправе у реки Ловать образовалось скопление людей и повозок. Этим вос­пользовалась немецкая авиация, и группа «Юнкерсов» в пикирующем полете нанесла по переправе бомбовые удары. Там погиб связной нашей минометной батареи.

Когда мы прибыли в район боевых действий, то расположились в лесу, где наша батарея заняла огневой рубеж. Я был во взводе управления, и лейтенант взял меня с собой на передний край, чтобы выяснить обстановку. Впереди шли бои за деревню Козлове, которая несколько раз переходила из рук в руки. На исходе дня нашу батарею срочно построили и готовились бросить на подмогу, но через некоторое время дали отбой. Деревню Козлове взяли без боя.

На Северо-Западном фронте были свои особенности: почти сплошные болота, отсутствие дорог и ограниченные возможности передвижения. Можно было двигаться только по лежакам — пастилу из срубленных деревьев, уложенных один к одному. Немцы, отступая, закладывали под такие лежаки фугасы, которые при взрыве образо­вывали огромную воронку. Продвигались мы медленно, и дошли до реки Редья, за которой стояли немцы, а дальше — около 12 километров от нас — находилась Старая Русса. Мы оборудовали наблюдательный пункт на высоком дереве, а неподалеку от него — бревенчатый домик с печкой из железной бочки. Отсюда мы вели наблюдение за передним краем немцев. Это значило, что наша дивизия перешла от наступления к обороне.

В апреле 1943 года наша дивизия была выведена с переднего края, и мы выехали через Москву в южном направлении…

С Северо-Западного фронта наша дивизия прибыла в район Усмани Воронежской области и вошла в состав Степного фронта. Мы расположились в лесу, в палатках. В это время в дивизию прибыло пополнение, вооружение, боеприпасы, и для нас наступили дни учений, подготовки к наступлению. В то время я был рядовым в роте гвардии старшего лейтенанта Никитина, моего ровесника, но уже награжденного ор­денами за бои на Северо-Западном фронте.

Вскоре, с началом боевых действий на Курской дуге, дивизия выступила в поход. Шля только ночью, проходили по 20-30 километров, а иногда по 50-60 км. Один из переходов оказался самым длинным и тяжелым. Казалось, не было сил идти дальше. Вдруг впереди послышались звуки военного марша. Это играл духовой оркестр, и неожиданные звуки музыки так взбодрили нас, что усталость сняло как рукой. Мы прошли мимо оркестра и стоявшего там командования четким солдатским строем. Вскоре впереди показался лес — место нашего дневного отдыха. Обрадованные, мы, как всегда, принялись сперва за умывание, бритье, а там уже готовы были котлы с сол­датской кашей. После завтрака кто должен был идти в наряд, кто на дежурство, а остальные оставались отдыхать до следующего перехода. Так мы прошагали через воронежские, тамбовские деревни, прошли Липецк, Лебедянь, Данков — почти до Тулы. Потом нас перебросили на южное направление.

Мы двигались походным порядком через Корочу, Белгород, которые еще дымились после недавних боев. Чувствовалась близость фронта. На всем пути встречалась раз­битая и брошенная военная техника немцев. На подходе к линии фронта нам при­шлось быть свидетелями крупного воздушного сражения. В небе кружилось большое количество самолетов, доносилась беспрерывная пулеметная стрельба. Самолеты пада­ли, оставляя за собой дымный шлейф, и было видно несколько раскрытых парашютов.

На рассвете 18 августа дивизия вышла на исходные рубежи. Рассыпавшись цепью, мы пошли вперед, сначала по целине, потом по неубранному пшеничному полю. Начался встречный бой. Немцы встретили нас плотным огнем, от которого атакующие цепи залегли. Усилился минометный обстрел. К вечеру стало ясно, что мы совсем незначительно продвинулись вперед и понесли большие потери.

Чтобы остановить наше наступление и воспрепятствовать освобождению Харькова, немцы перебросили из района Ахтырки в направлении г. Богодухова мощный танко­вый «клин». Только через три дня упорных боев, которые вела наша дивизия в составе 20-го корпуса, в результате ночной атаки, была захвачена Ивановская опытно-селек­ционная база (теперь пос. Солнечный). Мы заняли оборону на склоне горы, обращен­ной к немцам. Наши позиции хорошо просматривались и постоянно находились под артобстрелом. Время от времени налетали «юнкерсы», пикировали друг за другом на наши окопы, на здания совхоза, в подвалах которых пряталось местное население.

Находясь в этих окопах, мы узнали радостную весть об освобождении Харькова. Это было 23 августа 1943 года.

В следующую ночь я находился в ночном дозоре впереди наших позиций. Среди ночи вдруг послышался лязг гусениц и приглушенный шум моторов. Я насторожился, но шум моторов постепенно удалялся. Утром был дан приказ на наступление. Над нами пролетели наши самолеты, ведя огонь по наступавшим немцам, с правого фланга промчались наши танки, отчего настроение сразу поднялось. Выйдя на чистое поле, мы рассыпались цепью. Неожиданно с правого фланга застрочил пулемет, пришлось залечь. Начался минометный обстрел. Единственное спасение от него — зарыться в землю. Лихорадочно, под огнем противника, мы копали землю. Я случайно оказался рядом с солдатом, с которым вместе призывались из одного города. Как только мы вместе втиснулись в один окоп, в метре от нас разорвалась мина. Обстрел так же внезапно закончился, как и начался. Потом мы поняли, что, отступая, немцы оставили заслон, который и задержал наше наступление. Наш полк понес потери. Но мы упорно шли вперед, освобождая украинские села.

После потери Харькова противник катился на запад, предпринимая контратаки только в больших населенных пунктах, в которых старался зацепиться и остановить наше наступление. Так было в Котельве, где немцы сосредоточили крупные силы. Они обстреляли наши наступающие колонны, мы рассредоточились, продвинулись к окра­ине села и ночью ворвались в Котельву. Однако с ходу овладеть этим опорным пунктом не удалось, пришлось занять оборону и вести уличные бои. Однажды коман­дир роты получил приказание — на ночь обозначить передний край кострами. Мы выполнили приказ, а с наступлением темноты прилетели наши У-2 и, с выключенны­ми моторами, планируя, бомбили немецкие окопы. Видя невозможность быстро овла­деть Котельвой, командование приняло решение обходным маневром заставить про­тивника отступить. Наша дивизия была снята с позиций и направлена на правый фланг, где успешное, продвижение наших войск и угроза окружения заставили немцев начать отступление.

Вспоминается один из эпизодов этого наступления: мы идем по широкому фронту, впереди необозримое пространство, рощицы, перелески. Немцы бьют из восьмистволь-ных минометов (мы узнавали их по характерному звуку во время выстрела), а мы идем вперед с автоматами в руках и все, даже комбат, в каком-то нервном напряжении грызем семечки. Немцы оторвались, видимо, на приличную дистанцию и только не­значительными, мелкими группами вели арьергардные бой.

У одного из хуторов нашему полку был дан приказ занять оборону. В это время к нам прибыло пополнение — курсанты Новосибирского пехотного училища. Наша ди­визия уже значительно поредела: из прежнего состава оставалось иногда по 5-7 человек во взводе, а в батальонах числилось по 50-80 человек. Так что пополнение оказалось как нельзя кстати. Мы начали окапываться около хутора на небольшой возвышенно­сти. А уже к вечеру в лучах заходящего солнца показались 6 или 7 танков. Это были «тигры», а за ними шла немецкая пехота. По мере их приближения к нашей линии обороны нарастало напряжение. Кто-то не выдержал и побежал, но заместитель коман­дира полка вовремя пресек панику. Слева от нас в небольшую рощицу были выведены на прямую наводку орудия нашей полковой артиллерии. Началась артиллерийская дуэль. Танки ползли медленно, словно нехотя, стреляя из пушек и пулеметов по нашим окопам и батарее. Встретив встречный плотный огонь из всех видов оружия, танки остановились метрах в двухстах от нас. Позади нашей позиции загорелась по­дожженная выстрелами хата, и стало отчетливо заметно каждое наше движение. На плечи наших артиллеристов легла основная тяжесть ведения боя. Благодаря им, танки были остановлены, и немецкая пехота не смогла атаковать нас. К утру бой затих. На поле осталось три подбитых немецких танка. Велики были наши потери: почти все артиллерийские расчеты были выведены из строя, кругом, в окопах и рядом с ними, лежали убитые наши солдаты, разбросаны части их тел — везде, даже на деревьях. Страшно об этом вспоминать.

В тот же день наступление продолжилось. К вечеру добрались до какого-то леса и уже в темноте случайно забрели в расположение противника. Среди них поднялась невообразимая паника, началась беспорядочная стрельба. Мы тоже от неожиданности растерялись, но быстро сориентировались и стали спешно выходить в обратном на­правлении.

Впереди нас оказался крупный населенный пункт Опошня. Бои здесь тоже шли упорные, но силы были на нашей стороне, и за несколько дней немцы были вытес­нены из Опошни. Мы заняли оборону в поле. Время было осеннее, начались дожди. Из-за них окопы превратились в сплошное месиво, но позицию нельзя было оста­вить — нужно было держать оборону. Мы притащили с поля снопы для подстилки, подложили их, а дождь все льет и льет. Промокли до нитки. Нас сменили только утром. Кратковременный отдых, и снова вперед — впереди Полтава. Помнится, в то время по утрам стояли сплошные туманы, и трудно было ориентироваться. Наши подразделения перебрасывали с одной позиции на другую, и теперь трудно восстано­вить карту наших боев. Запомнилось только 23 сентября, когда вдали показались окраины Полтавы. Когда мы вошли в город, немцы уже ушли из него. В Полтаве было много разрушенных домов, особенно пострадали корпуса заводов. Опять лил дождь, и мы были рады отдохнуть под уцелевшими крышами — в привычных для человека условиях. Во время стоянки в Полтаве мы побывали на поле и около памятника, сооруженного в честь победы Петра I над шведами.

После Полтавы наше продвижение к Днепру не встречало сопротивления немцев…

Форсирование Днепра

Форсирование Днепра далось нашей дивизии большим трудом и кровью.

В одну из октябрьских ночей 3-й батальон нашего полка переправился на другой берег Днепра, где в глубине засели немцы. Весь остальной полк расположился в укрытии на левом берегу. Вдруг среди дня с правого берега послышались звуки нара­стающей перестрелки. Мы выбежали из укрытия и увидели, как немцы атакуют наших однополчан, а они, отстреливаясь, отступают, бросаются в воду и пытаются добраться до «своего» берега вплавь. На воде были видны всплески от разрывов снарядов и пулеметных очередей. Велся огонь и по нашему, левому, берегу. Укрывшись, выбрав позицию, мы старались вести прицельный огонь по атакующим, но расстояние до них слишком велико, и остановить их не удалось. Немногие из 3-го батальона добрались до нашего берега. Среди этих немногих, помню, оказался радист вместе с рацией.

На следующую ночь наш, первый, батальон под командованием старшего лейте­нанта Игнатченко, используя плоты и лодки, переправился на тот берег. Немцы, видимо, не ожидали, что после вчерашних событий кто-нибудь осмелится снова занять этот плацдарм. Поэтому переправа прошла спокойно. Оборону заняли там же, где вчера был 3-й батальон, и основательно окопались. Утром, обнаружив наше присут­ствие, немцы начали обстреливать нас из больших минометов, затем автоматами, но все это не имело успеха. Их атака наткнулась на такой встречный шквал огня, что немцы были вынуждены отступить. Пять ночей и дней продолжался бой за этот плацдарм. Питание в термосах нам доставляли с левого берега по ночам, в это же время переправляли раненых. После нескольких безуспешных атак немцы подвезли тяжелые минометы и другие орудия. Перед очередной атакой они стали производить интенсивный артобстрел, одновременно с которым в небе кружили «юнкерсы» и в пикирующем полете бомбили наши позиции. Ничто не сломило нас, и после каждой атаки немцы отступали, оставляя на поле битвы своих убитых. Днем же в расположе­нии плацдарма невозможно было ходить, все простреливалось насквозь.

В бою очень важно, чтобы солдат чувствовал присутствие своего командира. Осо­бенно это имеет значение, когда подразделение действует в отрыве от своих основных сил. Комбат Игнатченко был отличным командиром. К сожалению, он погиб в по­следующих боях на Правобережной Украине.

Однажды ночью, на исходе 5-х суток, по окопам прошла команда: всем направ­ляться к берегу. Мы поочередно снялись с позиций и переправились на левый берег. Наш 22-й гвардейский воздушно-десантный полк в составе 8-й гвардейской дивизии был выведен из боев на Днепре. Нас переправили на правый его берег чуть ниже, в том месте, где переправа была уже хорошо налажена. Здесь действовали основные ударные силы армии, и после форсирования наша дивизия также была введена в бой для развития успеха и расширения плацдарма на Правобережной Украине.

В начальный период боев на Правобережной Украине мы довольно быстро продви­гались вперед, так как после Днепра немцы не могли собраться с силами и повсеме­стно отступали. Упорное их сопротивление началось с Ново-Стародуба. Бои шли в самой деревне, половина которой была занята немцами, а на возвышенность правого фланга уже вышли наши части. Оттуда нам было видно, как штурмовики Ил-2 на бреющем полете уничтожали немецкие окопы. Перебежками от дома к дому мы про­двигались вглубь села. Когда я побежал от одного сарая к другому, немецкий пуле­метчик засек меня и дал очередь. Одна пуля прошила мне ногу, и я упал. Ко мне подполз мой товарищ, перевязал рану и вытащил меня на околицу деревни.

После лечения в госпиталях г. Харькова летом 1944 года я был направлен во 2-й гвардейский механизированный корпус, в составе которого прошел Румынию и Вен­грию.

Вскоре имевших среднее образование отправили в Трансилъванию на курсы млад­ших лейтенантов 2-го Украинского фронта. Там я встретил окончание войны.

Источник: Строки опаленные войной: воспоминания ветеранов г. Самары. – Самара, 2002.