Тяга к жизни
«Вся наша жизнь — любви явленье. Это строчка из стихотворения Бориса Иванова посвящена его жене Тамаре. Они учились в одной школе, переписывались всю войну, а по окончании войны поженились и никогда не расставались. Боец СМЕРШа в годы Великой Отечественной Борис Иванов не дожил до 65-й годовщины Победы. Тамара Михайловна бережно хранить память о муже, с которым она прожила в браке почти 60 лет.
Остались дети, внуки, правнуки, воспоминания и стихи: «Вся наша жизнь любви явленье, как миг, как чудное мгновенье…» Перед свадьбой Борис сказал мне: «Между нами не будет никаких секретов, кроме моей работы». Мы поженились сразу после войны. Свадьбу отпраздновали более чем скромно: ни роскошного платья, ни большого застолья.
Когда встречаешься с людьми, пережившими ту страшную войну, хочется расспросить их обо всем, до мельчайших подробностей, потому что понимаешь — их свидетельства драгоценны, а время безжалостно, и мы можем просто не успеть…
— У меня были тяжелые военные годы, — говорит Тамара Михайловна и вздыхает: — Лучше бы никогда ее не было, этой войны…
Начало войны застало их семью в Западной Белоруссии — там работал отец Тамары Михайловны. Глава семейства, раздобыв где-то лошадь (благо, мужик деревенский, умел с нею управляться), повез домочадцев в Борисов — на железнодорожную станцию. Там Тамара, ее родители и младший брат Юра, которому тогда исполнилось всего три года, сели в эшелон, идущий на восток. Война гналась за ними по пятам: поезд часто бомбили, мать Тамары ранили в ногу. Постепенно пассажиры приноровились выскакивать из вагонов, едва заслышав звук приближающихся немецких бомбардировщиков, и прятаться в кустах, канавах или оставшихся после взрывов воронках: люди бывалые говорили, что это самое безопасное, поскольку снаряд дважды в одно место не попадает.
Поезд пустили в обход Москвы через Челябинск. Так Тамара снова оказалась в Зуевке.
— Осенью 1941 года я пошла в 10 класс Зуевской средней школы № 1. Окончила ее и поехала поступать в Пермский мединститут. Приняли нас без экзаменов, но вместо занятий мы попали на сельхозработы. Картошку копали, жали, косили, сплавляли бревна по Каме. 17-18-летние девочки без теплых вещей, кто в туфельках, кто в тапочках. Правда, к холодам студенток отправили на учебу. Учиться предстояло 6 лет, и все это время девушки считались мобилизованными.
— Почему я и считаюсь тружеником тыла, — поясняет Тамара Михайловна. — Нас могли снять с занятий, мы принимали раненых (в Перми было очень много госпиталей), перевязывали их, делали уколы, хотя больших медицинских познаний не имели, ночами дежурили. Там и получили, так сказать, боевое крещение — быть или не быть медиком.
Чего только не насмотрелись девочки: «Не дай Бог никому! Тяжелые раненые встречались — без рук, без ног, просто обрубки…» И каждую наверняка посещала мысль о том, что где-то, быть может, также стонет тяжелораненый отец, брат, жених… А быть может, уже убит…
— Самый страшный момент для меня, — рассказывает Тамара Михайловна, — когда от отца долго не было писем. Его мобилизовали и отправили на фронт, ему уже было за 50. Его довезли до Москвы и оставили интендантом при Московском военном округе, но мы долго не получали писем. И вот это ожидание было очень мучительным.
Борис и Тамара поначалу писали друг другу нечасто. Лишь когда Иванов получил звание лейтенанта и стал бойцом СМЕРШа, появились некоторые преимущества. Должность начальника одного из подразделений досталась Борису без излишних бюрократических проволочек: дела передавать было некому – его предшественника только что убили…
— Когда писем долго не было, я шла к своей однокурснице Тамаре Катковой и просила: «Погадай на картах». Та раскидывала карты, и по всему выходило, что все будет хорошо.
— Ну, какая из врача гадалка, — смеется Тамара Михайловна, — но на душе становилось легче.
Представление о том, что война вот-вот закончится, постепенно развеивалось.
— Но мы верили в победу, мы все верили в светлое будущее — до самого капитализма, — улыбается Иванова. — Но когда враг начал подходить к Москве, тяжко, конечно, было слышать голос Левитана: сдавали город за городом. Потом приедет кто-нибудь с фронта, пустит «утку», что наши везде наступают, обрадуешься. И все мы понимали, что надо работать, работать и работать…
***
Жила Тамара в общежитии. В комнате было 8 девушек, но как с первого курса сдружились, так до последнего и не разъехались.
— Раз в день нас кормили в столовой: кусочек хлеба и тарелка супа. Вам, наверное, трудно будет представить, что это было за блюдо: две-три лапшички и водичка мутная, мукой или чем-то еще забеленная. Вот это считался суп. И мы ведь его ели, мы ждали. Пока ждешь, понемногу от кусочка хлеба крошки отщипываешь…
Тем, кто учился на «отлично», полагалась дополнительно чекушка машинного масла — мы на нем картошку жарили. Спасибо моей маме, царство ей небесное, она мне картошку посылала, хлеб… Так что сказать, что я голодала, нельзя.
Однажды в очереди в кинотеатр у Тамары украли продуктовые карточки. Их выдавали на месяц, и по ним можно было получить 400 г хлеба, жиры, растительное масло… Потеря этих драгоценных кусочков бумаги означала едва ли не голодную смерть, но Тамару выручили подруги.
Что бы ни происходило в мире, девушкам хотелось быть привлекательными, желанными, любимыми. А раненые, едва приходили в себя, тут же начинали ухаживать за «сестричками», приглашать на свидания. И никакая сила не могла победить эту тягу к жизни, которая, по-видимому, только обострялась на фоне войны, ведь каждая встреча могла стать последней.
— Недалеко было военно-морское училище, мы туда бегали на танцы, — вспоминает Тамара Михайловна. — А парни, приходя на свидание, брали с собой то сахариночку, то полпряничка, чтобы нас порадовать. Теперь в это просто не верят, внуки мне говорят: «Бабушка, такого быть не может!»
Источник: Говорят герои Великой Победы. Диалог поколений. М.: ЗАО «СВР-Медиа», 2010. с.78-81.