Трижды я был прошит пулями

Минуло уже столько лет после войны, но не было за все эти годы дня, когда бы я ни вспоминал о ней. Многих друзей, с которыми сражался бок о бок, довелось потерять. Такое не забывается. И не дают забыть о себе старые раны. Мои бое­вые товарищи в шутку прозвали меня «пулеуловителем». Я и сам был когда-то не прочь пошутить по этому поводу.

Однако в каждой шутке есть доля правды, и свое прозвище я получил по­тому, что меня прошил добрый, а точнее — недоб­рый десяток пуль, изре­шетило множество оскол­ков. Трижды после ране­ний, едва подлечившись, я снова шел воевать. Был готов пойти и в четвер­тый раз, но этого не по­требовалось. Отечествен­ная война завершилась Великой Победой.

Не берусь описывать здесь все, что случилось со мной на войне. Расскажу лишь о том, что больше запомнилось.

П. Борисов

Начало войны застало меня в пути в буквальном смысле этого слова. В то время я работал проводником пассажир­ского поезда Белосток-Владивосток. 22 июня 1941 года наш поезд держал путь на запад и находился где-то под Но­восибирском. И вот я услышал по радио грозную весть. Ре­шение созрело мгновенно: мое место там, где идут бои.

Дальше Москвы поезд уже не пошел, и я стал искать возможности отправиться добровольцем на фронт. Но нам, проводникам, сообщили о решении правительства не брать железнодорожников в армию. Меня и нескольких моих то­варищей послали сопровождать военные грузы, направ­лявшиеся в сторону фронта. Я понимал, что это важно, но мне хотелось самому бить врага.

Случилось так, что моя мечта сбылась очень скоро. Уже в августе меня в числе шестидесяти других бойцов железнодорожной охраны вызвали в управление, где представитель ОМСБОНа спросил, согласны ли мы сражаться, но не на фронте а в фашистском тылу. Я, конечно, согласился.

Станция Строитель, неподалеку от Москвы. Здесь на динамовском стрельбище, мы осваиваем курс «партизанских наук». Ученье идет без отдыха, от темна до темна. Подрывное дело, штыковой бой, умение совершать многокилометровые переходы, метко и быстро стрелять – без этого в тылу врага делать нечего.

Однажды меня и еще двадцать шесть омсбоновцев вызвали в штаб и зачитали перед строем приказ о формировании партизанского отряда. Его командиром был назначен Д.Н.Медведев, комиссаром Г.Н.Кулаков, начальником штаба Д.Д.Староверов. Так состоялось мое «посвящение» в партизаны.

На следующий день мы выехали на машинах в сторону Брянска. Здесь нам предстояло перейти линию фронта. Но к сожалению, ни первая, ни вторая наши попытки не удались. В первый раз, не рассчитав своих сил, мы взяли с собой слишком много груза и, пройдя всего километра три вынуждены были остановиться. При второй попытке имелось в виду, что отряд углубится в немецкий тыл одновременно с наступлением наших войск на этом участке. Однако наступавшую пехоту вовремя не поддержали танки, фронт не был прорван, и мы опять остались по эту сторону фронтовой черты.

Только шестая попытка оказалась удачной. Отряд вышел к деревне Белоголовье, где располагалась наша артиллерийская часть, и один из командиров-артиллеристов, хорошо знавший обстановку, перевел нас через фронт. Убедившись, что все в порядке, он пожелал нам успешной боевой работы и вместе с сопровождавшим его взводом вернулся в свою часть. А мы остались в немецком тылу.

Наше партизанское боевое крещение произошло неожиданно. Когда мы переходили дорогу у Сальниковых ху­торов, вдруг появился мотоцикл, а за ним — две машины, легковая и грузовая. По приказу Медведева, шедшего впе­реди, мы открыли огонь. Перестреляли их всех, и на грузовой машине. Как я уже заметил, к этой операции мы не готовились.

А теперь расскажу о засаде, которая была тщательно подго­товлена. Организовать ее предложил командир одной из регулярных армейских частей. Оказавшись в окружении, он собрал несколько бойцов и создал партизанскую группу. Когда мы встретили их в лесу, он сказал, что по его наблю­дениям от города Клетня в направлении к Брянску часто идут немецкие машины с грузами и солдатами и что непло­хо бы устроить засаду общими силами, поскольку в его группе мало людей. Медведев с ним согласился и выделил для проведения операции взвод Лопатина, где был и я. Ру­ководил операцией начальник штаба отряда Староверов.

Это было 25 сентября 1941 года. Мы вышли к дороге в заранее выбранном месте и хорошо замаскировались. Са­пер Сорокин заложил под мост мину. Все стали ждать. Наконец, на дороге показалась машина с лесом, но, как было условлено, мы пропустили ее, чтобы преждевременно не выдать себя и не упустить «добычу» покрупней. А вот и ма­шины с солдатами, их три, и солдат там, наверно, не мень­ше роты. Впереди — легковая машина с каким-то начальст­вом и мотоцикл. Мысленно повторяем приказ: без команды Староверова не стрелять. Лежим, затаив дыхание. Мото­цикл и легковая уже на мосту. Въезжает на мост и первая из трех машин, везущих солдат. Пора! Староверок дает длинную очередь из автомата. Это сигнал для нас. Открываем огонь. В тот же миг Сорокин дергает шнур. Гремит оглушительный взрыв. Одна машина с солдатами уничтожена, две остальные разворачиваются и поспешно катятся назад. Легковая и мотоцикл безжизненно замерли на дороге. Мы подбегаем к ним, чтобы взять оружие убитых фашистов. С трудом вытаскиваем из машины толстого офицера с портфелем в руках. Судя по документам, это командир саперного первого батальона… Тем временем удиравшие было немцы опомнились и открыли огонь. Но мы уже сделали свое дело: истребили больше тридцати гитлеровцев, не потеряв ни одного бойца. Поэтому Староверов дал приказ отойти, и мы углубились в лес.

Никогда не забуду 7 ноября 1941 года. Мы знали, что фашистские орды рвутся к Москве. А тут включаем прием­ник — и слышим трансляцию традиционного военного па­рада на Красной площади.

12 ноября группа из шестнадцати человек под коман­дованием Николая Брежнева получила задание уничто­жить немецкие самолеты на посадочной площадке в районе Мглина. Нам предстояло пройти больше тридцати киломе­тров. Днем мы шли лесом, оставив позади километров двадцать. Дальше поле. Дождались, пока стемнеет, и снова в путь. К ночи похолодало, стал падать снег, закружила ме­тель. Идти было трудно, ориентироваться еще трудней. По нашим расчетам, мы должны были уже выйти к площадке. Чтобы не миновать ее в снежной мгле, растянулись в шеренгу. Наконец, кто-то заменил два самолета и передал ос­тальным, что мы у цели. Охраны не было, наверное, фашисты, не привыкшие к русским морозам, сидели в землян­ках. Мы быстро приблизились к самолетам и сняли с них брезент. Один самолет взорвали, другой подожгли. Охрану в землянке уничтожили, забросав ее гранатами. Двинулись в обратный путь.

Добравшись до леса, решили, что можно и отдохнуть. Развели костер. Я первый снял сапоги, чтобы подсушить портянки, и в этот момент в костре что-то взорвалось. Труд­но сказать, что это было. Но так или иначе, а меня ранило в ноги множеством осколков. Никто из других бойцов, к счастью, не пострадал. Товарищи довели меня до партизан­ской деревни Мамаевка. Там они попросили у крестьян ло­шадь, запрягли ее в сани и повезли меня в лагерь.

До лагеря оставалось немногим более трех километров, когда нас неожиданно обнаружили немцы. Силы были не­равными — фашистов оказалось значительно больше. Ло­шадь с санями, на которых я лежал, товарищи загнали в густой кустарник, а сами вступили в бой. Со мной хотел остаться командир отделения Мультан, но я угово­рил его присоединиться к группе, сказав, что как-нибудь выберусь сам.

Ехать было бессмысленно — лошадь с санями сразу по­палась бы на глаза немцам. да я и не вытащил бы ее из ку­старника. Поэтому решил убираться пешком. Превозмо­гая страшную боль, натянул сапоги на распухшие ноги и пошел к лагерю. Каждый шаг отдавался новой вспышкой мучительной боли. Поскольку двигался я очень медленно, стал замерзать. Приходилось поминутно останавливаться и хлопать себя руками по бокам, чтобы хоть как-то согреть­ся. Когда пересекал большую поляну с елочкой посредине, вдруг послышалась немецкая речь. В мою сторону направлялись каратели.

Но мне повезло: я успел спрятаться за единственную елочку, и они меня не заметили. Уже в сумерках я увидел на ближнем пригорке два огонька. Сначала подумал, что это немцы идут и курят, потом понял: волк. Постояв у дороги, он скрылся.

С огромным трудом я продвигался к своим. Наконец, меня остановил часовой, охранявший дальние подступы к лагерю. Мой первый вопрос, конечно же, был о ребятах. Но часовой сказал, что они еще не вернулись. Неужели погибли? Я отгонял эту мысль. Дождавшись смены, он отвел меня в лагерь. Мне сделали перевязку. Медведев расспрашивал о случившемся, но я так устал и замерз, что не мог проронить ни слова.

Как выяснилось потом, все ребята вели себя в бою геройски. Сам Николай Брежнев был тяжело ранен, три человека погибли. Несмотря на численное превосходство противника, партизаны уничтожили многих карателей и сумели уйти от преследования.

Что касается меня, то удалить осколки из моих ног в тех условиях, в каких находился отряд, не представлялось возможным, и я был отправлен в Москву. Здесь меня поста­вили на ноги, и уже в феврале 1942 года я полагал, что мо­гу вернуться к своим боевым друзьям. Но врачи рассудили иначе: они признали меня годным только к нестроевой службе. По их мнению, «партизанский образ жизни» был мне категорически противопоказан. С большим трудом до­бился я отмены этого, как я считал, несправедливого «при­говора». В моей судьбе принял горячее участие командир ОМСБОНа полковник М.Ф.Орлов, и в первых числах марта меня включили в отряд капитана П.Короленко. Комисса­ром отряда был И.Ф.Пехотный. В середине месяца мы вы­ехали по направлению к фронту, в район Сухиничей, а 30 марта армейская разведка перевела нас через фронт.

Вскоре мы встретились с отрядом майора А.П.Шестакова, действовавшим тогда в районе рабочего поселка Ивот. Шестаковцы хорошо освоились в этих местах, они помогли нам с питанием, и мы двинулись дальше, на запад. Отряд должен был перейти из Калужской области в Брянскую и развернуть там боевые действия.

Находясь уже на Брянщине, в Клинцовском районе, мы как-то зашли в деревню Пятихатка и разговорились со ста­ростой. Он был очень приветлив, сказал, что двое его сыно­вей воюют на фронте. Но мы ошиблись, поверив ему: этот фашистский прихвостень успел донести на нас немцам. Чет­веро из отряда — комиссар Пехотный, Тимошенко, Васильев и я — еще сидели в его избе, когда в деревню въехали три ма­шины с карателями. Мы выбежали на улицу, и сразу попали под их огонь. Отошли за деревню, стали отстреливаться. В этой перестрелке погибли Васильев и Тимошенко, а я был ранен тремя пулями в левую ногу. Оставив меня в укрытии, комиссар направился к тому месту, где вела бой основная группа отряда, тринадцать человек во главе с Коро­ленко. Но он их так и не нашел и вернулся ко мне. Позже нам стало известно, что в бою погибли шестеро наших товари­щей, а при дальнейшем отходе — еще трое. В том числе ко­мандир. Таким образом, из семнадцати человек в живых ос­тались лишь семь. В бою отличился заслуженный мастер спорта по стрельбе В.И. Гордюк, уложивший около двух де­сятков фашистов. Испугавшись его снайперского огня, ка­ратели не стали преследовать горстку смельчаков.

Но об этом мы узнали потом. А тогда, оставшись с Пе­хотным вдвоем, решили двигаться в Жирятинский район, где действовал местный партизанский отряд под командо­ванием Опанасенко. Такая договоренность существовала заранее: если с нашим отрядом что-либо случится, то уце­левшие должны держать путь туда. Не буду описывать, как мы шли, измученные и голодные, как прятались от карателей, как болела моя нога, простреленная тремя пулями. Скажу только: за пять дней мы преодолели сто тридцать километров и все-таки нашли отряд. Врач сделал мне перевязку. Нас накормили, дали по кружке самогон, я уснул и проспал тридцать часов. Вскоре пришли и наши товарищи, оставшиеся в живых, и среди них Гордюк. А еще спустя несколько дней в жирятинские леса перебазировался отряд А.П.Шестакова. Шестаковцы взяли меня к себе, и врач И. Давыдов помог мне довольно быстро вернуться в строй.

Расскажу о том труд­ном бое, где я получил ранение в третий раз.

Это случилось б июля 1943 года. Фашисты давно охо­тились за отрядом и в районе деревни Каменка-Расковская окружили нас плотным кольцом. Их было примерно две с половиной тысячи человек против ста шестидесяти. Наша разведка обнаружила их, когда до атаки оставались счи­танные минуты. В четыре утра отряд был поднят по боевой тревоге. Немцы открыли ураганный огонь, стреляли даже с деревьев. Их поддерживали три танка и два самолета. Ни­кто из гитлеровцев, как видно, не сомневался, что отряд бу­дет полностью уничтожен. Но Шестаков решил прорывать­ся с боем в соседний лес. Один из местных партизан знал тропинку через болото. Путь к ней лежал через ржаное по­ле, где в засаде сидели немцы, однако им и в голову не мог­ло прийти, что мы будем их атаковать. И когда по приказу Шестакова партизаны ринулись вперед, это застигло врага врасплох.

Во время боя я услышал, как мой товарищ Петр Уко­лов закричал: «Я ранен!». Оглядевшись, я увидел лошадь, пасшуюся во ржи. Решил поймать ее, чтобы помочь Петру. Но едва я направился к лошади, как две пули, простая и разрывная, пронзили мои многострадальные ноги. А партизаны были уже далеко.

Я отполз по ржи в сторону от леса. Лежу, думаю: в от­ряде, конечно, заметят мое отсутствие, но сейчас мне никто не в состоянии помочь. Вдруг вижу: едут несколько верховых. Немцы! Нет, живым я им в руки не дамся. Приготовил гранату: если вздумают подойти — взорву и себя, и их. Но фашисты не стали тратить на меня время, лишь один из них, не слезая с коня, дал по мне автоматную очередь. Ме­ня прошили еще пять пуль. Четыре попали в ноги, пятая в руку, и я потерял сознание.

Придя в себя, решил ползти в ту сторону, куда ушли наши. С нечеловеческим трудом дополз до опушки леса и спрятался в ельнике. Мимо проехали полицаи, но был уже вечер, и они меня не заметили. Ночью подполз к болоту, напился ржавой воды и, вернувшись в ельник, уснул.

На следующий день я почти не двигался. Есть было не­чего, оставалось только пить болотную воду. Хотел влезть на дерево, чтобы осмотреться кругом, взялся за сук здоро­вой рукой, но подтянуться уже не смог.

Наша отрядная разведка отыскала меня на третьи сут­ки. За мной прислали подводу и отвезли в деревню. Доктор Давыдов обработал мои новые раны. К осени они зажили, и я снова был в партизанском строю.

После этого я провоевал еще около девяти месяцев. Был адъютантом начальника штаба отряда Михаила Оборотова, командиром отделения в роте Кондратия Мадея, известного пловца, чемпиона Москвы, а впоследствии Бе­лоруссии. Участвовал во многих боях, засадах, вместе с не­большой группой товарищей пустил под откос вражеский эшелон.

Печатается в сокращении.

Источник: Они победили фашизм./Автор-составитель А.П. Клочков. М.: Издательский дом «Граница», 2005 г.