Старый солдат

Кураков Василий Алексеевич

После войны полковник Кураков Василий Алексеевич проделал большую работу по сбору  и систематизации публикаций военного времени о разведчиках 6-ой гвардейской армии. По собственной инициативе он создал четыре сборника с вырезками из газет 1943 г. Эти тома были переданы в Совет ветеранов Троицкого и Новомосковского административного округа г. Москвы. Первый том передан в редакцию Интернет-портала www.world-war.ru «Непридуманные рассказы о войне» для публикации материалов.

Рота разведчиков, которой командует капитан Кузьмин, с увлечением следила за замечательным спором между двумя знат­ными людьми и любимцами роты — старым разведчиком Николаем Ильичем  Чередниковым и молодым, но очень удачливым снайпером Валентином Уткиным, — спором, несколько странным, но интересным.

Чередников утверждал, что он всегда сумеет так замаскироваться на местности, что Уткин, подойдя к нему на десять метров и зная наверняка, что он где-то тут, рядом, не сможет его заметить. Уткин с пылом юности заявлял, что всё это ерунда, что он за 23 засады убивший одинна­дцать немцев, на  десять метров муху раз­глядит, а не то что человека.

Поспорили на кисет с табаком. Судьей попросили быть старшину Зверева, пользовавшегося в роте большим уважением. В назначенный час, когда рота отдыхала, старшина торжественно позвал Уткина с собой. Напутствуемые шутками, пожела­ниями удачи, они вышли из расположения роты, пересекли полянку, огороженную раз­рушенной изгородью, и остановились на повороте полевой   дороги, где она, не круто изгибаясь, уходила в молодой и редкий бе­резовый лесок.

— Вот тут стой и гляди, —   сказал старшина, засекая на часах время и сам с интересом оглядываясь кругом и ища Чередникова.

Уткин внимательно осмотрелся. Мест­ность кругом была довольно ровная, прятаться на ней было негде, за исключением, пожалуй, кустарника, на котором он и сосредоточил всё свое внимание. Он разглядывал каждую березку, каждую кочку, каждый кустик. Порой ему казалось, что он заметил несколько помятых травок или ком неестественно вздыбленного мха или сломанный прут, и он хотел уже позвать дядю Чередникова, но, внимательно вгля­девшись, убеждался, что ошибся, и снова начинал просматривать местность. Старшина сидел возле, на груде камней, лежащей на меже, покуривал и тоже с любопыт­ством   поглядывал   кругом.   От   непрерывно сеявшего мельчайшего дождя трапа казалась покрытой сероватым налетом, и каждый след должен был выделяться на ней тём­ным пятном. Но следов не было видно, и это смущало обоих. Наконец, к исходу по­ложенного на поиски получаса, Уткину на­чало казаться, что старый разведчик подшутил над ним, что, наверно, сейчас он сидит по обыкновению своему у костра и посмеивается в усы.

—  Разыграл нас старый черт, — не вы­терпел, наконец, Уткин. — Все. Больше глядеть нечего…

—   А  ты гляди, гляди внимательней… Торопыга…  Глаз-то не жалей, — сказал где-то  совсем рядом знакомый басистый голос.

Заскрежетали, загремели камни, и из соседней, совсем рядом находившейся ка­менной кучи, отряхивая грязь и поёживаясь от сырости, поднялась высокая сутуловатая фигура старого разведчика с мокрыми от дождя, обвисшими вниз бурыми усами. Он аккуратно одернул гимнастерку, поправил пилотку на голове, ловко вскинул на плечо винтовку, подошел к Уткину и протянул руку:

— Давай кисет…

Уткин молча вынул синий шелковый кисет с вышитой надписью «На память герою Отечественной войны», полученный в первомайском подарке, и с уважением про­тянул его Чередникову. Тот невозмутимо взял кисет, набил из него маленькую са­модельную трубочку, выпустил несколько колец дыма, аккуратно завязал кисет и вернул бойцу.

— Дарю тебе. Помни и чтоб больше со старым солдатом спору не было… Чтобы яйцо курицу больше не учило. Понятно это Вам, товарищ Уткин?

Этот спор еще больше поднял авторитет Чередникова в роте, хотя он и раньше был самим уважаемым человеком и пользовал­ся славой отважного, умелого разведчика. Разведчик! Мы представляем его себе обычно молодым, подвижным, быстрым, с энергичным лицом, с автоматом на груди. Николай Ильич Чередников уже не молод, высок ростом, сутул, медлителен и очень неразговорчив. Он предпочитает слушать, а не рассказывать, отвечает на вопросы по-солдатски – коротко и точно. Автомата он не носит, предпочитая русскую обычную трехлинейную винтовку. Тем не менее разведчик и снайпер он замечательный.

Сибирский колхозник, таежник, потомок многих поколений русских звероловов, он подходит к войне со спокойным расчетом и деловитостью. В немцах он видит зверя более кровожадного и отвратительного, чем хорек, более хищного и вредного, чем волк, более хитрого, чем лиса. И он охотится за ним постоянно и неутомимо, заполняя этим все свои дни. Он не ведет счет истребленным немцам, но друзья его утверждают, что количество убитых им гитлеровцев перевалило за пятьдесят.

Но настоящая военная специальность Николая Ильича – разведка. Он сторонник бесшумной разведки, основанной на ловкости,   хитрости, знании врага, умении маскироваться. Одни или вдвоем со своим напарником Иваном Гришиным, рыжим рябым,   угрюмым   парнем, они, как ящерицы, проползают во вражье расположение, высматривают,   выглядывают, что нужно. Иногда   холодным оружием снимают по пути зазевавшегося часового и всегда так же тихо возвращаются обратно. Чередников охотно учит молодежь своему искусству маскироваться, терпеливо часами выжидать в метель и снег, под палящими лучами солнца или под звенящими столбами толкущихся в воздухе комаров. Он показывает, как надо войлоком обматывать подметки,  чтоб шаг был бесшумен, демонстрирует свой, знаменитый в роте, маскировочный плащ, который он сделал из старой рыбачьей сети, обшив его тра­вой, ветками и корой, и в котором его действительно трудно заметить даже с не­скольких шагов.

Показывает, как нужно, отправляясь в разведку или на охоту, смазывать оружие сверху маслом и осторожно посыпать по поверхности, по маслу песок или пыль, чтобы оно не сверкнуло на солнце и было незаметным, учит десяткам других мелочей. Но ходить в разведку большими группами он не любит.

— Наше дело тихое. Немец — зверь хитрый, пуганый, сторожкий, его надо с умом брать.

Сам Чередников действует действительно с умом. Раз, когда ему приказали взять «языка», он ушел на левый фланг обороны своей части, где разведчики никогда не ходили, так как местность была здесь ровная и голая, и немцы, как рассчитал Николай Ильич, должны быть тут менее осторожными.   Здесь он долго лежал с бойцами боевого охранения, изучая немец­кий передний край. Заметил, где ход сооб­щения  у немцев отделяется  от   траншей.  Затем в  своем плаще   незаметно  подполз к этому самому месту, лег за бруствер и ждал, ждал терпеливо в окаменелой неподвижности.   Первый   прошедший   немец не понравился разведчику. Он был слишком крупен и толст, его трудно было бы нести.   Дав   ему   беспрепятственно   пройти мимо,   он   дождался,   пока   вдали не показался немец подходящей комплекции, подпустил его, а потом оглушил ударом приклада, бесшумно выудил наверх и ползком, на себе, без единого выстрела притащил «языка» в свою часть.

В другой раз, когда в части были получены сведения о том, что немцы что-то затевают и «языка» надо было достать немедленно, опять послали Чередникова. Он молча выслушал приказ командира забрал свой плащ, винтовку и пошел к переднему краю. Не дожидаясь, пока совсем стемнеет, он переполз свой рубеж обороны и так ловко   стал двигаться к немецким окопам, что даже свои, следившие за ним, перестали его видеть. Но шагах в двадцати от немцев он почему-то привстал. Наши, сидевшие в дозоре,слышали,  как у немцев рванулось несколько автоматных очередей, видели, как,   широко вскинув руками, упал навзничь разведчик. И все стихло. В сгущавшихся сумерках на месте, где он упал, было видно неподвижное тело с нелепо поднятой рукой. Немцы попробовали подползти к трупу. Наши сейчас же открыли по ним огонь.

Иван Гришин сидел с бойцами передо­вого дозора. Он всё видел и, отворачиваясь, украдкой смахивал со своего лица сле­зы. Он ждал темноты, чтобы вынести тело друга. Когда сгустилась ночь, Гришин бы­стро перелез через бруствер, вылез из око­па и, миновав заграждения, пополз по «ничейной» земле. Но тут в траве он услышал вдруг тяжёлое хриплое дыхание. Кто-то полз ему навстречу. Гришин притаился, замер и вдруг услышал голос приятеля:

— Кто там?  Не стрелять, свои. Пароль – «миномет». Ну, чего притаился, думаешь, не слышу, помоги тащить. Ну!

Оказывается, разведчик, поняв важность задания, решил на этот раз рискнуть. Расчет у него был такой: приблизиться к не­мецким окопам, дать себя заметить. Упасть до выстрелов, притвориться мёрт­вым, дождаться, когда с темнотой немцы полезут обшаривать его тело, и вот этого-то немца и забрать в «языки».

— Я с ними третью войну воюю.   Повадки мне их известны. Немцу нипочем не стерпеть, чтобы труп не обшарить, — пояснял он потом товарищам.

Недавно полковник вручил Николаю Чередникову одновременно медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды. В этот торжественный для него день молчаливый и неразговорчивый  Чередников расчувствовался, разговорился и рассказал товарищам, как еще совсем молодым новобранцем участвовал он в Брусиловском наступлении, как бежали тогда немцы под ударами русских войск, как охотником вызвался   он с партией лазутчиков пойти во вражеский тыл, как он взял в плен, обезоружил и привел к своим австрийского капитана и как получил за это свою первую боевую награду — Георгиевский крест.

Потом рассказывал он, как бежали немцы от русских на Украине в 1918 году,   как   гнали их   красные полки   и как с группой красноармейцев, по приказу командира полка, ходил Чередников к нем­цам в тыл, как отбили они штабные   повозки,     захватили     сундуки   с   деньгами и документами   и   как   за это сам   командир дивизии подарил Чередникову серебряные часы. Старый разведчик достал эти боль­шие,   толстые   часы,   на крышке которых были выгравированы две скрещенные винтовки   и   надпись: «За храбрость, отвагу и усердие». Часы долго ходили по рукам, и, когда они вернулись к  хозяину, тот задумчиво посмотрел на циферблат:

— Гнали мы тогда немцев споро.. Ходко гнали. Еле за ними поспевали. Ну, что ж, братцы, и опять погоним, немного до этого времени осталось.

И он замолчал, задумчиво глядя на циферблат своих толстых часов.

www.world-war.ru