Рейс в один конец

Одним из самых тяжелых периодов стали для меня август и осень сорок четвертого года. Шли ожесто­ченные бои в Прибалтике. Получилось так, что, чис­лясь заряжающим одной из батарей 1865-го зенитно-артиллерийского полка, я в течение нескольких меся­цев водил машины. Водителей не хватало, особенно имеющих опыт ремонтных работ. В августе из нас сформировали отдельный автомобильный батальон. Мы стали совершать челночные рейсы от Каунаса до Шяуляя. Расстояние между этими городами состав­ляло по прямой около 130 километров. Но дороги, а особенно военные, никогда прямыми не бывают, так что путь в один конец составлял километров сто пять­десят и более.

Про тот период я могу сказать так. Когда съездили раз-другой, появилась в автобате невеселая шутка: «Ну, что, завтра рейс в один конец!» Некоторые пле­вались, мол, не каркай раньше времени, но потери мы несли большие. Возили орудийные расчеты, пушки, боеприпасы, продовольствие. В общем, все, что тре­бовалось на войне.

Путь от Каунаса до Шяуляя шел вдоль линии фрон­та. Если первую половину пути мы миновали, считай, по тыловым дорогам, то вторую половину — впритир­ку к передовой. Город Шяуляй считался важным стра­тегическим узлом обороны, и немцы предпринимали постоянные контратаки, стремясь предотвратить вы­ход наших войск к Балтике. Там до побережья остава­лось 100—120 километров. Официально Шяуляй был взят нашими войсками 27 июля 1944 года, но во вто­рой половине августа немцы снова прорвались к го­роду, и бои там продолжались еще долго.

Не считая хозяйственных подразделений, в авто­бате были три автомобильные роты. Количество авто­машин в ротах постоянно менялось и обычно состав­ляло 15—20 единиц. Наша вторая рота состояла из двух взводов. Первым назначили командовать стар­шину Николая Егоровича Мороза. Я его уже хорошо знал и напросился к нему. Он меня взял, хотя имелись водители старше и опытнее. Мне в августе сорок чет­вертого всего восемнадцать лет было. Но технику я знал неплохо, и, кроме того (вот уж не думал!), приго­дилось знание артиллерийского дела.

Ротным командиром был капитан Сулейкин Иван Прохорович. По виду совсем гражданский дядька, лет тридцати пяти. Полноватый, с залысинами, на коман­дира совсем не похож. Он был призван весной и ни­как не мог привыкнуть к военной жизни. Человек был добродушный, нас, шоферов, всегда защищал. Он бо­лел геморроем, в рейсах сильно страдал. Его порой оставляли заниматься ремонтом и хозяйственными делами, тогда нами командовал старшина Мороз. Оба хорошо знали все наши машины, быстро осваи­вали трофейные. Командир второго взвода, младший лейтенант Кущенко, окончил автомобильное училище, технику знал плоховато. Не стеснялся учиться у нас. Молодой, лет девятнадцати, но уже женатый.

Нас сразу предупредили: ребята, здесь русских не жалуют. У литовцев была сильная националистиче­ская организация «Омакайтсе» [1]. Назвать ее фашист­ской? Прибалты обидятся. Для литовцев они сейчас герои. Но против нашей власти боролись и в нас стреляли. Это была одна опасность. И вторая — когда двигались вблизи линии фронта, приходилось дер­жаться особенно настороженно. Кроме обязательных авианалетов немцы предпринимали большие и мел­кие контрудары. Особенно на подступах к Шяуляю. Со стороны своих укрепленных узлов Юрбаркас, Кельме, Куршенай. Если бы я по этому маршруту, а позже, от Вильнюса до Кенигсберга, не помотался, то, пожалуй, не рискнул бы себя фронтовиком называть. Вот где лиха хватили!

Избитую вдрызг полуторку мне заменили на аме­риканский грузовик «шевроле». Не в обиду нашей тех­нике скажу, машина была хорошая. Сильный мотор, просторная теплая кабина, металлический кузов. Бра­ла она тонны три груза. Мне достался «шевроле» только с задним ведущим мостом, а были и вездехо­ды с обоими ведущими мостами. Зато имелась ле­бедка самовытаскивания. Если в грязи засядешь, от­мотаешь, сколько надо, троса, забьешь металличе­ский костыль и сам себя вытаскиваешь. Можно было за дерево трос цеплять. В общем, удобная штука.

Обычно роту сопровождали два-три охранника. Да и сами водители имели карабины, гранаты, у некото­рых — автоматы. На трассе примерно через каждые 50—70 километров стояли ремонтные точки. Обычный грузовик со сваркой, краном-стрелой, бригадой ре­монтников. Они нам крепко помогали.

В первый рейс отправилось четырнадцать машин во главе с капитаном Сулейкиным. Кроме двух «студе­беккеров» и двух «шевроле», шли ЗИС-5 и полуторки. Больше всего полуторок. Кроме груза, везли артилле­ристов и четыре «сорокапятки» на прицепах. Получи­ли паек на трое суток. Из расчета сутки туда — обрат­но и день на месте. Паек состоял из пары банок ту­шенки, буханки хлеба и нескольких сухих брикетов пшенной и гороховой каши. Со мной вместе сидел молодой младший лейтенант — артиллерист.

— Сергей, — так он представился. Ну, а я ответил, что меня зовут Петр.

Младший лейтенант, только что из училища, не­давно принял огневой взвод. В кобуре новенький пис­толет, планшет, вещмешок с пайком. У меня — кара­бин и две гранаты РГ-42. Маршрут складывался так, что нам предстояло пересекать довольно широкую реку Невежис. Она текла с севера на юг и недалеко от Каунаса сливалась в одно русло двумя широкими ру­кавами. Можно было пересечь ее через понтонный мост в городе Кедайняй (60 километров от Каунаса), но, по слухам, переправу там сильно бомбили, и всег­да скапливалась огромная очередь техники.

Мы схитрили и благополучно переправились здесь же под Каунасом. Все же места знакомые, мы знали, когда бывает меньше машин. Правда, дальнейшая до­рога пролегала ближе к линии фронта, но зато мы из­бежали толкучки на переправе. А для нашего брата-шофера нет ничего рискованнее переправ. Скатились по бревенчатому настилу, и ходу! Торопились быст­рее от моста съехать. На берегу воронка на воронке, разбитые машины, сгоревшие танки, раздутые трупы лошадей. Мой пассажир глянул на исковерканную трехдюймовую зенитку и только вздохнул. Ствол, как пруток, согнут, платформа в землю вмята, колес во­обще не видно. Судя по всему, накрылся расчет.

Километров пять отъехали, «Юнкерсы-87» идут на высоте километра в сопровождении истребителей. Наверняка, бомбить переправу. Нас они не тронули. А Сулейкин, проехав с километр, заспорили с Моро­зом: или дальше гнать, или срочно искать укрытие. «Гнать» — слишком громко сказано. При всем стара­нии колонна могла выжать километров тридцать в час. «Студебеккерам» все нипочем, ЗИС-5, как брюхатые коровы, тащатся. Да и полуторки изношенные, тоже не разгонишь. Все машины загружены под завязку. Решили нырнуть в лес.

Позади, возле переправы, ухали взрывы. Вовремя проскочили! Вскоре «Юнкерсы», штук девять, снова появились над нами. Шли на свой аэродром в сопро­вождении «Мессершмиттов». Два «мессера» нас раз­глядели, ударили из пушек и пулеметов. Но в лесу по­пасть в цель не просто. Мы торопливо отбежали от машин, попрятались за деревьями, в промоинах. Гру­зовикам немного досталось: где кузов пробило, где шину. Первый день вроде благополучно закончился, без потерь. Но двигались все равно медленно. После короткого совещания Сулейкин настоял ехать ночью.

Это было не лучшее решение. Небо заволокло ту­чами, пошел дождь, грузовики начали буксовать. Вы­лезали, вытаскивали машины, а тех, кто засел капи­тально, вытягивали на буксире «студебеккеры». Води­тели, усталые (почти сутки за рулем), промокшие, реакция не та. «Студебеккер» рванул засевшую полуторку с такой силой, что у нее вылетел задний мост. Никогда не слышал, чтобы люди так ругались. Это старшина Мороз поливал в три этажа дождь, плохие дороги и начальство, которое гонит старые машины в темноте невесть куда.

В общем, неплохо начавшийся день закончился аварией. Часа три поспали кто где мог. Потом убеди­лись, что полуторку быстро не отремонтируешь, и раскидали груз на другие машины. Водителя остави­ли ждать ремонтников, а на колеса полуторок и ЗИС-5 Сулейкин приказал надеть цепи противоскольжения. Штука капризная и не слишком эффективная. К тому же большинство цепей были старые, ржавые. Уже че­рез час, когда мы выталкивали одну из машин, цепь оборвалась и с маху хлестнула по руке моего младше­го лейтенанта. Кости не перебило, но буквально за полчаса рука опухла, а лейтенант хоть и терпел, но покрылся от боли холодным потом. Лечили его, как обычно, спиртом.

Мы, кажется, совершили ошибку, переправившись через Невежис под Каунасом. Дело в том, что даль­нейший маршрут пролегал слишком близко к линии фронта. Какое-то время двигались вдоль реки Дубисса. Дороги были забиты войсками, и хотя в небе появ­лялись наши истребители, немецкая авиация в покое нас не оставляла. Каждый час приходилось сворачи­вать в лес, пережидать налеты. Иногда не успевали и бежали, оставив машины на дороге.

Бомбардировщики нас не трогали. Зато часто на­летали «Мессершмитты» и «Фокке-Вульфы» (их назы­вали «фоккеры»). Гадостный для нас самолет! Темно-серый, похожий окраской на гадюку, с огромным кре­стом в белой окантовке через весь фюзеляж. Такие же кресты на крыльях, а на хвосте — свастика. Несла эта гадюка четыре 20-миллиметровые пушки и два пулемета. Сыпали на нас мелкие бомбы, но в основ­ном стреляли по машинам из своих многочисленных стволов. Наши самолеты в воздухе постоянно не де­журили. Пролетит пара, а иногда одиночный «Як» или «Лавочкин». Немцы обычно дожидались, когда небо чистое, и тогда проносились над колонной. Из-за пло­хой дороги, бывало, по сотне машин друг за другом шли.

Но вернусь к первому рейсу. Уже через несколько часов разворотило мотор нового «студебеккера» и тя­жело ранило шофера. Потеря мощного трехосного вездехода («студебеккеров» было всего два) стала для нас ощутимой потерей, не говоря уже о раненом водителе. Снова перегружали ящики. Мой «шевроле» был загружен, как верблюд. Кроме меня, в кабине си­дели два человека, а один стоял на крыле, наблюдая за воздухом. Новый налет сразу четырех «Фоке-Вульфов-190» оказался трагичным. Самолеты вымахнули двумя парами, выстилая перед собой полосу трасси­рующих пуль и снарядов. Кто нырнул под машину, кто бросился под обочину. ЗИС-5 загорелся, а через не­сколько минут взорвался, накрыв своими обломками и осколками боеприпасов второй «студебеккер». Шо­фер, Ваня Крикунов, мой дружок, отчаянный парень, нырнул в кабину и отогнал дымившийся «студебек­кер» под деревья. Кроме этого, пулями и снарядами были повреждены еще два грузовика. Едва закончил­ся налет, мы обнаружили, что четыре человека убиты и около десятка ранены. Спешно перевязывали ране­ных, отвозили их в лес, туда же перегоняли уцелев­шие машины.

Иван Прохорович Сулейкин сильно нервничал. Для него груз и машины — святое дело. Он очень пережи­вал за их потерю. А тут одна машина сгорела, одна сломанная в лесу торчит, а четыре повреждены. Про убитых и раненых, как всегда, говорили в последнюю очередь. С ранеными вопрос решили быстро. Угово­рили водителей, идущих порожняком, довезти их до медсанбата и переслали записку с просьбой выслать ремонтников.

Впрочем, на быструю помощь рассчитывать не приходилось. Срочно взялись за ремонт сами. Два грузовика кое-как залатали, сменили шины, а один ЗИС-5 и полуторка были разворочены слишком силь­но. Снова перегружали и распределяли ящики по ос­тавшимся десяти машинам. Похоронили погибших и, перекусив всухомятку, завалились спать. Когда стем­нело, Сулейкин нас растолкал, и мы двинулись даль­ше. Под утро уткнулись в правый приток Невежиса. Он был узкий, но болотистые берега заставили саперов навести широкий понтонный мост и выложить подъ­езды бревнами. До Шяуляя оставалось километров тридцать, линия фронта совсем под носом, а машин и повозок с обеих сторон скопилось несколько сотен. Пропускали без очереди только санитарные машины, танки и машины с орудиями на прицепе.

Несмотря на зенитное прикрытие, мы отчетливо представляли, что здесь будет, когда станет светло. Кое-как протолкнули четыре наших грузовика с «сорокапятками», а оставшиеся шесть машин загнали в лес. Лесом это месиво воронок, сломанных или го­лых, без ветвей деревьев, было назвать трудно. О том, что укрытие ненадежное, свидетельствовало несколь­ко сгоревших машин. Забросали ветками грузовики. Пока бродил вокруг, обнаружил пять или шесть полу­разложившихся трупов. Глядя на объеденные хищни­ками тела, стало не по себе. Неужели нельзя было по­хоронить?

[1] Omakaitse (эст. самооборона) — эстонская военизированная организация, действовавшая в годы Второй мировой войны на стороне Германии. Члены «Омакайтсе» занимались уничтожением евреев, сторонников советской власти, несли караульную и конвойную службу (в том числе в концлагерях), проводили облавы на партизан и окружённых советских военнослужащих. Численность членов организации, формировавшейся на добровольной основе, в 1943 году превысила 40 тысяч человек.

Источник: В. Першанин Штрафники, разведчики, пехота. «Окопная правда» Великой Отечественной. М.: Эксмо: Яуза, 2010. с.127-135.