Провокация

ПРОВОКАЦИЯ

Наступила осень. Солнечные сентябрьские дни часто перемежались с дождливыми. Дороги сильно раскисли.

Дивизия полковника Поплавского, находясь в резерве армии, готовила оборонительный рубеж по реке Днепр, юго-западнее Сычёвки. В инженерном отношении оборонительная полоса состояла из трех боевых позиций. Готовились также отсечная и ложная позиции. Перед передним краем и в глубине обороны устанавливались минные заграждения. На танкоопасном направлении оборудовался противотанковый район, в состав которого входили: противотанковый дивизион дивизии, дивизион гаубичного артполка, которым командовал я, и дивизион корпусного артиллерийского полка.

В последних числах сентября шли ожесточенные бои в районах Белый и Батурино. И, хотя до этих районов было около сорока километров, канонада прослушивалась четко, особенно в ночное время. Немцы рвались на восток. Они вели непрерывную воздушную разведку, вскрывая систему обороны советских войск.

Как-то утром прилетел немецкий разведывательный самолет, как его называли «рама», и разбросал листовки. На листовках помещалось фото, на котором немецкий офицер допрашивал Якова Джугашвили – сына Сталина. В тексте листовки говорилось о том, как советский командир добровольно сдался в плен, и предлагалось бойцам и командирам Красной Армии смелее переходить на сторону немцев.

— Я приказал быстро собрать и сжечь листовки, — сказал Петровский.

— Не беспокойтесь, комиссар, — ответил я, — наши люди в плен не пойдут!

— В плен не обязательно идти. Туда можно попасть, будучи раненым, — сказал комиссар.

Тогда еще никто и не предполагал, что ожидает бойцов, вернувшихся из плена живыми.

ОКРУЖЕНИЕ

Однажды утром к переднему краю обороны дивизии подошла разведка противника. Вначале из-за кустарников показался легкий танк и начал курсировать вдоль фронта. Я сразу же получил доклады подчиненных командиров, да и сам я мог наблюдать за действием танка, но мне не хотелось вскрывать преждевременно систему огня. Через 10 минут, в другом месте, появился еще один вражеский танк. Он стоял на опушке рощицы, и танкисты вели наблюдение через открытый люк.

Я приказал выкатить на площадку 45 миллиметровую пушку и уничтожить немецкие танки. Всю ночь шел дождь, аппарели раскисли и были очень скользкие. По этой причине расчет с трудом выкатил орудие для стрельбы. Этой заминкой воспользовался противник, и, упредив нас в открытии огня, вражеский танк произвел выстрел и вывел из строя расчет сорокапятки. Однако первым же выстрелом гаубицы немецкий танк был подожжен и начал дымить. Вторым снарядом сорвало башню второго танка. После этого наступила тишина. Никаких признаков действий немецких разведчиков не наблюдалось…

В середине дня появилась большая колонна танков, бронетранспортеров и автомашин противника. Она двигалась по большаку, ведущему на Сычевку, обходя оборону дивизии слева. К вечеру оказалось, что вражеская группировка находится уже не только на фланге, но и в тылу дивизии. В этом все убедились после того, как вражеский самолет, пролетая над линией фронта, обозначил в воздухе положение войск цветным дымом. Оставалась лишь одна дорога, проходящая через заболоченный район, по которой можно было вывести дивизию из еще не сплошного кольца окружения. По приказу командования, дивизия оставила подготовленную полосу обороны и начала отход в направлении на Ржев.

НА ПУТИ К РЖЕВУ

Мой дивизион следовал в колоне за штабом полка. К вечеру колонна, двигаясь по лесной дороге, подошла к опушке леса. Впереди виднелась деревня Медведево. И тут командир полка, подполковник Чернобаев, находившийся на главной машине, увидел немецкую колонну, выходившую справа на полковой маршрут. Машин было много, и все они тащили на прицепах миномёты.

Отходить было некуда – за нами по пятам следовал противник. Выход был один – прорываться вперёд. Я обратился к подполковнику за разрешением развернуть дивизион и расстрелять вражескую колонну.

— Действуйте! – приказал командир полка.

Дивизион развернулся на прямую наводку и открыл беглый огонь по немецкой колонне. Более двух десятков машин загорелось. Фашисты в панике выскакивали из кузовов автомобилей и разбегались в разные стороны, многие из них поражались осколками рвущихся снарядов. Через некоторое время немцы опомнились и открыли по дивизии минометный и ружейный огонь. Бой продолжался около часа. Наступала ночь. Колонна полка возобновила движение на Ржев по тяжелой лесной дороге, в обход Медведево с запада.

В город Ржев прибыли ночью. Во многих районах города полыхали пожары. Мост через Волгу был поврежден. Артиллеристы приступили к ремонту настила. Работа шла споро. Казалось, что задача вот-вот будет завершена, но, как только стало светать, по колонне открыли огонь немецкие автоматчики. Они уже с вечера находились в городе.

Некоторые бойцы и командиры вступили в неравный бой с противником, чтобы дать возможность другим закончить работы по ремонту моста. Как только мост был готов, дивизион начал движение в северную часть города. Но удачно прошли только пятая и шестая батареи. Батарея Гроня понесла большие потери: все ее тягачи были выведены из строя. Возник вопрос, что же делать теперь с гаубицами? В этой обстановке командир дивизиона приказал снять орудийные затворы и выбросить их в Волгу, личный состав батареи отводить на север.

Оказавшись в экстремальной обстановке, я сильно переживал. Мой дивизион находился уже в городе, в гуще врагов. Я не знал, где сейчас находятся пятая и шестая батареи. Такая горечь была на душе, но медлить было некогда.

Я видел, как на прибрежной улице майор Козуб и старшина Татарчук обливали бензином машину с секретными документами и поджигали ее. Я побежал в сторону моста, чтобы посмотреть, не осталось ли там раненых, но, как только выскочил из-за угла дома, лицом к лицу встретился с двумя солдатами противника. Немцы закричали: «Рус, хенде хох!». Имея автомат в готовности к стрельбе, я короткой очередью уложил обоих.

Постепенно огневой бой у переправы затихал. Бойцы и командиры, используя овраги, выходили в северную часть города. Отход частей дивизии продолжался в направлении на Торжок.

Лейтенант Юрий Лев

В один из осенних вечеров моя семья готовилась к ужину. Вдруг громко залаял Шарик, и моя мать, Вера Иосифовна, увидела незнакомого мужчину, который вошел во двор и медленно направлялся к крыльцу дома. Когда он вошел в дом, все увидели худого, крайне истощенного, сероглазого и русоволосого человека. На нем были сильно изорванное, грязное военное обмундирование и разбитые хромовые сапоги. Обращаясь к хозяйке, он сказал:

Вера Иосифовна, я командир Красной Армии, лейтенант Юрий Лев, друг вашего сына Тимофея.

Мама как услышала эти слова, ее будто током ударило, она с трудом удержалась на ногах. В мозгу сразу вспыхнула мысль: а где же ее сын? Может, он уже погиб?!

 Немного придя в себя, она спросила Юрия:

— А звидкы ж цэ ты прыйшов?

— В боях под Киевом наша часть попала в окружение, многие бойцы и командиры были убиты и ранены, а часть оказалась в плену.

— А мого сына ты нэ бачив?

Нет, Тимофея я не встречал. Часть, в которой он служил перед войной, по всей вероятности, действует в Белоруссии, а может даже в Подмосковье, — ответил Юрий.

Мама задавала Юрию вопросы, выслушивала его вполне логичные ответы, и все же в душу закралось какое-то подозрение. А вдруг немцы подослали шпика под видом командира Красной Армии, бежавшего из плена. А Юрий подошел к стене и стал рассматривать фотографии, висевшие на ней. Карточки с моим изображением в форме курсанта и лейтенанта висели в том порядке, как это было еще до войны. Юрий сказал:

— Вера Иосифовна! Вот на этом снимке мы с Тимофеем сняты в 1939-м году в Харькове, а вот здесь сфотографированы в Могилеве, в 1940-м.

Все, как будто бы, совпадало и давало основания полагать, что перед ней свой человек. Тогда мама сказала:

— Юрий, давай-ка, умывайся, та будэмо тэбэ угощаты, чым Бог послав.

Когда Юрий покушал, хозяйка дала ему белье, он помылся, переоделся и лег спать.

На следующий день лейтенант рассказывал:

— После окончания Харьковского артучилища, мы с Тимофеем участвовали в Освободительном походе в Западную Белоруссию, а затем служили в одной части и, как холостяки, проживали с ним в общежитиях и на частных квартирах. Так было в Могилеве, в военных городках Полыковичи и Пашково, так было и в городе Льгове, где мы снимали комнатку у стариков Сапуновых.

— А як жэ ты, Юра, найшов нашэ сэло? – спросила мама.

— Это было не сложно. Мы с Тимофеем вместе писали и читали письма и знали друг о друге все. И вот знание вашего адреса мне сейчас очень пригодилось, — отвечал Юрий.

Обстановка в Воробьевке была сложная. В селе действовали фашистские холуи, которых надо было постоянно остерегаться. Особенно не следовало показываться на глаза немцу-референту Пайперу и полицаю Григорию Дзере, проживавшему недалеко от нашего дома.

Однажды, работая в огороде, мама увидела приближающихся полицаев. Она сразу же предупредила Юрия и детей. Юрий и Михаил успели спрятаться на чердаке дома, Антонину и Настеньку полицаи схватили и увели для отправки в Германию. На просьбы моих родных оставить девчат в покое, так как в семье много немощных, полицаи не обратили внимания.

Оставаться в Воробьевке было очень опасно, и Юрий попросил мою маму помочь ему с теплой одеждой и продуктами на дорогу.

— Та куды ж цэ ты пидэш? Наступають холода. Жывы у нас до вэсны, а там выдно будэ.

— Нет, тетя Вера, я не имею права отсиживаться у вас. Тимофей ведь воюет, и я тоже должен бить фашистов.

— Хто у тэбэ е из родни?

— Мать проживает в Харькове. Брат летчик, капитан.

Ночью Юрий Лев ушел на восток. О его гибели в бою с врагом я получил весточку от его невесты, проживавшей в Харькове, лишь летом 1943 года.

НАСТЕНЬКА

Вначале парней и девушек доставили на станцию Попельня. Там их хватали за шиворот и вталкивали в товарные вагоны. В ходе погрузки Антонина и Настенька потеряли друг друга, они оказались в разных поездах.

Под вечер поезд, в который попала Настенька, начал движение. Куда везут, никто не знал. Людей в вагоне было не менее пятидесяти человек. Там можно было только сидеть или стоять. Девушки измучились основательно, они перенесли неслыханные издевательства, — ведь их вылавливали в городах и селах, как скот, и доставляли на сборные пункты.

Прижавшись спиной к стене вагона, Настенька сидела на полу, недалеко от входной двери и думала. Прежде всего, она была озабочена неизвестностью: куда завезут, какие трудности предстоит еще перенести? Придется ли вообще когда-либо увидеть своих родных, или это уже конец всем мечтам и надеждам?

Монотонный стук колес вагона на стыках рельсов сильно убаюкивал, и многие девушки уснули. Поезд двигался медленно, часто делая остановки, на некоторых станциях очень длительные.

На станции Шепетовка немцы, сопровождавшие поезд, приказали выходить из вагонов. Они подавали команды на смешанном немецко-русском языке:

— Aussteigen! Dort кушай brot!  (Выходите! Там кушать хлеб! (нем.))

Недалеко от вагонов стояла автомашина, с которой солдат выдавал парням и девушкам по куску хлеба. Народа возле автомобиля собралось много, а охранников было около десятка. Один из парней устроил заварушку. Поднялся крик, началась драка. Немцы стали усмирять дерущихся, вязать им руки. Этой суматохой воспользовалась группа парней и девчат, и они побежали к ближайшему лесному массиву. Среди убегавших оказалась и Настенька. Пробежав около трех километров, она стала задыхаться, отстала от группы и остановилась. Отдышавшись, она пришла к выводу, что дальше ей нужно действовать самостоятельно.

Так, непредвиденно, состоялся ее побег из-под стражи и начался очень опасный и трудный путь к родному дому.

Настенька продвигалась по обочине булыжной дороги, ведущей на Бердичев. Ежедневно она преодолевала по 15-20 километров. Хорошо, что дорога была глухая, без интенсивного движения людей и транспорта.

Как-то вечером Настенька подошла к Бердичеву и решила устроиться на ночлег на его окраине, напоминавшей сельский поселок, и здесь ей повезло, — в одном из домов ее приютили. Семья оказалась еврейской. Старика звали Фулей, старуху – Сарой. У них была дочь Ревекка с тремя ребятишками. Хозяева были добродушные: они сперва покормили Настеньку, предложили ей вымыть ноги и лечь спать в небольшом чуланчике. Но желанный отдых вскоре прервался.

Ночью по улице разъезжали мотоциклисты, слышалась стрельба. Евреи сильно переполошились, они непрерывно охали и хватались за головы:

— Сара, герш ду, что будем делать? — спрашивал Фуля. (Сара, слышишь ли ты, что будем делать? (евр.))

— Энде ферфал, ой, Гот, Гот! (Конец, пропали, ой, Боже, Боже! (евр.)) — кричала Сара.

Настенька, сидя в чуланчике, тоже сильно переживала, но вскоре мотоциклисты куда-то умчались, наступили тишина, и тогда Фуля сказал:

— Девочка, мы очень рискуем. Надо бы тебе этой ночью выбраться из города. Мы поможем продуктами.

Настенька поблагодарила хозяев за гостеприимство и, пробираясь садами, огородами и глухими переулками, вышла к южной окраине города. Там, в районе Лысой Горы, видимо, размещались какие-то части, потому что на всех перекрестках улиц стояли немецкие патрули.

Выйдя из города, Настенька пошла на станцию Рось и далее, по глухому большаку, направилась к Воробьевке. По пути она зашла в Рыбчинцы, к нашей тетке Поле. Там она отдохнула, подкрепилась и ушла домой.

ВОЙНА И МИР

В ноябре обстановка изменилась: советские войска остановили продвижение вражеских полчищ на ближних и дальних подступах к Москве.

Моторизованная дивизия оборонялась в составе первого эшелона войск Калининского фронта. Оборона строилась на широком фронте, отдельными узлами сопротивления и опорными пунктами. Между подразделениями были большие промежутки, обусловленные лесисто-болотистой местностью. Части совершенствовали инженерное оборудование оборонительных позиций, пополнялись личным составом и техникой, вели огневой бой с противником.

Однажды, сидя у костра и отогревая руки, бойцы батареи младшего лейтенанта Гроня делились впечатлениями о коллективно прочитанной книге «Война и мир». Красноармеец Сивобоков спросил у младшего сержанта Косицина:

— Скажите, какую книгу следует прочитать, чтобы стать умным, как этот Лев Толстой, и чтобы также складно писать?

— Нет и не было такой книги, чтобы прочитать ее – и сразу всему научиться, особенно тому, как книги писать, — ответил Игорь Косицин.

— Здесь недостаточно одного таланта, — сказал командир взвода младший лейтенант Диденко. – Надо много читать, поездить по стране, посмотреть, как там люди живут.

— А каков Кутузов! – воскликнул боец Слобода. – Вот это старик! Уже после Бородинского сражения он все увидел и твердо сказал: «Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской!».

— Мне очень понравился граф Безухов, — промолвил сержант Чернобривцев, — как он на кургане сгреб за горло французского офицера!

— А мне больше всех полюбился князь Андрей, — отметил старшина Штогрин, — видно, злой, но умный.

Материал для публикации на сайте передал автор воспоминаний.

Продолжение следует.