Прощай, армия. Что дальше?

Александр Семенович Добров

Прощай, армия. Что дальше? Учеба и работа (1946–1989 гг.)

В 1946 году я был по болезни уволен в запас из рядов Советской армии (только-только изменили название РККА на Советскую армию), в которой прослужил с 17 до 23 лет, и вернулся домой инвалидом Великой Отечественной войны 2-й группы. Никакой гражданской специальности у меня не было. Нужно было учиться. Познакомился с профилями подготовки специалистов в ряде институтов Свердловска, остановил свой выбор на юридическом институте. Сдал вступительные экзамены и был зачислен студентом первого курса Свердловского юридического института.

После окончания Великой Отечественной войны – самой жестокой и кровопролитной, в которой, по свидетельству японцев, «… одна только блокада Ленинграда в арифметическом отношении – это четыре Хиросимы…»[1], народное хозяйство было разрушено, и для его восстановления нужны были квалифицированные кадры. Призванные в армию после окончания средней школы люди гражданских специальностей не имели. Немалая часть этих бывших фронтовиков поступила учиться в различные вузы.

Послевоенные наборы студентов, особенно 1945, 1946 и 1947 годов, были представлены, в основном, бывшими фронтовиками. Их сразу было видно: в чем воевали, в том и появились в аудиториях, только без погон. Наш набор 1946 года – 250 человек, в котором некоторые группы так и назывались – офицерские. Все занятия проходили в одной части здания по ул. Малышева, 2б. Там же были студенческое общежитие и комнаты для проживания преподавателей.

В нашей комнате учебного корпуса поселилось 18 студентов, как и в других аналогичных комнатах, были двухъярусные койки. На одном из ярусов на нижней койке спал я, а на верхней – Валентин Михайлович Кошкин, тоже фронтовик, лейтенант, командир взвода стрелковой роты. Он был демобилизован после тяжелого ранения.

В комнатах студенты готовили себе довольно скудную пищу, от употребления которой никогда не наступало ощущения сытости. Под кроватями у нас хранились музыкальные инструменты институтского оркестра, включая литавры и барабан. Сверх того – три аккордеона. В тумбочках студенты хранили продукты питания, если они были, а на тумбочках – свои конспекты.

По соседству с нашей комнатой располагалась квартира заместителя директора института, профессора, доктора юридических наук Бориса Борисовича Черепахина. Вряд ли читатели могут представить условия для научной работы Бориса Борисовича и для отдыха его и его семьи.

Рядом с учебным корпусом стоял полусгнивший барак с печным отоплением – общежитие студентов. В настоящее время на этом месте находится Дом работников юстиции.

Относительное спокойствие в нашей комнате наступало лишь тогда, когда трое наших самодеятельных художников – студенты Балакирев, Михалев и Кошкин брались вдохновенно рисовать коврики «гуси-лебеди» для стен у кроватей жителей Свердловска, дабы обогатить свой стол не разнообразием кушаний, а той же картошкой и черным хлебом, но только в несколько увеличенных размерах, не забывая и аппетиты неталантливой братии студентов.

В другой части нашего здания располагались Управление Министерства юстиции по Свердловской области, областной суд и областная прокуратура, юридическая школа, контора адвокатов и нотариальная контора, почтовое отделение. В полуподвальном помещении находилась общая столовая для студентов, преподавателей института и юридической школы, работников суда и прокуратуры и служащих прочих учреждений.

Наш художник и аккордеонист Валерий Никандрович Михалев узнал, что директору столовой влетело от вышестоящих общепитовских руководителей за отсутствие стенгазеты. Михалев заявился к директору и объявил ему, что он берется выпускать их стенгазету: писать статьи, оформлять и вывешивать на стену в указанные ими сроки на следующих условиях: краски, бумага и все, что требуется для стенгазеты, обеспечивает столовая, она же кормит его супом и разрешает ему, Михалеву, мыться в их душе. Директор был вне себя от радости, что нашелся такой человек и всего-то за черпак пустых щей.

Нужно отдать должное таланту Михалева. Выпускаемая им газета была красочно оформлена. Его статьи, конечно, за подписью работников столовой, вскрывали плохие стороны в ее работе и отмечали достижения коллектива, о которых раньше этот коллектив и не догадывался, так же, как и их директор не предполагал, что Валерий Никандрович в недалеком будущем будет работать корреспондентом ТАСС по Ставропольскому краю.  В итоге стенгазета была признана лучшей по тресту столовых и ресторанов, а Михалев, как говорится, ногой открывал дверь в директорскую каморку-кабинет.

Чтобы помыться, нужно было потратить несколько часов на очередь. И Михалев предложил всем, проживающим в нашей комнате, воспользоваться душем в столовой. Условие одно, если кто будет спрашивать через закрытую дверь в душ и туалет, кто моется, отвечать одним словом – Михалев! Мы быстро установили очередность, кто за кем пойдет в душ, и приступили к помывке. Жаждущие сотрудники столовой посетить туалет не могли. А на вопрос «кто там?» голоса разной тональности отвечали: «Михалев!». В конце концов, когда очередной член нашей комнаты ответил: «Михалев!», рассерженный мужской голос весьма громко произнес: «Что за чертовщина! Какой-то Михалев занял с утра душ и весь день моется!». Мы в тот день помывку прекратили и о случившемся рассказали Михалеву. Он ответил, что все равно они (работники столовой) его не выгонят, а с ее директором он все недоразумения утрясет. Газету-то кто еще согласится им выпускать? Мы составили свой график пользования душем в столовой, и тем самым доступ в туалет для работников столовой был обеспечен, и наши помывки продолжались. Михалев иногда ухитрялся приносить полный котелок столовских щей и подкармливал нас до отмены карточной системы и проведения денежной реформы в декабре 1947 года. До этого мы все жили впроголодь.

Мне, как инвалиду войны II группы, давали хлебную карточку на белый хлеб. И вот мои товарищи по комнате предложили продать подороже на рынке мои 500 граммов белого хлеба и на вырученные деньги купить черного хлеба, но уже 700 граммов. Так и поступили. Сам бы я никогда не стал заниматься этой операцией, о чем и мои сокурсники знали. Конечно, 700 граммов хлеба при ежедневном недоедании, практически без приварка, мало, но все же лучше, чем 500. Сейчас нам вдвоем с женой 700 граммов хлеба хватает на три дня. Разумеется, наш стол разнообразен и ни в какое сравнение со студенческим послевоенным не сопоставим. Можно было прикупить хлеба и на рынке, но цена его была 250 рублей, и стипендия 250 рублей. Моя пенсия по II группе инвалидности составляла 780 рублей, то есть три булки хлеба, по III группе стала – 540 рублей, а это уже две булки хлеба. На помощь рассчитывать неоткуда. В таком положении находились почти все студенты. Как правило, мы все совмещали учебу с работой. Среди нас были грузчики, штукатуры, землекопы, воспитатели в рабочих общежитиях, как Михаил Петрович Прохоров – будущий помощник прокурора Омской области, и прочие «специалисты». Конечно, мы не были профессионалами, но суровая действительность того времени вынуждала работать там, где наш труд был востребован. В профкоме института был специальный сектор, члены которого подыскивали для нас работу.

На случай морозных дней у нас в комнате была одна шапка на несколько человек. Выходили в ней по очереди.

Студенческие вечера с художественной самодеятельностью и танцами проводились регулярно и с большим успехом. На них приглашались студенты других вузов, и нас приглашали на их вечера. Особенно мы любили посещать новогодние вечера в Уральском индустриальном институте, который впоследствии был переименован в Уральский политехнический институт, а в 90-х годах – в Уральский государственный технический университет, где вечера отличались высоким профессионализмом их самодеятельных артистов-студентов и организованностью их проведения. Эти вечера я с теплотой вспоминаю по сей день.

Учебная база института была более чем скромная. Аудиторий критически не хватало, и приходилось во вторую смену проводить занятия в Горном институте. Учебников и учебной литературы было крайне мало, все книги ветхие. Распределялись они по группам студентов, обычно один учебник на 5–7 человек. По отдельным предметам учебников вообще не было или они были запрещены и потому не доступны для студентов, например по политической экономии. Основным источником знаний служили лекции, посещаемость которых была близка к 100%. Если лекция все же была пропущена, то ее переписывали с конспекта. В связи с этим кафедры уделяли серьезное внимание учебно-методической работе. Почти на каждом заседании кафедры обсуждались тезисы или тексты лекций, планы семинарских занятий, вырабатывались позиции по острым проблемам, и мнение кафедры по ним было обязательно для каждого преподавателя. Особенно четко это правило соблюдалось на общественно-политических кафедрах, поскольку постановления партии и правительства, а также партийные директивы обсуждению не подлежали и одобрялись без всяких комментариев. Собственные суждения, ставящие под сомнение те или иные установки, были недопустимы и сурово наказывались. На кафедрах широко практиковалось стенографирование лекций с последующим изучением, обсуждением и оценкой. Если стенограмма лекций не вызывала сколько-нибудь существенных замечаний, считалось, что обсуждение прошло на низком уровне, нужно было искать недостатки. Отдельные стенограммы лекций отсылались на отзыв на аналогичные кафедры других вузов. Такие методы «повышения качества преподавания» были характерны преимущественно для общественно-политических дисциплин: истории партии, философии и политической экономии. На этих кафедрах делались и теоретические доклады, в которых красной нитью проходили суждения о «мудрости и дальновидности» политики партии. Если кому-то соблаговолилось при обсуждении такого доклада заявить, что докладчик недостаточно заострил наше внимание на этой «мудрости и дальновидности», доклад будет признан теоретически слабым, а докладчик, если его не уволили, до конца дней будет попрекаться этим «слабым, теоретически необоснованным» докладом. При этом заявитель такой оценки даже не обосновывает, почему он пришел к такому выводу.

Уже в так называемую хрущевскую оттепель в начале 60-х годов ХХ века Д.С. Карасик и меня – членов кафедры политэкономии – направили как внештатных лекторов обкома КПСС в Тугулымский район для чтения лекций среди населения. В глубинных деревнях этого района не было электричества, а областная газета «Уральский рабочий» объявила о полной электрификации нашей области. По возвращении в Свердловск Д. С. Красик пошла доложить в обком партии об итогах поездки и обо всем, что мы видели: грязь, антисанитария, отсутствие электричества и пр. Вернулась расстроенной. На мой вопрос, как восприняли информацию в обкоме, ответила, что ее обвинили в подрыве авторитета обкома КПСС и в клевете на Советскую власть. Правда, угроз или прямого преследования к тому времени уже не было.

Все равно очень трудно было идти в аудиторию и быть объективным. Студенты все понимали и старались быть лояльными, задавая нейтральные вопросы. Постепенно «оттепель» брала свое, и наряду с «официальным» ответом можно было высказать свое мнение. Так было при преподавании истории партии, философии и политической экономии. Но это было потом, а пока вернемся ко времени нашего студенчества 1946–1950 годов.

По профилирующим дисциплинам преподаватели часто высказывали свою точку зрения по спорным проблемам, изучаемым в читаемом ими курсе. И это сразу приковывало внимание студентов к данному предмету.

В первые послевоенные годы в институте еще работали квалифицированные юристы, получившие образование и степени в дореволюционный период. Их глубокие и разносторонние знания, умение привлечь внимание к изучаемому предмету очаровывали нас, мобилизовывали на углубленное изучение этих дисциплин.

Вспоминаю свои первые студенческие дни. Навстречу мне из здания института выходит невысокого роста человек, весьма бедно одетый и в полуизношенной солдатской шапке. Я подумал, что это, наверное, дворник. Не доходя до меня шагов десять, он достал из кармана небольшую книжку, развернул и начал на ходу читать ее. Я был изумлен и подумал, что если в институте такие дворники, то что же из себя представляют профессора? Пойму ли я тот учебный материал, который мне они преподнесут для изучения? Перешагнул порог, поднялся на второй этаж, где располагалась учебная часть и дирекция, прочитал все объявления, расписание, поговорил, как потом оказалось, с профессором Б. Б. Черепахиным, очень приветливым и располагающим к себе человеком, и решил подать заявление с просьбой допустить меня к сдаче приемных экзаменов. Но кто же мне встретился перед зданием института? Оказалось, что это был профессор Александр Маркович Винавер, крупный ученый в области гражданского и римского частного права. К великому сожалению, нашему курсу не пришлось слушать лекции этого крупного ученого. А. В. Винавер скончался в марте 1947 года. Я помню, что на каждом партийном собрании в последние дни жизни А. М. Винавера, который не был членом КПСС и потому не присутствовал на этих собраниях, выступали единичные злопыхатели из числа далеко не лучших преподавателей и безосновательно и голословно пытались обвинить его, «навешивали» на него всякие «ярлыки», позорящие самих выступающих, а никак не этого благородного и авторитетнейшего учителя.

На первом курсе мы изучали латинский язык, который нам преподавал В. А. Игнатьев, старый русский интеллигент. Это был профессионал, глубоко знающий свой предмет. Он и нас довольно быстро убедил в необходимости знания латинского языка для дальнейшего изучения не только римского частного права, но и всех других правовых дисциплин. Его занятия проходили с блеском, оставляя в нас глубокий след для размышлений.

Мы, бывшие фронтовики, изголодавшиеся по учебе, с большим вниманием слушали лекции наших эрудированных учителей, вели конспекты, стремились выяснить все, что нам было непонятно, и потому наши семинарские занятия зачастую проходили бурно и целеустремленно.

Общепризнанно, что бухгалтерский учет, статистика и финансовое право – это «сухие» дисциплины, не вызывающие у студентов особого интереса. Нам эти дисциплины преподавал доцент П. Н. Тарасов. Этот преподаватель широко использовал в лекциях забавные случаи из своей практики, к месту приводил анекдоты, шутки, поговорки и пословицы. В то же время он убеждал нас в важности изучения своих предметов для юридической практики. На его лекциях воистину «яблоку негде было упасть», явка студентов стопроцентная.

Гражданское право и римское частное право нам читал Борис Борисович Черепахин, профессор с дореволюционным стажем. Его лекции вначале казались слишком академичными и суховатыми. Но вскоре внимательное их прослушивание и конспектирование убедили нас в их глубоком научном содержании и способствовали привитию нам правовой культуры. По ходу лекции Борис Борисович часто употреблял научные термины и всегда раскрывал их смысл, прослеживая его с момента зарождения и до наших дней, что экономило наше время при изучении данной темы курса, не заставляло искать в словарях значение этого термина. А если ему задавали вопрос, то ответ был более чем исчерпывающим. Поражала его глубокая эрудиция.

С большим интересом мы слушали лекции профессора Б. Ф. Ливчака по всеобщей истории государства и права; профессора К. С. Юдельсона по курсу гражданского процесса, всегда с привлечением практического материала и выводами; профессора П. Ф. Малкина по судебной психиатрии, лекции которого тоже оставили глубокую удовлетворенность; профессора П. В. Устинова по судебной медицине, в которых он теорию увязывал с широким использованием практического материала, что облегчало ее усвоение.

Хорошую память оставила о себе доцент кафедры политической экономии Дора Соломоновна Карасик. У нас она вела семинарские занятия и была куратором группы. Ее глубокие знания, тепло и внимание, жизненный опыт обогащали нас знаниями и согревали, мы как бы оттаивали от военного лихолетья.

Дора Соломоновна была участником Великой Отечественной войны, награждена орденом Красной Звезды. Она хорошо понимала нас, бывших фронтовиков, помогала адаптироваться в новых для нас условиях гражданской жизни. Дора Соломоновна руководила научным кружком по политической экономии, на котором мы спорили до хрипоты, обсуждая те или иные проблемы, в которых без ее участия не могли разобраться.

Каждый преподаватель обогатил нас своими знаниями и оставил о себе светлую память.

Директором института в годы нашей учебы (1946–1950) был доцент Дмитрий Николаевич Исупов. Это внимательный, чуткий, отзывчивый, но и требовательный человек. Дмитрий Николаевич преподавал нам колхозное право и был специалистом по земельному и лесному законодательству. До института он работал прокурором Татарской автономной республики. В то время институт был небольшим вузом третьей категории. Тяжелое послевоенное время. Ни о каком строительстве института вопрос не мог реально стоять. Но то, что институт нужно строить, пусть и в далекой перспективе, разговоры шли, и даже место наметили на пустыре между УПИ и железной дорогой, которая проходит по улице Восточной, то есть в противоположном конце города от улицы Малышева, где мы учились. Но времена менялись, менялись и планы, и место, облюбованное под наш институт, постепенно застроили жилыми домами.

Понемногу улучшались жилищно-бытовые условия преподавателей. Но все же к концу 60-х – началу 70-х годов многие из них не имели квартир.

В 1954 году Д. Н. Исупов уехал в докторантуру в Москву, а ректором института назначили Д. Д. Остапенко. Дмитрий Демьянович – фронтовик, командовал стрелковой ротой, после ранения (ампутирована одна нога) работал в прокуратуре Краснодарского края и заочно закончил образование в Московском юридическом институте, прерванное войной. Закончил Академию общественных наук при ЦК КПСС, где защитил кандидатскую диссертацию и был направлен на работу в наш институт, где и проработал 33 года ректором. Он принял вуз третьей категории, где обучалось 600 студентов очного и 800 заочного отделений. Преподавателей было 58 человек, из них 15 кандидатов наук и 1 профессор – К. С. Юдельсон. А оставил институт, где кроме старого здания по ул. Малышева, 2б, были построены два новых учебных корпуса и три студенческих общежития. Только в 1970–1975 годах докторские диссертации защитили 19 человек, а кандидатские – более 100. С 1960 по 1965 годы горисполком выделил институту около 250 государственных и 60 кооперативных квартир. С 1960 по 1980 года институт подготовил более 100 кандидатов наук и более 30 докторов наук для юридических факультетов Башкирского, Омского, Новосибирского, Красноярского, Иркутского и Дальневосточного университетов, высших школ МВД и других учебных заведений страны.[2]

К 1980 году институт стал вузом I категории с 8 000 студентов, где работало 300 преподавателей, в том числе 30 докторов и более 200 кандидатов наук. Конечно, залечила свои раны, нанесенные войной, вся страна, и появилась возможность получить определенные средства через бюджет. Но без организаторских способностей профессора, доктора юридических наук, ректора института А. А. Остапенко, такого гигантского скачка научного и хозяйственного развития институт вряд ли мог достигнуть.

На кафедрах института в те годы развернулась хоздоговорная работа, что не только позволило получить дополнительные средства, но и укрепить деловые контакты с крупными промышленными предприятиями, обогатить лекции и семинары практическим материалом и использовать его в научной работе.

Институт развивался, объем преподавательской работы увеличивался и кадровые проблемы возрастали. Практически каждая кафедра сама занималась подготовкой преподавателей, в основном через аспирантуру. Мы на кафедре политической экономии обычно принимали человека на должность ассистента, помогали ему в освоении учебного материала и в овладении методикой преподавания в течение двух лет – это время изучения нашего предмета по учебному плану для студентов. Через два года этого ассистента заслушивали на кафедре о проделанной им работе, активно обсуждали его деятельность как преподавателя, как специалиста, его участие в различных мероприятиях вплоть до сельхозработ со студентами, заканчивая внешним видом, включая форму одежды, и в заключение решали вопрос о его дальнейшем использовании: рекомендовать в аспирантуру, оставить на работе преподавателя или уволить.

Если в конце 50-х годов ХХ века на кафедре работали два выпускника нашего института: П. А. Бабинцев и А. С. Добров, то в 60-х и 70-х годах из выпускников института были приняты на кафедру Л. А. Борисова, Е. С. Столяров, Т. М. Базыль, В. А. Ушенин, В. А. Третьякова, И. Е. Стольберг, Ю. М. Ионычев, Н. А. Потехин, А. И. Татаркин, Л. Н. Азанов, В. А. Федотов, О. В. Путилов.

К середине 70-х годов на кафедре работало 5 доцентов, кандидатов экономических наук, с их участием были подготовлены к защите 5 кандидатских диссертаций, и еще 5 было в рабочем состоянии.

На кафедре в свое время работали заведующими кафедры профессора, доктора наук П. О. Косяков, А. В. Моисеев, А. П. Кудряшов, А. И. Татаркин, Н. А. Потехин; доценты, кандидаты экономических наук: М. А. Коробицына, Г. И. Чибрикова, В. Н. Дудицкая, Т. Б. Бирюкова, которые не были юристами по образованию, но являлись высококвалифицированными преподавателями и отдавали все свои силы для подготовки кадров юристов.

Немало наших выпускников преподают политическую экономию и заведуют кафедрами в других вузах города. Кафедрой политической экономии Лесотехнического института заведовал профессор, доктор экономических наук, выпускник юридического института В. Ф. Бартов; в сельскохозяйственном институте – доцент Г. М. Демидов; в институте народного хозяйства – профессор, доктор экономических наук М. Д. Скулкин; в Иркутском университете – доцент Л. Н. Азанов; преподавал политическую экономию в СИНХе доцент А. А. Шмидт, и многие другие, в том числе доцент В. А. Ушенин в Запорожском университете.

Профессор, доктор экономических наук, член корреспондент РАН А. И. Татаркин – директор института экономики УНЦ РАН; профессор, доктор экономических наук Н. А. Потехин заведует кафедрой экономики и права Уральского государственного экономического университета; доцент, В. А. Федотов – декан, кандидат экономических наук педагогического университета.

Заслуженная гвардия ветеранов – профессор Е. С. Столяров и доценты Т. М. Базыль, Т. Б. Бирюкова, В. В. Лисовская, М. Л. Пысина, М. Н. Тарабаева, В. А. Третьякова продолжают успешно работать на кафедре, составляя ее «костяк». Этим преподавателям нужно поклониться в пояс за их преданность институту. Они отвергли все соблазнительные предложения по переходу на работу в другие учебные заведения, остались в более сложных условиях работы, но в своем родном институте, теперь уже академии.

В настоящее время юридической академии надлежит решать сложные проблемы, порождаемые формированием в стране новых производственных отношений и соответствующих им экономических законов – отношений базисных, изучаемых в курсе экономической теории и, как следствие, совершенствования экономических отношений, закрепляемых в юридических законах – надстроечные отношения, изучаемые в различных курсах юридических наук. Экономические (базисные) отношения и юридические (надстроечные) отношения находятся в тесном взаимодействии и взаимообусловленности. Отсюда проблема соответствия экономики и права – неувядающая проблема любого общества, с особой остротой она стоит сегодня в обществе, где формируются новые для нас общественные отношения.

Помнится, еще в доперестроечный период в институте проходили совместные заседания кафедр политической экономии и гражданского права по проблемам, требующим и экономического, и юридического обоснования. Заведующий кафедрой гражданского права профессор Октябрь Алексеевич Красавчиков раскрыл суть такой проблемы, как она представляется юристам, и высказал пожелание, что именно они, юристы, хотели бы услышать по ней от экономистов. Затем представитель кафедры политической экономии излагал свое видение этой проблемы и высказывал пожелания политэкономов цивилистам об их мнении по ее разрешению. После выработки направлений докладов намечались их авторы и сроки исполнения. Готовые доклады заслушивались на совместном заседании кафедр, обсуждались и принимались конкретные предложения, которые следовало учесть в научной работе и в учебном процессе.

Аналогичные заседания у нас проходили и по проблемам аграрных и трудовых отношений с членами соответствующих кафедр. Чрезмерная централизация управления народным хозяйством во всех его звеньях и принятие волевых решений, отсутствие доступа к практическому материалу существенно осложняло работу докладчиков и не удовлетворяло слушателей.

В современных условиях аналогичные доклады будут вызывать большой интерес у слушателей. Свои убеждения, подкрепленные жизненным фактическим материалом, без оглядки на «авторитеты», позволят выработать такие меры, о которых мы и мечтать не могли.

Каждый юридический закон должен иметь экономическое обоснование, без которого этот закон не будет действовать, а это означает, что и развитие страны застопорится.

*  *  *

На этом я прерываю свои воспоминания. Если они вызовут интерес у читателя, я буду этому рад. Если пожелаете убедиться в правдивости изложения хода Любанской операции – поезжайте в Великий Новгород в день Победы, послушайте ветеранов – участников описываемых мной событий, поисковиков, собирающих останки героев тех боев и их захоронения, и Вы скажете: «Да, армию сдать нельзя, армии не сдаются!».