Продвигаясь на юг, в сторону Ржева

Читайте также воспоминания генерал-майор Тимофей Басия
опубликованные ранее:

На пути к Смоленску
Бой под Рудней
Провокация
Разведка боем

Шестого декабря дивизия, после артиллерийской подготовки, перешла в наступление. Она действовала в составе группировки войск, наносившей удар в общем направлении на Ржев. Наступление велось батальонами и даже ротами по отдельным направлениям, с использованием разрывов в боевом построении обороны врага.

Войска Калининского фронта продвигаются к городу Ржеву

Находясь неотлучно на наблюдательном пункте вместе с командиром, я управлял огнем дивизиона. С развитием наступления в глубину, Управление огнем стало децентрализованным: командиры батарей поражали цели и объекты по заявкам командиров батальонов или по своей инициативе, и лишь в отдельных случаях, когда требовалось поразить очень важный объект противника, я сосредоточивал на нем огонь всего дивизиона.

Наше наступление было настолько неожиданным, что немцы в панике бежали, оставляя на заснеженных дорогах убитых солдат, автомашины, орудия и минометы, бронетранспортеры и даже танки. Дороги на отдельных участках были забиты вражеской техникой так, что движение наступавших частей по ним исключалось.

Продвигаясь на юг, в сторону Ржева, воины видели почти в каждой деревне следы преступлений и зверств немецких захватчиков. Когда мы зашли в Гороватку, то увидели там страшную картину: окна и двери в домах выбиты, во многих дворах лежали трупы замученных – это были в основном женщины… Молча, понурив головы, проходили мы мимо исковерканных трупов. По улице мы вышли на площадь и там увидели еще более ужасающее зрелище: дугой вокруг ветхой церквушки, стояли наскоро сбитые виселицы, на каждой из них качалось по несколько трупов. У некоторых повешенных были отрезаны носы, уши, были выколоты глаза.

Наступление развивалось медленно. Наибольший успех имели войска, обходившие Ржев с запада. Дивизия Поплавского действовала в составе армии, наносившей удар на Ржев с севера.

К седьмому января 1942 года, пройдя с боями шестьдесят километров, дивизия встретила упорное сопротивление немцев, оборонявших рубеж Дешевка, Космариха, Бельково, и получила приказ перейти к обороне.

Гитлеровцы прилагали все силы, чтобы удержать Ржев, потому что очень крупная группировка их войск, в результате наступления нашей армии, оказалась в полукольце в районе Оленино, Сычевка, Ржев.

ОПАСНАЯ ОШИБКА

Рубеж обороны проходил в шести километрах севернее Ржева. Первая позиция немецкой обороны, ее опорные пункты и узлы сопротивления располагались на высотах и в деревнях Дешевка, Космариха, Бельково, а первая позиция советских войск – в низине, перед этими селениями. Она хорошо просматривалась и непрерывно обстреливалась ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем противника.

Гибли люди, но никто не решался взять на себя ответственность – перенести передний край обороны на выгодный рубеж в глубине. Теперь такое право предоставлено командиру дивизии, а в 1942 году это было проблемой.

В моем дивизионе две батареи стояли на закрытых огневых позициях, а батарея лейтенанта Гроня – на прямой наводке в одном километре севернее Дешевки, на берегу ручья Добрый. Эта батарея проявляла ежедневно высокую активность, разрушая дерево – земляные огневые точки противника. Немцы хорошо видели гаубицы, но очень боялись и даже не обстреливали их. Как только артиллеристы убирали маскировочные сети и готовились к открытию огня, гитлеровцы немедленно убегали в блиндажи и землянки.

Как-то вечером я, оставив на наблюдательном пункте разведчиков и связистов, прибыл на командный пункт в район Старшевицы. Начальник штаба дивизиона, старший лейтенант Руднев принимал по телефону координаты засеченных вражеских батарей. Когда же он нанес разведывательные данные на огневой планшет, то оказалось, что в числе обнаруженных батарей была также батарея лейтенанта Гроня.

Принятыми мерами беду предотвратили. Ведь могло статься, что батарея оказалась бы под огневым ударом своей же артиллерии.

ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТИ

В центре полосы обороны, в километре от переднего края, находилась деревня Старшевицы; в ней размещались пункты управления, медицинские пункты, пункты хозяйственного довольствия частей и подразделений. Одним словом, деревня была забита до отказа.

В одном из домов располагались пункты управления артполка и дивизионов. Все это было связано с большим риском. Деревня круглосуточно обстреливалась артиллерией, по ней били также вражеские самоходки.

Как-то вечером командный состав занимался текущими делами. В комнате накручивали единственную патефонную пластинку со словами песни:

«Эта серая лошадка, она рысью не бежит.

Чернобровая девчонка на душе моей лежит…»

На этих словах песня оборвалась – вражеский снаряд, пробив стену дома, разорвался в комнате, свет потух, комната наполнилась смрадом и стонами.

Когда появился свет, я увидел двух убитых – лейтенантов Кротова и Пилютина из штаба полка и лейтенанта Петрова из первого дивизиона. Раненых оказалось пять человек, среди которых был и командир полка, подполковник Чернобаев. Осколок снаряда рассек его правую щеку от подбородка до виска. Пока медики оказывали первую помощь раненым, невредимые оставили дом и разбежались.

После ликвидации последствий обстрела, командные пункты возобновили работу, но вскоре вблизи деревни появилась немецкая диверсионно-разведывательная группа. Она усиленно обстреливала деревню огнем из автоматов. Поднялась паника, но принятыми мерами порядок в Старшевицах был восстановлен.

СОБАКИ «КОМИКАДЗЕ»

В марте дивизию перебросили в район западнее Ржева, на волжский плацдарм, ширина которого не превышала шести, а глубина – восьми километров. На этом «пятачке» действовали, кроме дивизии Поплавского, еще несколько отдельных стрелковых бригад. Оборона там, у немцев, была плотная, и все попытки советских войск прорвать ее успеха не имели. Напротив, им приходилось неоднократно отражать удары противника, пытавшегося ликвидировать плацдарм.

В конце месяца выдался солнечный день. Кое-где уже побежали ручьи; на Волге началась подвижка льда: громадные льдины с грохотом и скрежетом наскакивали друг на друга и неслись по течению.

В этот день немцы нанесли сильные огневые удары авиацией и артиллерией, а затем перешли в наступление танками и пехотой с двух направлений. Удары наносились под основание плацдарма.

Правофланговый полк не выдержал натиска, и немцы стали теснить его в направление на Дорогино.

Вместе с группой управления я находился на наблюдательном пункте, устроенном на чердаке дома и вел заградительный огонь на направлении движения немецких частей, применяя стрельбу на рикошетах. Рикошетирование снарядов обеспечивало поражение живой силы пучком вниз, что повышало ее потери. Осколки снарядов при такой стрельбе доставали пехоту даже в траншеях, а воздушные взрывы оказывали на вражеских солдат сильное психическое воздействие.

Но несмотря на отчаянное сопротивление пехоты и меткий огонь артиллерии, противник медленно продвигался, и наступил момент, когда его танки подошли вплотную к деревне Дорогино. Это уже была критическая обстановка: если пехота не удержит населенный пункт, то дальше, до самой Волги идет плавный спуск, и зацепиться там не за что.

Я уже было подготовил своих подчиненных к рукопашной схватке с фашистами, но в это время произошел невероятный случай, повлиявший на исход боя в нашу пользу: из-под домов выскочило несколько десятков овчарок, которые устремились к немецким танкам. В считанные секунды они подорвали около двадцати танков; уцелевшие танки повернули вспять, а вместе с ними отошла и пехота. Оказалось, что в Дорогино находилась рота противотанковых собак; на спине каждой овчарки крепилась антиклиренсная мина; собаководы кормили животных только под днищем танков, а перед боем держали голодными. У собак вырабатывался рефлекс – когда они видели танки, бросались под них и подрывали их.

ОБЫЧНЫЕ ГЕРОИ

Спокойствия на плацдарме не было ни днем, ни ночью. Шли, как тогда их называли, бои местного значения. Не имея достаточных сил и средств для решительного наступления, советские части многократно атаковали противника и несли неоправданные потери, каждый раз откатывались на исходные рубежи. Были дни, когда в атаку шли танки с десантом пехоты на броне и даже прорывались в глубину вражеской обороны, а обратно возвращались лишь отдельные машины, но уже без десанта…

В полукилометре от деревни Кишкино пролегала «Долина смерти», как прозвали ее воины. Она сплошь была покрыта трупами погибших бойцов. Хотя уже шел апрель, и снег растаял, «Долина смерти» белела, — наступление велось зимой, и воины действовали в белых халатах…

Обстановка на плацдарме была очень сложной, особенно в дневное время. Наряду с сильнейшими артиллерийскими обстрелами, активно действовали пулеметчики и снайперы. В связи с этим, командир дивизии, своим приказом установил жесткий режим: запретил всякое передвижение людей в дневное время, чтобы избежать напрасных жертв. Дисциплина соблюдалась, но иногда имели место отдельные случаи нарушения режима.

Как-то утром я вел наблюдение за противником и вносил поправки в огневой планшет. Разведчики стояли в окопе справа и слева от него и тоже вели наблюдение. Красноармеец Белоножко, работавший на планшете, заметил двух воинов, направлявшихся к наблюдательному пункту, и доложил:

— Товарищ капитан, к нам идет какое-то начальство.

— Откуда вы знаете, что это начальство, — спросил я.

— Начальника всегда сопровождают подчиненные командиры и адъютант. Идут они с дистанцией, чтобы не сразили одной очередью, — ответил Белоножко.

Прошло несколько минут, и неизвестные пошли к блиндажу. Впереди шел генерал Лелюшенко, а за ним – капитан, как потом выяснилось, кадровик штаба армии.

Командарм был низкорослый, по-кавалерийски кривоногий, с круглым безбровым лицом, бритоголов. Я видел его всего лишь один раз, когда под Старшевицами он бил палкой командира дивизии за то, что его части под сильным обстрелом залегли на заснеженном поле и не двигались. О Лелюшенко говорили, что он решителен, смел, но очень жесток и самолюбив. Любил он очень стукачей и подхалимов. Один из работников политотдела армии сочинил о нем хвалебную песнь, которую заставляли разучивать в частях.

Я подошел к командиру и доложил:

— Товарищ генерал, второй дивизион гаубичного артиллерийского полка ведет бой с противником. Командир дивизиона капитан Басий.

— Милейший, а ну-ка покажи мне, где же этот противник, — приказал командарм.

— Я наводил стереотрубу и показывал генералу наблюдаемые цели. Когда же в поле зрения попало орудие противника, генерал Лелюшенко зло спросил:

— Милейший, почему же эта пушка до сих пор не уничтожена?!

— Товарищ генерал…

— Что ты зарядил – товарищ генерал, товарищ генерал. Генералов много, а командующий один!

— Товарищ командующий! Для уничтожения этого орудия потребуется израсходовать несколько сотен снарядов, а имеется по 20 выстрелов на гаубицу, — доложил я.

— Почему так мало боеприпасов? – спросил генерал.

— Мостовая переправа не работает, подвоза нет. Посылаю пеших бойцов на дивизионный склад, за 20 километров. Каждый приносин на своих плечах 2 снаряда.

— Все же потрудись и уничтожь пушку, — приказал генерал.

Ведя огонь самым экономичным способом, нам удалось на глазах командарма уничтожить вражеское орудие. Лилюшенко тут же объявил благодарность личному составу стрелявшей батареи, и начал интересоваться, сколько в дивизионе награжденных. Я доложил, что еще летом 1941 года представил наградные листы на лейтенанта Гроня и младшего сержанта Майбороду. Но до сего времени – ни слуха, ни духа.

Командарм приказал соединить его с командиром полка. Когда Чернобаев подошел к телефону, приказал построить завтра в 12.00 на КП достойных награждения.

На рассвете кандидаты в орденоносцы готовились к убытию на КП полка: чистили оружие, чинили обмундирование, дело дошло до смены нижнего белья и бритья. Белоножко говорил старшине Штогрину:

— По-твоему, чем больше начальник, тем лучше осматривает? Нет, пройдет взглядом поверх голов и на этом остановится. Это тебе не ваш брат старшина, чтобы портянки обнюхивать, да рубахи выворачивать перед солнышком.

Под вечер ко мне прибыл лейтенант Гронь и представился в связи с награждением орденом Красной Звезды.

Я достал фляжку, наполнил стакан спиртом, и приказал Гроню опустить орден в стакан.

— Вот теперь, комбатр, поздравляю тебя с наградой, ты ее многократно заслужил. Давай обмоем твой орден, — предложил я.

— Лелюшенко любит вручать награды на поле боя. Правда это приносит много хлопот кадровикам. Случается, что к приезду кадровика для оформления награждения некоторые награжденные находятся уже на том свете.

— Вчера твоя батарея хорошо стреляла, сказал я.

— Стреляла хорошо, да расстреляла почти все боеприпасы. Даже до «НЗ» добралась, поражая это злосчастное оружие. Лимит снарядов режет, как бритвой по горлу, — сказал лейтенант Гронь.

— Да, это так. И гаубицы имеются прекрасные, а стрелять не можем. Мы очень зависим от мостов, дорог, переправ. Многое сделали конструкторы, а вот не придумали машину, которая могла бы взлетать и садиться вертикально. Теперь бы она доставляла нам снаряды по воздуху. Или придумали бы плавающую машину, которая бы по Волге и болотам ходила, — фантазировал я.

— Может когда-нибудь и создадут такие машины, да мы до этого не доживем, — говорил лейтенант Гронь.

— Что-то ты сегодня пессимистично настроен, Иван. И доживем мы с тобой и врага победим. А новые машины если не для армии, то для нархоза потребуются.

Продолжение следует.

Материал передан для публикации автором