Приближение авианосца

Стоя на мостике рядом с офицерами, кэптен Абэ сузившимися от ярости глазами смотрел вслед эсминцу «Исокадзе», который на полной скорости уходил по направлению к американской подводной лодке. Намерения эсминца были более чем ясны. Для кэптена Абэ было непостижимо, как кэптен Синтани, командир группы кораблей охранения, мог нарушить приказ, который он, кэптен Абэ, сформулировал преднамеренно точно: никто не должен был поддаться на уловку янки и умчаться прочь, подобно безумному странствующему рыцарю, в поисках поединка. Как он мог своевольно покинуть свое место в строю кораблей охранения, оставив «Синано» незащищенным?! Он размышлял о том, что, возможно, кэптен Синтани страдал нервным истощением после многочисленных боев, что и привело к срыву и умопомрачению. Иначе невозможно объяснить такое нарушение приказа.

— Посигналить, чтобы он возвратился на свое место, сэр? – спросил с беспокойством штурман Накамура.

— Подождите немного. Посмотрим, может он повернет, — ответил кэптен Абэ. – Я не хочу включать клотиковые огни. Мы все еще не знаем, вражеский ли это корабль.

— Сэр, кэптен Миками просит разрешение открыть огонь по вражеской цели, — доложил энсин Ясуда.

— Нет. Подождем, — ответил кэптен Абэ, — это ловушка для нас, я уверен. Она пытается отвлечь один из кораблей охранения, чтобы другие подводные лодки получили возможность в подводном положении подойти к «Синано». И это ей удалось.

Кэптен Абэ попеременно направлял свой бинокль то на эсминец «Исокадзе», то на его цель.

— Открывать огонь, сэр? Расстояние между эсминцем и его целью быстро сокращается.

— Нет, Накамура. Нам дан приказ благополучно прибыть в порт Куре, а не нападать на подводные лодки противника. Приказываю: лечь с курса 210˚ на 180˚, зигзагом влево 30˚. Посигнальте красным клотиковым огнем эсминцу «Исокадзе», чтобы он вернулся на свое место в строю кораблей.

Высоко наверху топмачты зажегся красный клотиковый огонь. Он горел в течение 10 секунд, затем на 20 секунд прервался и снова появился на 10 секунд. На расстоянии почти 6 миль от авианосца рулевой «Исокадзе» выполнил приказ кэптена Тосима «лево на борт», и эсминец занял свое место в строю кораблей по курсу авианосца «Синано». Кэптен Абэ покинул сигнальный мостик и спустился в штурманскую рубку.

— Штурман Накамура, — сказал он, — держите курс на юг до дальнейших распоряжений. Если неприятельская подводная лодка находится в девяти милях по правому борту, то мы скоро оставим ее далеко позади, и они не смогут нас видеть.

— Но подводная лодка будет следить за нами с помощью радара, что они активно и делают, — сказал штурман.

— Меня больше интересует дистанция отрыва. Кроме того, мы должны бдительно следить за появлением других подводных лодок. Я убежден, что они где-то поблизости. Возможно, даже поджидают нас на нашем курсе.

— Будет выполнено, — ответил штурман.

Энсин Ясуда нанес новый курс «Синано» на карту.

В 23.22, когда лейтенант-командер Миура, командир дивизиона движения, находился на своем посту, позвонил вахтенный старшина из коридора гребного вала. Новости были неприятные: перегрелся главный подшипник гребного вала, — стал таким горячим, что на нем невозможно было удержать руку. Миура немедленно доложил обо всем кэптену Коно, командиру электромеханической боевой части, и тот приказал Миуре немедленно встретиться с ним в коридоре гребного вала, где находился разогретый подшипник.

Миура отлично знал, что на авианосце работало всего 6 из 12 котлов, что уменьшало его скорость с 27 до 20 узлов. Осмотрев громадный вал двигателя правой машинной установки, он вздохнул:

— Плохи дела, сэр. Мы должны уменьшить скорость, чтобы понизить температуру. Необходимо произвести ремонтные работы. Нужно уменьшить обороты двигателей, чтобы не произошло повреждения вала.

— Совершенно верно, согласился Коно. – Но вначале я должен доложить об этом кэптену Абэ. Думаю, это известие его не порадует.

Пока кэптен Коно ходил докладывать кэптену Абэ о перегреве подшипника, коммандер Миура думал о худшем варианте: если температура подшипника станет еще больше увеличиваться, то в конце концов баббитовый сплав металла, из которого был отлит подшипник, начнет плавиться. Если это произойдет, он больше не сможет поддерживать вал. Вал остановится. Потребуются колоссальные усилия, чтобы сменить его секции из твердой стали, которые имеют в диаметре 36 дюймов и длину 150 футов… Вскоре кэптен Коно возвратился в коридор гребного вала и отвел коммандера Миуру в сторону от ремонтной бригады.

— Кэптена Абэ не обрадовало мое сообщение о поломке. Он говорил со мной таким тоном, будто это я виноват в перегреве подшипника. В конце концов, он дал согласие, чтобы мы уменьшили скорость хода и провести ремонтные работы.

В течение следующего получаса коммандер Миура вел почти непрерывные телефонные разговоры с вахтенным офицером, сообщая ему о попытках команды машинного отделения снизить температуру подшипника. Когда, наконец, температура подшипника стала падать, кэптену Абэ доложили, что «Синано» может идти с максимальной скоростью 18 узлов, пока не будет завершен ремонт подшипника на судоверфи в порту. Из этого кэптен Абэ сделал вывод, что теперь любая из многочисленных подводных лодок противника, скрывающихся в засаде, может теперь идти одинаковой скоростью с авианосцем.

В 23.32 радист Ямагиси засек радиопередачу с находящегося поблизости неизвестного корабля. Радист сразу насторожился и стал быстро записывать сигналы. Конечно, для него они не имели никакого смысла: они были закодированы, их невозможно было прочесть. Но по мощности и тональности передатчика он правильно определил, что передача велась с подводной лодки противника, шедшей поблизости от «Синано». О перехвате было доложено капитану авианосца.

Раздумывая над этим донесением, кэптен Абэ утвердился в своем убеждении, что «Синано» является целью для целой группы американских подводных лодок. И снова он подумал о том, что авианосец не имеет гидроакустической станции для определения местонахождения подводной лодки, которая вела радиопередачи. На нем также нет оборудования, позволяющего установить направление, откуда исходили эти радиосигналы. Итак, где же находится эта подводная лодка? Бесспорно, это тот самый неопознанный корабль, который они оставили далеко за кормой и который уже был для них вне поля видимости. Это именно та лодка, на которую бросился эсминец «Исокадзе»…

Кэптен Абэ подошел к карте и сказал штурману Накамуре:

— Измените курс, 270˚. – Он ткнул пальцем в карту, а затем резко провел линию вправо.

Кэптен Накамура кивнул в знак согласия и отдал команду:

— Рулевой, курс 270˚!

Энсин Ясуда мгновенно понял причину, по которой кэптен Абэ решил резко изменить курс корабля. Очевидно, он полагал, что таким образом сорвет план вражеской подводной лодки, которая будет ожидать его по курсу 180˚ к югу.

Хотя я и понимал, что это бесполезно, тем не менее, взяв бинокль, начал всматриваться в горизонт мористее левой носовой части подводной лодки «Арчер-Фиш», надеясь обнаружить хоть какой-то след авианосца. Лейтенант Эндрюс быстро прошел по качающейся палубе и встал рядом со мной на мостике:

— О чем вы думаете, командир?

— Не знаю, что и сказать тебе, Джон. Большей частью шепчу молитвы, в надежде, что этот сукин сын повернет зигзагом на курс 210˚, или, что лучше, прямо на запад. В противном случае, я сомневаюсь, что мы когда-нибудь увидим его снова…

И тут моя мечта сбылась! Главный старшина Карнахан просунул голову через люк:

— Нам повезло, командир! Данные радиолокационной станции показывают, что наша цель резко изменила свой курс и пошла прямо на запад.

События стремительно разворачивались. Меня охватила дикая радость. Я чувствовал себя так, как будто у меня выросли крылья, и я мог летать!

Мистер Эндрюс с широкой улыбкой на лице показывал в сторону слева от кормы:

— Вот там, сэр, смотрите туда.

Я направил свой бинокль в ту сторону. Черт побери, они действительно были там! Авианосец и его корабли охранения. Мне хотелось завопить от радости. «Арчер-Фиш» еще испытает миг славы!

Цель находилась у нас по корме. Пока мы шли на максимальной скорости к юго-западу курсом 210˚, авианосная группа шла в это время курсом 180˚ слева от нас. Когда авианосец изменил курс и пошел на запад, то его путь начал пересекать наш курс, и он оказался позади нас. Логично будет, если теперь он сделает ход зигзагом вправо. А затем снова ход зигзагом влево. Наиболее вероятный курс его при этом будет составлять 210˚.

Я снова спустился вниз. Боб все время находился со мной. Мы ходили, как пара львов, заключенных в клетке, туда-сюда: то в отсек с радиолокационной станцией, то в группу управления огнем. Вскоре по визуальному пеленгу, который нам сообщал с мостика лейтенант Эндрюс, а так же при помощи радиолокационной станции, работу которой обеспечивал Эрл Майерс, мы убедились в том, что цель легла на курс 270˚. Я изучал карту, пытаясь принять какое-то решение. Бежали минуты. Приближалась полночь. Если только авианосец повернет на курс, который, как мы думали, был генеральным, то мы будем находиться в благоприятнейшем положении для выхода в атаку. Стрелки часов подошли к 24.00. Наступила среда, 29 ноября 1944 года. Станет ли этот день счастливым для меня?

— Лечь на курс 270˚! – скомандовал Боб. – Параллельно его курсу. Самый полный вперед!

Подводная лодка «Арчер-Фиш» имела небольшое преимущество перед группой неприятельских кораблей благодаря своему положению. Мы шли против течения, но они находились почти в центре его, из-за чего их скорость снижалась на четверть узла больше, чем у подводной лодки. И это меня радовало.

Чувствуя некоторую усталость, я поднялся на мостик, где лейтенант Эндрюс приготовился инструктировать новую группу сигнальщиков. Некоторое время мой ум был занят только одной мыслью: я страстно желал, чтобы эта громадина повернула в нашу сторону. Если авианосец приблизится к нам на дистанцию, позволяющую его атаковать, мы выпустим по нему шесть торпед из носовых аппаратов. Но пока в нашей игре была ничья. Мы могли только надеяться, что авианосец снова ляжет на курс 210˚ и окажется в поле досягаемости наших торпед.

Мне необходимо было переключиться, как-то отвлечься, чтобы снять напряжение, и я подумал о людях, находившихся внизу. На борту американской подводной лодки каждый член экипажа имел свою койку и мог валяться на ней в свободное время. В жилых отсеках всегда можно было увидеть матросов, играющих в очко, крибидж и другие карточные игры. Коки готовили для нас три раза в день вкусные блюда. Пекарь вставал ежедневно в 3.00, чтобы испечь свежий хлеб, булочки, пироги и печенье. Наш холодильник был набит свежим мясом, бифштексами, ростбифами, отбивными и гамбургерами. На борту царила политика «открытых дверей». Это означало, что любой член экипажа в любое время мог открыть холодильник и взять все, что было его душе угодно. Всегда имелся свежий кофе. Всегда было достаточное количество воды для наших нужд. Свободное время проводили за игрой в карты, пили кофе.

Но мои мысли упорно возвращались к авианосцу. Когда я начинал всматриваться в морскую даль и видел группу неприятельских кораблей, я чувствовал себя мальчиком, который прижался лицом к стеклянной витрине магазина и жадно смотрит на заманчивые товары, но ничего не может достать.

Я нетерпеливо ожидал, сделает ли авианосец поворот в нашу сторону. В ожидании этого момента у меня было время вспомнить о том, как я был назначен командиром подводной лодки «Дейс», став одним из первых в выпуске нашего класса в Аннаполисе командиром новой подводной лодки, полученной прямо из судоверфи. Я думал, что «Дейс» принесет мне славу и известность, но вышло совсем по-другому. Во время моего первого похода в Тихом океане у нас было несколько прекрасных возможностей атаковать цель, но мы ни разу их не использовали. Я упустил возможность атаковать японский авианосец «Секаку». За эту неудачу я винил самого себя и попросил освободить меня от командования лодкой.

Время шло, и, когда стрелки корабельных часов приблизились к 2.30, я уже сомневался в том, что неприятельская группа кораблей повернет к югу, по направлению к нам. Я снова спустился в боевую рубку, чтобы оценить данные на торпедном автомате стрельбы. Они снова подтвердили, что скорость авианосца составляла 18 узлов, то есть была точно такой, как у нашей лодки, которая сбавила несколько оборотов.

Несмотря на то, что мы были немного впереди, мы все еще не могли, оставаясь незамеченными, обогнать авианосец, чтобы атаковать его с носовых курсовых углов. Если бы мы направились теперь к нему в надводном положении, нас скоро бы заметили и расстреляли из орудий в упор. Если бы мы пошли на погружение, то авианосец и корабли охранения вскоре бы оставили нас далеко позади. Нам оставалось только ждать и надеяться, что японские корабли повернут в нашу сторону.

Жизнь полна тайн, — думал я. – Сколько в ней непостоянных, неожиданных поворотов! Многим она дарит высокие награды, а иным – преждевременную и нелепую смерть. Для большинства же жизнь оборачивается утратой иллюзий в жизненной игре. Как в карты ты можешь играть только тогда, когда сидишь за столом. Никто не знал этого лучше меня. Мне вспоминались многие карточные игры, в которые я играл во многих местах, — на кораблях, на военно-морских базах. Играли, конечно, на деньги. Где, как не на войне легко расстаешься с деньгами! Сегодня ты жив, а завтра мертв, особенно на море, поэтому деньги мы не воспринимали всерьез. Одна партия в покер навсегда останется в моей памяти.

Это было как раз в то время, когда я проходил службу в резервной команде подводников на базе Мидуэй после моего освобождения от командования подводной лодкой «Дейс». Я не мог простить себе, что упустил японский авианосец «Секаку» и обратился к старшему морскому начальнику на острове Мидуэй кэптену Лонгстафу с просьбой заменить меня другим офицером, который сможет более успешно выполнять поставленные задачи.

28 декабря 1943 г. в соответствии с моей просьбой я был освобожден от командования «Дейс» и получил приказ прибыть на остров Мидуэй для прохождения дальнейшей службы в составе резервного экипажа. В этой тихой гавани, вдали от войны, я вскоре понял, что в глазах своих начальников перестал быть перспективным офицером. Я начинал осознавать, что, когда встречаешь такие цели, как авианосец «Секаку», предпочтительнее подчиниться первому порыву и интуиции. Если бы я принял решение перехватить «Секаку» вопреки рекомендациям УЛТРА, адмирал Локвуд, командующий подводными силами США на Тихом океане, наверняка поддержал бы мою инициативу.

Но мне не суждено было остаться на этом тихом острове. Меня ожидали события, которые привели меня к встрече с «Синано». А пока я проводил время за игрой в покер, рискуя не только продуться в пух и прах, но и упустить свой жизненный шанс. В конце концов, я обратился с письменным рапортом к адмиралу Локвуду с просьбой снова назначить меня командиром боевой подводной лодки. Мой рапорт попал в руки кэптена Пейса, который был командиром соединения подводных лодок на базе Мидуэй и подчинялся адмиралу Локвуду.

Кэптен Кларк, мой начальник, который рекомендовал меня на должность командира боевой подводной лодки, зная, что у меня плохое настроение, пригласил меня сыграть в покер, за которым коротали время он и другие старшие офицеры в клубе «Брасс-Хэт», в охотничьем заповеднике для высших чинов. Я колебался. У меня в кармане было всего 100 долларов, и я не был уверен, что этой суммы достаточно, чтобы чувствовать себя на равных с высшими офицерами. В конце концов, мы все-таки пошли с Кларком в клуб.

Когда мы приехали, игра вот-вот должна была начаться. Все игроки, за одним исключением, были близкими друзьями, Этим исключением был кэптен Пейс. Я никогда до этого не играл с ним в карты, хотя помнил его с первого курса в Аннаполисе, где он служил офицером в военно-морском училище. Он встретил меня очень приветливо. Мы с Кларком заняли последние два свободных кресла. Слева от меня сидел кэптен Пейс. От напряжения меня готов был прошибить пот. Я думал о своем рапорте, решение по которому должен был принять кэптен Пейс.

Когда были розданы карты и игра началась, я успокоился. Разговор был приятный и непринужденный. Здесь царила атмосфера товарищества и нам всем было весело.

Я не отношусь к великим игрокам мира в покер – знаю свои слабые стороны. Однако к своему удивлению, за вечер я довольно часто срывал банк, и по истечении некоторого времени передо мной уже лежало 200 долларов. Я понял, что правильно поступил, когда принял приглашение кэптена Кларка. Жизнь все-таки хорошая штука. Надо только твердо стоять на ногах.

Оставалось полчаса до 11 часов, когда игра обычно заканчивалась. Кларк стал сдавать карты. Он объявил «стад» из пяти карт.

— Давайте поднимем ставку до десяти долларов, — предложил он.

В конце концов, игра пошла только между двумя игроками – мной и кэптеном Пейсом. После сдачи трех карт у кэптена Пейса было два валета, а третья карта лежала мастью вниз. А у меня – две пятерки и третья закрытая карта – тоже пятерка. Другие игроки вышли из игры, когда увидели карты Пейса. Раздали по четвертой карте, и кэптен Пейс получил шестерку, а я – двойку. Ясно, никому из нас тут не повезло. Но с парой открытых валетов кэптен Пейс был хозяином положения. Он поставил 20 долларов, тем самым показывая, что продолжается вполне дружеская игра. Я чувствовал всем нутром, что его закрытая карта была валетом. С тремя-то валетами он был на коне. На столе перед ним лежало гораздо больше денег, чем у меня, и он мог бы еще больше повысить ставку. Если бы он это сделал, я должен был бы или спасовать, или покрыть его ставку.

Мне надо было решить, стоит ли повышать ставку. Мне надо было либо улучшить свою комбинацию карт, либо заставить его спасовать. Мне крайне необходима была пятерка или двойка. Ни одну из этих карт я не видел у других игроков за всю игру. Я предполагал, что они все еще находятся в колоде. Я высчитал, что у меня хорошие шансы получить одну из этих двух карт. Если мне повезет, то у меня окажутся или четыре пятерки, или «фул хаус» из трех пятерок и пары двоек.

Я покрыл его ставку в 20 долларов и добавил еще 40. Сделав глубокий вдох, я на мгновенье задержал дыхание. Сначала кэптен Пейс изучил свои карты, а потом – мои. В комнате стояла мертвая тишина. Наконец он бросил 40 долларов в общую ставку. Я перевел дыхание. К моему счастью он не стал поднимать ставку выше. У меня уже не было денег, чтобы покрыть ее.

Кларк раздал по последней карте. Его рука сняла для меня последнюю карту с колоды. Он потянулся через весь стол и открыл ее мне. Внимание всех было приковано к этой карте. Можно было подумать, что они увидели чашу святого Грааля. Это была двойка. Теперь у меня было две пары, которые все могли видеть, но только я знал, что у меня был «фул хаус». Я ликовал, но старался скрыть свои чувства. Все внимание перешло к кэптену Пейсу. Кларк через весь стол бросил ему последнюю карту. Какая удача! Это была восьмерка. Конечно, она не улучшила его комбинацию. У меня было две пары, открытые для общего обозрения, и мне надо было делать ставку. Я бросил все оставшиеся деньги в общий банк. Интересно, удалось ли мне сохранить на лице равнодушную мину? Кэптен Пейс махнул рукой:

— Нет необходимости, Джо, — он открыл свою карту. Это был третий валет. Он сдался. Оставаясь джентльменом, он мягко сказал:

— Я был уверен, что у вас три пятерки, но получить «фул хаус» с последней картой – это большая удача. Хорошая игра, Джо.

— Благодарю вас, сэр, — ответил я, сияя от радости. – Мне просто повезло.

Игра закончилась. Мы обсудили ее перипетии и выпили «на посошок». Все тепло поздравляли меня. Немного погодя кэптен Пейс отвел меня в сторону и, посмотрев мне прямо в глаза, спросил:

— Джо, сможете ли вы командовать подводной лодкой так же хорошо, как вы играете в покер?

— Да, сэр.

— О кей, Джо. Мне нравится ваша решительность. Вы получите первую же подводную лодку, где будет вакансия.

В первый момент я был ошеломлен. Его слова, казалось, звучали слишком красиво, чтобы быть правдивыми. Назначение командиром на новую подводную лодку обычно было наградой за отличное исполнение служебных обязанностей в нескольких боевых походах. Однако я знал, что он может это сделать. Он был командиром 201 дивизиона подводных лодок, и под его командованием находилось 6 подводных лодок. Он имел прямой контакт с адмиралом Локвудом. Я ликовал: снова буду воевать!

Когда мы с Кларком возвращались к себе на квартиры, я сказал:

— Кэптен, я рад, что мне удалось выиграть у кэптена Пейса, но, я надеюсь, что его обещание назначить меня командиром боевой подводной лодки основывается не на одном моем умении играть в карты.

— Не волнуйся, Джо,— улыбнулся Кларк. – Его слова всего лишь дружеская шутка. Мы то с тобой прекрасно знаем, что на нашем флоте еще не было случая, чтобы бездарность командовала кораблем.

Мои воспоминания прервал голос лейтенанта Эндрюса:

— Кэптен, как насчет чашечки кофе? – спросил он.

— Спасибо, Джон, не надо пока.

Я посмотрел на часы: было 2.35. Наше положение не изменилось. Мы все так же шли параллельно авианосцу, не отставая от него. Я знал, что луна уйдет в 4.30, а с ней исчезнет и та освещенность, которая необходима для атаки под перископом. А с рассветом нам вообще придется пойти на погружение, иначе нас заметят сигнальщики неприятеля. Я решил послать второе донесение об обнаружении неприятельского авианосца.

Конечно, я понимал, что, как только мы выйдем в эфир, наши сигналы обнаружат. Ну и что из этого? Чтобы мы ни делали, наши шансы атаковать авианосец от этого не стали бы еще меньше. Более того, он повернул прямо к нам именно в те минуты, когда шла наша радиопередача.

Необходимо также было сообщить о том, что основной курс авианосца был 270˚, а не 210˚, как мы докладывали раньше. Я сообщил текст радиограммы Гордону и попросил его побыть с радистом в радиорубке, пока он будет передавать закодированный текст в Перл-Хабор. Затем радист должен был перейти на другую частоту и повторить текст для наших подводных лодок, которые, возможно, уже идут на помощь.

Через несколько минут Гордон вернулся на мостик и доложил, что Перл-Хабор принял нашу радиограмму вне очереди. Несомненно, наше донесение стало главной темой разговора в штабе адмирала Локвуда и на всем флоте. Меня обрадовало сообщение Гордона. Я снова направил свой взгляд на авианосную группу противника.

— Давайте посмотрим, отреагируют ли они на наше послание в Перл-Харбор. Они не могли не засечь нас.

Шли минуты, было 2.50. Никаких изменений. Я стал молча молиться. Я заклинал, чтобы он повернул к нам, и яростно ругался…

Я снова посмотрел на часы: стрелка как раз подходила к 2.56. И в эту минуту удача отвернулась от них. Авианосец поворачивал в нашу сторону! Он ложился на курс 210˚, на юго-запад! Со скоростью 18 узлов! Тяжелый авианосец и корабли охранения взяли направление прямо на подводную лодку «Арчер-Фиш»…

Источник: Инрайт Д. «Синано» — потопление японского секретного суперавианосца. — М.: Воениздат, 1991.