Последний день войны

Чем дальше уходит в прошлое Великая Отечественная война, тем ярче всплывают в памяти отдельные эпизоды военных дней.

Когда началась война, я заканчивал девятый класс в селе Пески Воронежской области. У меня и в мыслях не было, что моя жизнь будет как-то связана с геофизикой и астрономией. Я хотел стать журналистом, считалось, что у меня есть к этому какие-то способности. Вместе с тем, я любил математику, физику, всякую технику.

Утром в воскресенье 22 июня ко мне прибежал (жили мы в Песковском лесхозе, на окраине села на берегу Хопра) мой одноклассник и крикнул: «Война! Немцы напали!..» Мы помчались, конечно, в райком комсомола. Здесь были уже почти все старшие школьники, и шло распределение на разные работы. Нас спросили: «Кто хочет учиться на тракториста? Нужно заменить ушедших на фронт!» Согласились пять человек, в том числе и я. Нас учили четыре дня, а на пятый я уже сидел за рулем старенького ХТЗ с большими зубчатыми колесами сзади. Работал все лето — на пахоте, культивации, севе и косьбе высокой, налитой пшеницы. А когда начался учебный год, мы с моим товарищем Сергеем Р. пошли в Райвоенкомат и стали просить направить нас добровольцами на фронт. Мы считали себя вполне готовыми к боевым действиям, поскольку изучали в школе устройство винтовки и противогаза и принимали участие в военных играх. Но военком сказал, что армии нужны образованные бойцы, поэтому мы должны закончить девятилетку, а потом приходить в военкомат. Мы так и сделали. В конце 1942 годы мы снова были у военкома, и он, повторив свой тезис об образованных людях в армии, направил нас в Ленинградское арттехническое училище зенитной артиллерии (ЛАТУЗА), которое к этому времени было эвакуировано в Томск (!).

САУ ЗИС-30

Учиться в ЛАТУЗА было интересно. Мы подробно, до винтика, изучали устройство зенитных пушек, приборов управления огнем, дальномеры, теорию стрельбы по воздушным целям и т.д. Но недолго продолжалась наша учеба. В конце декабря, за неделю до Нового года, пришел приказ: весь первый дивизион (т.е. первый курс) «направить в распоряжение главного учебного центра». Что это такое, никто не знал. После встречи Нового года нас погрузили в теплушки и повезли на запад. Ехали мы долго…

Везли нас под Сталинград. Но пока мы ехали, эта необходимость уже отпала, и наш эшелон повернули на север; нам предстояло участвовать в прорыве блокады Ленинграда. Пока мы доехали до Москвы, отпала и эта необходимость. Мы сутки стояли на станции Лосиноостровская, пока начальство решало, что с нами делать. Все люди со средним образованием, а некоторые даже с высшим (были и такие), их надо использовать с наибольшей отдачей. И отправили нас… в Воздушно-десантные войска! Эти войска использовались с самого начала войны, главным образом, как пехота. В тыл к немцам забрасывали лишь небольшие диверсионные группы. Десантники дрались на Волхове, форсировали Свирь, воевали под Москвой и в Сталинграде. Потери были очень большими, от некоторых дивизий оставались буквально лишь штабы и знамена. Под этими знаменами формировались новые ВДВ, шла усиленная подготовка новых, молодых, десантников. Наш «образованный» первый дивизион из ЛАТУЗА стал основой для формирования Второй гвардейской воздушно-десантной бригады.

Нас привезли в город Тейково Ивановский области. Кое-кому, кто постарше, сразу присвоили сержантские звания, а большую часть направили в учебный батальон. Вот это была учеба! — Нам не давали покоя ни днем, ни ночью. Походы, тревоги, марш-броски, стрельба, самбо, физкультура, штурмовая полоса… Прыжки с парашютом были редкими. За всю свою службу в ВДВ мне довелось совершить только восемь прыжков. Прыжки, правда, были, как правило, сложными — на узкие площадки, ночные, с учебно-боевыми задачами, с последующими тяжелыми походами и завершающими «атаками». По всему было видно, что нас готовят к крупным операциям.

По окончании учебы в батальоне я получил звание «гвардии старший сержант» и был назначен командиром стрелкового отделения. К этому времени к нам пришло пополнение. Это были молодые ребята (1925 — 1926 гг. рождения), только что освобожденные из тюрем, исправительных лагерей и трудколоний!.. Нетрудно представить, что это было за «пополнение». Началось обучение и воспитание этой молодежи. Через несколько месяцев основная масса этих уголовников превратилась во вполне обученных, подготовленных к действиям гвардейцев-десантников. Они научились прыгать с парашютом, стрелять, «снимать» часовых, попадать с десяти метров ножом в сосну, овладели приемами боевого самбо, навыками разведки и т.д. Они стали дисциплинированными бойцами, готовыми выполнить любое задание.

В октябре 1943 года нас погрузили в эшелон и привезли в г. Андреаполь Великолукской области. Оттуда мы (три воздушно-десантных бригады) должны были десантировать в тыл врага, куда-то под Витебск. Была поставлена боевая задача: соединиться с партизанским отрядом, совершить вместе с партизанами марш на сорок километров и с тыла ударить по немцам. В ночь с 7 на 8 ноября сыграли боевую тревогу и привели нас на аэродром. Каждый знал свою задачу, с кем и в каком самолете летит, сигналы на сбор после приземления и т.д. Мы долго стояли у взлетной полосы и ждали команду на посадку. Но команды почему-то не было. Наконец, скомандовали: «Построиться!» и отвели обратно в лес. Сказали: «Погода нелетная…» А в небе — ни одного облачка, яркие звезды…

Из Андреаполя нас привезли в Калинин (Тверь), отвели в лес на 14 км по Ленинградскому шоссе и сказали: «Здесь будем жить!» И только тогда мы узнали, почему не состоялась десантировка из Андреаполя… — Это была величайшая провокация. Партизаны, к которым мы должны были лететь, оказались не партизанами, а отрядами власовцев и белогвардейцев. Они ждали нас, чтобы уничтожить сразу после приземления или даже в воздухе. Об этом нам сообщили наши разведчики, которые жили у этих «партизан». Они каким-то образом узнали, что нас ожидает, и сообщили по радио: «Задержите вылет»… На другой день они прилетели к нам — их отпустили ничего не подозревавшие «партизаны». Так закончилась эта «операция». Как нам рассказали на политзанятиях, мы одной лишь подготовкой к этому десантированию выполнили большую стратегическую задачу: поджидая нас, гитлеровцы стянули к этому району большое количество войск, а в это время наши войска прорвали оборону противника на другом участке фронта…

В конце лета 1944 года нас привезли в Белоруссию, в г. Слуцк. Мы ждали, что наш путь будет в Германию, на Берлин!.. Но судьба распорядилась иначе. — В январе 1945 г. нас привезли в Венгрию. Выгрузились на станции Сольнок, и начался наш поход к фронту. Запомнился эпизод, свидетелем которого мне пришлось быть в самом начале этого похода.

* * *

Ночная музыка. Сержант играл в костеле на органе,
Не Баха и не Генделя играл.
Играл он «Широка страна моя родная»,
А батальон усталый крепко спал.

Тяжелый был поход, лишь на вторые сутки
В пустой деревне дали нам привал.
Мадьярский лес кругом, таинственный и жуткий,
Шумел в ночи, и филин в нем кричал.

Вчера нас «Юнкерсы» встречали перед Тиссой,
Пытались разбомбить наш эшелон,
Рассвет вставал сырой, туманный, мглистый,
И очень не хотелось покидать вагон…

А после выгрузки построились в колонну,
Полны отваги и лихих надежд,
Нас ждал, мы думали, разбитый, опаленный
Еще не взятый нами Будапешт…

Мелодия плыла над спящим батальоном,
А я глазами сонными моргал
И думал: «Как он смог, походом утомленный,
В костеле старом запустить орган?»

Сержант играл, и музыка органа
Была для нас ценнее всех наград:
Как будто Родина сама оберегала
Недолгий сон сынов своих, солдат…

На полуфразе музыка прервалась,
На полусне прервался сон солдат,
Когда «Подъем!» команда вдруг раздалась,
И «Становись!» — скомандовал комбат…

И вновь дорога повела куда-то,
И снова ветер зашумел в листве…
А та мелодия у каждого солдата
Еще звучала долго в голове.

Мы много городов с тех пор освободили,
Мы взяли сотни сел и деревень.
А тот сержант — его похоронили
Мы вскоре у поселка Чак-Берень…

* * *

О боях вспоминать не хочется, ничего интересного в этом нет. Хотя мы и вступили в бои в самом конце войны, они были тяжелыми. Много жертв было при прорыве сильно укрепленной обороны немцев юго-западнее Будапешта, при взятии крупных городов в Венгрии и Австрии. Никогда не забыть мне взятие Вены и освобождение людей из Венского концлагеря…

При взятии Вены произошло такое немаловажное событие. В одном из наших полков начальником ПДС (парашютно-десантной службы) служил старший лейтенант Стомахин Арон Эммануилович. Он сконструировал небольшой аэростат и, укрепив на нем лампу, освещал сверху площадку, на которую приземлялись парашютисты во время ночных тренировочных прыжков.

Когда мы с юга подходили к Вене, Стомахину пришла в голову идея — с помощью этого аэростата поднять знамя над Берлином! Он стал добиваться встречи с командующим фронтом, маршалом Ф.И.Толбухиным. Но маршалу было не до него, и он не хотел его принимать. «Будет тут каждый… со своим знаменем лезть!.. » — сказал Толбухин (так рассказывал сам Стомахин). Но штабные офицеры все-таки уговорили маршала посмотреть, как действует установка Стомахина.

Ф. И. Толбухин

Из парашютного перкаля Стомахин сшил знамя размером, кажется, 5 на 8 метров, покрасил в красный цвет, нарисовал серп и молот и привез к Толбухину вместе с аэростатом. Где-то добыли баллоны с водородом (или гелием?), и Стомахин поднял знамя вверх. Маршал посмотрел на это без большого энтузиазма и сказал: «Ну, ладно, пусть поднимет. Только не над Берлином, а над Веной! Причем сделать это нужно до того, как Вена будет взята!..»

Договорились, что для этой операции Стомахину будет выделен танк и отделение автоматчиков. 11 апреля 1945 г. наши части уже вели бои на окраинах Вены. Вечером этого дня Стомахин стоял в условленном месте со всей своей аппаратурой и ждал обещанного танка. Но вскоре выяснилось, что танка свободного в данное время нет, вместо него приехала полуторка с двумя автоматчиками. Погрузили на нее лебедку, баллоны с газом, аэростат, знамя и поехали в Вену. Ночью с погашенными фарами удалось пробраться почти в самый центр города. Въехали в какой-то двор, разгрузились, надули газом аэростат, прикрепили к нему знамя, и утром 12 апреля оно поднялось над Веной, на высоту, примерно, 800 метров. Немцы ничего не могли понять — откуда вдруг над городом появилось это знамя!? Маленький аэростат был почти не виден, тонкий стальной трос не был виден совсем, лишь огромное красное полотнище реяло над Веной. Немцы стреляли по нему из пулеметов и зенитных пушек, но сбить не смогли…

уличный бой в центральной части г.Вены, 1945 г.

Увидев красное знамя над Веной, наши бойцы бросились на штурм. Но в этот день взять Вену не удалось. Когда стемнело, Стомахин опустил знамя, а утром 13 апреля снова поднял его. В этот день Вена была взята… У старых десантников сложилась традиция: каждый год 13 апреля мы собираемся и возлагаем цветы к могиле Неизвестного солдата, к Вечному огню. А наше Венское знамя хранится в музее Вооруженных сил.

В один из дней в Вене я был в гарнизонном наряде начальником караула, охранявшего в городской гауптвахте бывшего начальника Венского концлагеря. На всю жизнь запомнилась мерзкая, злая физиономия. Он все требовал, чтобы ему дали матрац, подушку и одеяло. Ничего он от меня не получил… — По улицам Вены ходили освобожденные узники концлагеря. То и дело слышалось: «Спасибо, товарищ! Дали свободу полякам!.. Здравствуй, друже! Я из Югославии, спасибо!.. Наздар! Спасибо, спасли чехов!..», и так далее…

В самый последний день войны мне пришлось идти в разведку. Мы стояли на берегу горной реки Лаа, на границе между Австрией и Чехословакией. На другом берегу укрепились власовцы. В ночь с 7 на 8 мая они кричали нам: «Здорово, десантники! Скоро встретимся!», а под утро все стихло. Командир батальона приказал мне сплавать на ту сторону и посмотреть, есть ли там противник… Вода была очень холодной, к тому же немцы вдруг открыли по реке минометный огонь. Это заставило меня прибавить ходу… Течение снесло меня метров на пятьдесят, но все-таки я доплыл и по-пластунски пополз к укреплениям власовцев. Минометный огонь вдруг прекратился и по мне никто не стрелял. Я приподнялся, потом встал в полный рост и пошел к окопам. Там стоял железо-бетонный дот, который не проявлял признаков жизни. Окопы были пусты, но было видно, что люди здесь были буквально несколько минут назад. Я переплыл обратно и доложил комбату, что противник ушел. «Батальон, вперед!»- скомандовал он, и я снова поплыл через эту холодную речку. На том берегу, лишь только я оделся, меня снова вызвал комбат и приказал идти с отделением автоматчиков дальше в разведку… Мы прошли лес, увидели поле, а за полем деревню. В бинокль я рассмотрел, как немцы грузятся в машины и удирают прочь… Далее мы совершили марш 40 км и с ходу взяли первый чешский город Зноймо. Здесь нам объявили, что война закончена полным разгромом Германии! Это было вечером 8 мая…

Прошло три года после окончания войны, прежде чем я демобилизовался из армии. В 1948 г. я поступил на геологический факультет МГУ, на кафедру геофизики. После окончания учебы я был оставлен в аспирантуре. Мой руководитель, профессор В.В.Федынский предложил мне заняться морской гравиметрией. В 1954 г. я участвовал в экспедиции на «Витязе», затем на танкере «Апшерон» и китобазе «Слава». В 1955 г. на базе ГАИШ организовалась постоянно действующая морская гравиметрическая экспедиция, научным руководителем которой стал В.В.Федынский. Так судьба привела меня в ГАИШ, за что я ей чрезвычайно благодарен! Сложился прекрасный коллектив гравиметристов, который органически слился с замечательным коллективом сотрудников ГАИШ. Мы несколько раз ходили в Антарктику, побывали в Арктике и на всех океанах Земли. Кроме того, занимались изучением гравитационных полей Луны, Марса, Венеры…

В геологических экспедициях на Ангаре, в Каракумах, а также в Антарктиде  на дрейфующей льдине в Арктике пригодились закалка и опыт, приобретенные в десантных войсках и на фронте… Но лучше бы войны никогда не было!..

Источник: http://www.astronet.ru/