Последние минуты.1945 год

«Продуктовая карточка. Владелец Марта Пфальц. Срок действия с 18.12.39 по 14.01.40″

Когда я вспоминаю о последних днях и часах тысячелетнего рейха, перед моими глазами возникают лишь некоторые эпизоды, отдельные фрагменты повседневной жизни того времени.

Обычные военные будни изменились. Всё чаще объявлялись добавки к обычному рациону питания. Однажды это были яйца, и не по одному на человека, а несколько. Поскольку наша небольшая семья за это время выросла на три человека, для нас эта добавка была предзнаменованием начала мирных дней в очень скором времени. Я как раз встала в очередь в продовольственный магазин, как мы оказались в луче света низко летящего бомбардировщика, вслед за этим начался обстрел. В мгновение ока все оказались за створкой ворот арки соседнего дома, готовые в любой момент опять вернуться на своё место в очереди, как только самолёт скроется из виду.

При объявлении тревоги, помимо ребёнка и сумки с документами я брала с собой корзинку с яйцами. Возможно, у молодого поколения это вызовет улыбку, но кто во времена изобилия и достатка может понять, что для нас тогда значила полная корзинка яиц?

Как и во времена античности в нашем доме была своя трагедия-фарс. Главным её героем был всегда угрюмый и мрачный сосед, едва ли когда отвечавший на моё вежливое приветствие. Когда американцы приблизились к западной части Лейпцига, он остановил меня однажды на лестнице и стал поучать относительно моего долга как немецкой жены и матери. C этого момента днём и ночью, по его мнению, я должна была держать на подоконнике кастрюли с кипятком, чтобы в нужный момент вылить его на головы вошедших в город американцев. «Ещё один сумасшедший» — подумала я, и этот сосед был не единственный в моём окружении, всё ещё надеявшийся на победу Германии.

Мы жили в состоянии неизвестности — как долго я не знала, — когда у нас дома зазвонил телефон. Звонил коллега с работы и мой хороший знакомый, также живший в Лейпциге в районе Пфингствайде. «Лотт!» — закричал он в трубку, «американцы уже здесь!». Он рассказывал мне о поникшем настроении жителей, от белых, вывешенных из окон скатертей и простыней, фасадах домов, о чернокожем офицере, который как раз в тот момент сидел в его комнате. Затем всё стихло – связь была прервана.

У нас на Делитцчер-штрассе война шла своим чередом. Мы с мужем стояли за забором нашего дома и смотрели вслед немецким солдатам, по-одиночке или маленькими группами бежавшими в центр города. «К памятнику битвы народов!» кричали они. Из некоторых домов они вывозили приготовленные ручные тележки, нагруженные оружием. Я знала немецкие войска только лишь по плакатам и кинохроникам, в которых они победоносно на танках продвигались вперёд, здесь же измождённые мужчины буквально тащились к своей последней битве и тянули за собой маленькие ручные тележки.

Один из солдат подошёл к нам с просьбой передать его отцу, жившему на Даммштрассе в Марклеенберг, записку с парой строчек. Он спросил, можем ли мы передать её? В тех местах я бывала в детстве и очень хорошо знала там всё, как у себя дома. Мы рассказали солдату о вступлении в город американцев и предложили ему спрятаться у нас в подвале, предложив гражданскую одежду  моего мужа. Солдат ещё стоял в нерешительности, как неизвестно откуда возник мальчишка школьного возраста, и закричал, что его мать всё видела и показал на стоящий напротив дом, из окна которого высунулась женщина и в упор смотрела на нас — давая понять: «Вы хотите спрятать у себя солдата, мы об этом сообщим, куда следует!». Солдат покинул нас, не говоря ни слова.

Эпилог.

Прошло некоторое время, пока я на велосипеде смогла поехать на Даммштрассе. Дом казался вымершим. Когда на мой повторный звонок в дверь никто не отозвался, я бросила письмо в почтовый ящик на двери.

Перевод Натальи Пятницыной