Подготовка к будущим боевым испытаниям

Глеб Удинцев

Весной 1942 г. учебные полеты у нас снова начались. Летали обычно на тренировку в навигации и бомбометании по все усложнявшимся маршрутам. Сначала летали только в дневное время, а ближе к концу лета 1942 г. начали летать также и в ночное время, а потом уже только в ночное время — так тре­бовала тактика действий АДД.

На лето нас вывели из казармы в лагеря непо­далеку от военного городка. На занятия в классы ходили из лагеря строем. За­нимаясь учебой, мы все время очень внимательно следили за событиями на фронте. Ежедневно политрук эскадрильи проводил для нас политинформацию с вопросами и ответами. Курсанты очень интересовались всем, что касается вооружения нашей и немецкой авиации, а также и авиации союзников, собы­тиями на фронтах войны, конечно, прежде всего, на фронте нашей Отечест­венной войны с немцами, но также и событиями на фронтах войны наших со­юзников в Северной Атлантике и с японцами на Тихом океане, о борьбе с немцами армии маршала Тито в Югославии, о действиях французского Сопро­тивления.

Впрочем, в центре общего внимания в это лето были события под Сталин­градом. После успешного отпора немцам под Москвой у всех жила надежда, что наступательный дух немцев уже сломлен. Поэтому возобновление масси­рованного наступления немцев, прорвавшихся в Крым и осадивших Севасто­поль, было воспринято нами с большой болью. 250-дневная оборона этого го­рода-героя, начавшаяся еще 30 октября 1941 г., была предметом горячего сочувствия его защитникам, а падение Севастополя 3 июля 1942 г. было вос­принято как большая трагедия. Но на фоне этой трагедии события, начавшиеся севернее со взятия в мае Харькова и разворачивавшиеся в излучине Дона, ясно обрисовывали назревавшую еще более трагичную перспективу прорыва нем­цев к Волге в районе Сталинграда и на Кавказ через Кубань. Угроза, возник­шая над страной, вновь приобретала тревожные размеры. По слухам из Ниж­него Тагила, наши уехавшие туда курсанты готовились к отправке на пополнение защитников Сталинграда. Далекие от нас пыльные дороги Харьковщины и северного Приазовья, по которым отступали наши войска, а затем и зарево пожарищ и тучи дыма над горящим Сталинградом становились для нас реальной обстановкой и нашего бытия. Каждый из нас думал об этом и ясно представлял жестокие условия битвы в разрушаемом непрерывными воз­душными налетами и жестокими артиллерийскими обстрелами Сталинграде. Оборона этого города с его символичным для всей страны именем стала во­просом жизни и смерти в судьбе всей войны. Мамаев курган, как ранее Мала­хов курган Севастопольской обороны, был в те месяцы символом защиты сердца нашей Родины.

Знаменитый приказ № 227 («Ни шагу назад!») от 28 июля 1942 г. опреде­лил масштабы нависшей над страной угрозы и своевременность сурового тре­бования остановить врага не щадя своих жизней. Сталинград превращался в груду развалин, среди которых незыблемой цитаделью стоял прославленный Дом сержанта Павлова. Вода в Волге кипела от бесчисленных взрывов бомб и снарядов. Чудом казалось нам почти непрерывное пополнение рядов защитни­ков города по переправам с восточного берега. С каждым днем враги все глубже вгрызались в тело города и прорывались местами к берегу Волги.

19 августа началась Синявинская наступательная операция — целью ее бы­ла, по-видимому, не столько деблокада Ленинграда, сколько недопущение пе­реброски оттуда сил к Сталинграду. Был и еще один отвлекающий немецкие силы от Сталинграда маневр. Только сейчас стало известно, что в те дни, что­бы не допустить усиления наступавших в Сталинграде немецких войск, Ста­лин приказал организовать удар по все еще угрожавшему Москве Ржевскому выступу и направил туда командовать Г. К. Жукова. Армия знала: «Где Жу­ков — там победа!» Знали это и немцы. Ни один эшелон с танками, ни одна эскадрилья люфтваффе не покинула Ржева. И только когда наметилось полное окружение 6-й армии Паулюса, из района Ржева был отозван Жуков, искренне огорченный неудавшимся освобождением Ржева, предусмотренным планом Ставки именно неудачным и скрытым от Жукова ради полной секретности и дезинформации немецкого командования.

27 августа 1942 г. в Челябинске Кировский завод начал выпуск танков Т-34, и мы видели испытания этих боевых чудо-машин на нашем аэродроме. В этом мы наглядно узнавали о подвиге наших рабочих и инженеров, эвакуи­ровавших в невероятно тяжелых условиях заводское оборудование из осаж­денного Ленинграда и воссоздавших танковый завод на новом месте. Мы вос­хищались, видя мчащиеся по нашему летному полю в облаках снежной пыли, словно богатырские кони, легендарные «тридцатьчетверки»!

23 августа танковые части немецкой армии вышли на берег Волги севернее Сталинграда, а 13 сентября начались бои с противником в центральной части Сталинграда у Мамаева кургана. Тяжелейшие бои шли в огромном городе, превращенном в груды развалин, немцы прижимали его защитников к берего­вым откосам у Волги. Командные пункты укрывались в береговых пещерах и трубах водостоков. Позднее мы прочитали обо всем этом в тво­рении Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» и в романах В. Гроссмана «За правое дело» и «Жизнь и судьба», а тогда узнавали о беспощадной борьбе в окопах Сталинграда по газетным хроникам и радиосообщениям.

22 ноября мы узнали, что подвижные соединения нашей армии замкнули в районе Калача окружение 6-й армии противника общим числом 330 тысяч человек. В то лето погиб мой близкий друг Витюшка Ширин. Весь воздушный десант, в составе которого он был сброшен в тыл наступавших не­мецких войск, погиб в неравном бою. 26 ноября в боях под Сталинградом по­гиб мой друг лейтенант Алик Крылов. Отец его был репрессирован в 1935 г., был на общих работах в концлагере, ослеп и был «комиссован», вернулся к семье, высланной из Москвы. «Увидался» на ощупь с сыном и проводил его на войну. Письма Алика с фронта, получаемые мной в училище, были полны вы­ражения подлинно патриотических чувств и героической решимости к каждо­дневному подвигу. Его гибель усиливала мою готовность прилагать все усилия к успешному завершению учебы и стремления как можно скорее попасть в боевой полк. Я гордился, что нас готовят к работе в АДД, видя в этом возмож­ность наиболее полной реализации желания послужить Родине.

Сталинградская битва продолжалась и завершилась лишь 31 января 1943 г. разгромом и капитуляцией армии Паулюса. Это небывало крупное поражение немцев ставило под сомнение их способность продолжать в дальнейшем на­ступательные операции на восточном фронте. И все же, несмотря на тяжелей­шие потери под Сталинградом, пленение 300-тысячной армии Паулюса и на­несенный этим убийственный удар по престижу «непобедимой» немецкой армии, Германия ценой огромного напряжения, с концентрацией крупных вой­сковых сил, оснащенных только что созданными новейшими и действительно могучими танками «тигр», «пантера» и самоходными орудиями «фердинанд», снова решилась наступать.

Весной и летом 1943 г. мы много и напряженно летали, выполняя задания по навигации на протяженных маршрутах и по бомбометанию в ночное время. Впервые я мог видеть на взлете и наборе высоты сказочную и ни с чем не сравнимую печальную красоту погружающейся в сумерки Земли.

5 июля 1943 г. началась Курская оборонительная битва. 12 июля соверши­лось крупнейшее во Второй мировой войне Прохоровское танковое сражение, как часть начатой 12 июля и длившейся до 23 августа наступательной Курской битвы. В этом сражении наши «тридцатьчетверки» выдержали натиск «тиг­ров» и «пантер», и Прохоровское поле стало полем русской славы, подобно Бородинскому полю войны 1812 г.

25 сентября наши войска освободили Смоленск. В этой битве большой вклад сделал славный 3-й гвардейский полк АДД, в котором мне предстояло служить, о чем я тогда не мог догадываться и мечтать.

Мы в эти дни мечтали как можно скорее пройти всю необходимую летную практику, ибо считали, что теорию освоили уже вполне успешно. Как и все мои сокурсники по челябинскому училищу, я старался точно водить по мар­шруту наш скромный небесный тихоход Р-5 и бомбить освещенную фонарями цель на учебном полигоне. Время от времени мы группами курсантов совер­шали полеты на тяжелой громадине ТБ-3, тренировались на них в определении места по звездам, применяя авиационный секстан с искусственным горизон­том. Изрядно потели мы после полетов, отмывая бензином замасленное брюхо этого бомбовоза. Группами по 20 курсантов, вместе с нашими преподавателя­ми, мы летали также на хорошо оборудованных новейшей радионавигацион­ной техникой самолетах Ли-2. Маршруты полетов были увеличены по сравне­нию с прежними, выполнявшимися на Р-5.

Ближе к выпуску мы должны были пройти также практику прыжков с па­рашютом, но в один из таких прыжков курсанта с парашютом занесло ветром на здание училища, купол парашюта зацепился за крышу, а его, бедолагу, ви­севшего на стропах, раскачивал ветер и бил о кирпичную стену дома. Кое-как его сняли оттуда более или менее невредимым, но могло быть хуже, и началь­ник училища, очень расстроенный случившимся, решил, что не стоит больше рисковать с этими тренировками — в боевой обстановке и без них не пропа­дем, прыгнем и приземлимся, коли жить захотим.

Выпуск нашего курса состоялся в памятный день — 7 ноября 1943 г., и этот день совпал с днями форсирования Днепра и освобождения 6 ноября Киева. Нам вручили введенные недавно погоны с присвоением зва­ния младшего лейтенанта, о чем свидетельствовала одна звездочка на них. На­чальник училища поздравил нас и пошутил, сказав: «Остальные звездочки за­воюете в боевых вылетах!» Однако оказалось, что до боевых вылетов нам еще далеко. Мы получали назначения не в боевые полки, а в запасные, как я — в 44-й запасной полк, стоявший в Тоцком близ Бузулука, и в высшие учили­ща — в Мары и в Карши. Смысл этого был в том, чтобы соединиться и слетаться там с остальными членами экипажа самолета бомбардировщика Ил-4 — с пилотами, выпускниками Новосибирского летного училища пилотов АДД, стрелками-радистами из челябинского училища соответствующего про­филя и стрелками, подготовленными в местных школах авиационных стрел­ков. Я с некоторыми из выпускников нашей эскадрильи — примерно треть ее состава — поехал поездом до Чкалова (Оренбурга), где мы должны были пере­сесть на другой поезд, идущий через Бузулук на Куйбышев (Самару).

Два дня мы пробыли в Чкалове, прежде чем удалось выехать в Бузулук. Прибыли в Бузулук днем и в штабе получили назначение в 44-й полк, стоявший в Тоцком. В тот же вечер мы сели на открытую платформу стоявшего там товарного по­езда, направлявшегося в Чкалов. В Тоцком этот поезд не останавливался, и старший нашей группы лейтенант Борисенко (бывший в Челябинске старши­ной эскадрильи) смог только договориться перед отправлением из Бузулука с машинистом паровоза, что в Тоцком он, не останавливаясь, сбавит ход и даст нам сигнал гудком, чтобы мы спрыгивали на ходу в снег на обочину путей. Так мы и сделали, но оказалось, что до военного городка со штабом полка, куда нам было дано назначение, надо еще идти с километр. Пришли мы в го­родок, оказавшийся несколькими длинными землянками при аэродроме, и бы­ли приветливо приняты командиром полка полковником Волковым, несмотря на позднее время — близко к полуночи.

На следующий день каждый из нас получил назначение в свой экипаж. Моим пилотом стал младший лейтенант Мефодий Терентьевич Красновский, белорус, родом из деревни под Оршей, окончивший Новосибирское училище пилотов АДД. Застенчивый и милейший Красновский стеснялся своего «дере­венского» имени Мефодий и просил называть его Михаилом. Стрелок-радист Саша Гусев и стрелок имя, которого по давности лет я, к стыду своему, забыл — были здоровенные и очень добродушные деревенские ребята с Южного Урала.

Началось освоение материальной части незнакомого еще нам основно­го боевого самолета бомбардировщика АДД — двухмоторного Ил-4 (ДБ-Зф) с экипажем из 4 человек, вооружением из 3 пулеметов — одного носо­вого ШКАС и двух ДШК, турельного и хвостового, с бомбовой нагрузкой до 3000 кг, с размещением бомб внутри фюзеляжа и под крыльями, при взлетном весе 9,5 т. Скорость полета 450 км/ч при высоте 6000—8000 м. Потолок — 9000 м. Это был основной дальний бомбардировщик АДД, участвовавший ра­нее в советско-финляндской войне, в первых вылетах на Берлин в августе 1941 г. И в течение всей войны использовавшийся для вылетов в глубокие ты­лы противника. Он использовался также в качестве торпедоносца морской авиации на Северном, Балтийском и Черноморском флотах.

Зимой 1943/44 г. аэродром Тоцкое сильно занесло снегом, чистить его или укатывать снег до плотного состояния было нелегко. Это требовало использо­вания специальных машин и расхода топлива, которое командир полка пред­почитал экономить до наступления весенней и летней погоды. Пока же летная подготовка ограничивалась в основном тренировкой пилотов и стрелков-радистов. Командир полка Волков охотно делился с нами своим опытом в дей­ствиях нашей бомбардировочной авиации на стороне Китая против оккупаци­онной японской Квантунской армии. Штурмана занимались наземной навига­ционной подготовкой — изучали район полетов и осваивали незнакомую нам ранее материальную часть самолета Ил-4, его радионавигационную аппарату­ру, новый ночной прицел для бомбометания НКПБ-3. У нас оставалось при этом довольно много свободного времени, которое нам рекомендовали ис­пользовать для занятий лыжным спортом. В полку была довольно хорошая библиотека, а еще лучше библиотека была в селе Тоцком. В Тоцкое мы ходили по субботам в баню, а заодно заходили и в библиотеку. Зима стояла очень снежная, и любители лыжного спорта проложили лыжни по снегозащитной полосе вдоль железной дороги, по реке Самарке и по склонам Вишневых гор — предгорьев Южного Урала. Особенно красивы были места по Самарке, прито­ку Волги. Берега ее густо заросли огромными ивами, вершины и ветви кото­рых низко склонялись под тяжестью снега над нешироким руслом реки. Кру­жевной снежный свод из этих ветвей образовывал таинственный коридор над замерзшей рекой. Он был сказочно красив, вызывая представление о заколдо­ванном царстве царя Берендея.

В полку у нас образовалось небольшое землячество москвичей — выпуск­ников челябинского училища. Вечерами мы часто обсуждали газетные ново­сти и радиоинформацию о положении на фронтах, которая теперь, как небо от земли, отличалась от тревожной информации осени 1941 г. Довольно часто политрук полка проводил обстоятельные обсуждения положения на фронтах, и офицерский состав принимал в этом участие. Многие охотно делились впечат­лениями от прочитанного в газетах, регулярно поступавших в наш полк. До­вольно часто показывали кинофильмы. Сильное впечатление произвел на всех нас новый фильм «Два бойца». Сходу запоминались две замечательные песни этого фильма:

Шаланды, полные кефали,
В Одессу Костя приводил,
И все биндюжники вставали,
Когда в пивную он входил…

и вторая:

Темная ночь,
Только ветер гудит в проводах,
И холодная черная степь
Пролегла между нами…

Показывали и иностранные фильмы: «Леди Гамильтон», «Джордж из Дин­ки-джаза».

С момента ухода в армию я сдружился со студентом Московского геолого­разведочного института, штурманом, челябинцем Шуркой Лисицыным. В училище мы были в разных эскадрильях, и общение наше было редким. Здесь же мы оказались в одной эскадрилье, спали на близких друг к другу мес­тах на нарах, чаще беседовали обо всем, что занимало нас. Вместе с ним мы много времени проводили в лыжных походах и в дружеских вечерних визитах в избушку механиков-прибористов на краю летного поля — там интересные беседы шли у нас с прибористом Николаем Тельновым, выпускником Москов­ского института кинематографии. Он был хорошо знаком с зарубежной кине­матографической классикой и рассказывал нам много интересного.

Ближе к концу зимы были проведены лыжные соревнования. Несмотря на то, что кон­струкция мягких креплений и кирзовые сапоги — не лучшее снаряжение для лыжных соревнований, многие из нас участвовали в этих соревнованиях. До войны я много ходил на лыжах, в том числе участвовал в январе 1941 г. в до­вольно длительном лыжном походе по району Мегорских гряд — лесистых холмов к северу от станции Хвойная Савеловской железной дороги, вдоль бо­лот, озер и старинных каналов петровских времен, связавших бассейн реки Свири с Волгой. Но там у меня были удобные лыжные ботинки и жесткие кре­пления, и я чувствовал себя уверенно. В челябинском училище я себя в лыж­ном спорте не проявил удачно. Но здесь, благодаря частым тренировкам в сво­бодное время, доставлявшим мне большое удовольствие, я снова вошел в спортивную форму и решил участвовать в довольно трудном беге на дистан­цию 30 км. С началом бега почти все мои конкуренты сильно отстали, чувст­вовалась недостаточность тренировки, остался на трассе младший лейтенант пилот Агентаев, бурят из Горной Шории. Сухой, поджарый, опытный лыжник. Я долго экономил силы и шел по трассе не спеша, помня советы моего мос­ковского тренера по парусам и лыжам Вадима Делакура. Агентаев свои силы, видимо, рассчитал не очень правильно. На последних 3-4 км я догнал его и даже немного обогнал, так что финишировал первым. Я был очень рад этому — почувствовал себя готовым к будущим боевым испытаниям.

Продолжение следует.

Источник: Удинцев Г.Б. Записки по гидрографии. Магеллановы Облака (Очерки исследования дна океанов). — СПб. 2009. с. 104-108.