Планы Германии, и наше место в них

 

Нина Крутова. Фото сделано в 1943 г. эсэсовцем Арнольдом.

Лето 1941 г. Война, как ураган, ворвалась в нашу жизнь. Много лет прошло с тех пор. Уходят из жизни воевавшие на фронте, работавшие в тылу и оставшиеся на оккупированной врагом территории по независящим от них причинам. До сих пор некоторые старые люди разделяют свою жизнь на периоды: до войны, во время войны и после войны.

Когда началась война, мне было 10 лет. Я перешла в 3-й класс. В первый класс тогда принимали с 8 лет. Наша семья жила в селе Ковяги Харьковской области. Родители работали учителями в семилетней школе. Семья была большая, дружная: две бабушки, папа, мама, я и трехлетний брат. Много односельчан ушло на фронт. Отец был очень близоруким и в армию его не взяли. Всё реже в селе звучали песни и беззаботный смех. Мы, дети, как-то сразу повзрослели, на наши плечи легли новые заботы, обязанности. Взрослые чаще стали говорить, что нам уже 10 лет, хотя несколько недель тому назад нам было еще только 10 лет.

Сейчас, перебирая по крупицам свою жизнь, я заметила, что какая-то часть её, протекающая обыденно, спокойно, не запомнилась так четко, как события в чем-то необычные в то время для моего возраста. Моя память не была загружена сведениями из учебников, кино и книг. У нас в селе не было радио. Газеты сообщали, что Красная армия отступала, оставляя врагу нашу землю. Но мы верили, что врага остановят, разобьют. Всё чаще над нами пролетали фашистские самолеты, разбрасывали листовки, призывающие солдат Красной армии сдаваться в плен, где им обещали райскую жизнь. Я находила такие листовки, читала и плакала. Нервы напряжены. Память чувствительна, как фотопленка. Она фиксировала многие события, разговоры людей, их лица ярко до мелочей, потому что я понимала – от всего этого зависит наша жизнь.

Летом 41 года к учащимся нашей семилетки обратился председатель колхоза с просьбой помочь овощеводческой бригаде в прополке – это будет наша помощь фронту. На работу пошли и мы, третьеклассники. Мы удаляли сорняки на грядках лука, огурцов, помидоров. Работы было много. Ожидали хороший урожай. Однажды над нами низко пролетел самолет с крестами на крыльях и обстрелял нас из пулемета. Кто-то из взрослых крикнул: «Ложись!». Все упали на землю и закрыли головы руками. Пули посвистывали где-то рядом, впиваясь в землю. Кажется, никого не задело. Самолет улетел, а мы продолжали лежать, потом многие заплакали. А ведь летчику видно было, что тут работали дети. Пошутил фашист, стреляя боевыми патронами. Так мы впервые близко познакомились с войной.

В августе уже слышна была канонада, фронт приближался. Из колхоза в тыл угнали стадо коров, лошадей, вместе с ними ушли и некоторые колхозники. Наша семья не смогла эвакуироваться – не было транспорта, заболел маленький мой братик и одна из бабушек.

К концу сентября бой шел уже в поле, где мы недавно работали, в двух километрах от нашего дома. Мои друзья мальчишки научили меня определять по звуку, когда стреляли наши, а когда – немцы. Всё реже слышались выстрелы нашего оружия… К ночи всё затихло, только на станции слышались взрывы, на выгоне горела ветряная мельница, а в поле полыхали скирды необмолоченного хлеба. Никто не спал. Утром на улицах села затарахтели мотоциклы, яростно залаяли собаки. Раздались автоматные очереди. Собаки замолчали. Наша хата была рядом со школой. К нам во двор вошли немецкие солдаты с автоматами, в касках. Один из них, громыхая сапогами, вошел в хату, наставив на нас автомат. Увидев, что мы перепуганные, но спокойные, ушел во двор, где другие осматривали сараи, что-то крикнул им, и все пошли дальше огородами, заглядывая в дома и сараи. Немцы сразу дали нам почувствовать, что они хозяева и пришли надолго. Для убедительности на базарной площади возле управы соорудили виселицу, где вскоре кого-то повесили, объявив бандитами.

Помещение школы время от времени превращалось в казарму, а в нашей хате жили офицеры, согнав всех нас в кухню.

Однажды у нас на постое был немецкий майор, такой важный, с какой-то наградой. На нас он смотрел с презрением, не считал нас за людей. Вечером, когда мы ужинали, он выходил к нам совершенно голый и громко портил воздух. При этом он внимательно смотрел на нас. Глаза злые. Однажды он вышел, как всегда, во время ужина, и высыпал на стол, покрытый скатертью, вшей, которые поползли между тарелками. «Партизанен», — сказал он и громко захохотал. Мы сидели молча, опустив глаза. У него был денщик, молодой тощий солдатик, который чистил ему мундир и сапоги. Майор кричал на него и бил сапогами по лицу, если находил на подошве сапога следы грязи. Солдатик при каждом ударе вытягивался в струнку и щелкал каблуками.

Как-то вышел майор к нам уже после ужина одетым, уселся на стул и заговорил на ломаном русском языке медленно, старательно произнося русские и немецкие слова. Он говорил о нашем будущем, которое ожидало нас после победы «великой Германии». Передаю услышанное мною, не добавляя и не изменяя ничего. Я вижу его презрительно улыбающееся лицо и злые холодные глаза, слышу голос хозяина, указывающего провинившейся собаке её место: «Германии нужны русская земля, леса, вода. Люди не нужны». Он указал на всех нас рукой, а затем на топившуюся плиту и произнес: «Все пш-ш!» И так несколько раз. Мама спросила, кто будет работать. Майор ответил: «Немцы – хозяева. Работают Англия, Франция, Италия. Славяне плохо работают. Пух-пух! Пш-ш!» Вот так кратко и доступно изложил он и планы Германии, и наше место в них. Такое не забудешь!.. Я свидетель этого разговора зимним вечером 1942 года. Я думаю, что так оно и было бы, если бы не наша Великая Победа. А ведь есть ещё среди россиян люди, утверждающие, что эта Победа нам не нужна, что немцы дали бы нам красивую жизнь.

Зимой 1942 года немцы часто стали в своих разговорах произносить слово «Сталинград». Через нашу станцию шли поезда с обмороженными солдатами, разбитой техникой. Народное радио «ОБС» (одна баба сказала) сообщало, что наши наступают, а фашистов разгромили в Сталинграде.

Весной 1942 г. у них настроение изменилось. Наши прорвались и освободили Харьков и нас, но не на долго. Весенняя распутица не дала возможности доставить горючее для танков, боеприпасы. Стреляли, бомбили. Снова наши отступили. Снова пришли оккупанты. Из нашей речи ушли слова «завтра», «на будущей неделе» и т.д. Снова страшно стало жить без будущего.

В апреле 1943 г. в нашей школе остановились эсэсовцы. У нас жили два унтер-офицера, нас не замечали и не трогали. Они праздновали день рождения Гитлера. Все собрались в школе, орали песни, пускали ракеты, было много пьяных. Мама ушла к знакомым, у них немцев не было. Я сидела дома на печке. Вечером сели ужинать. К нам пришел ефрейтор из соседнего дома. Он был трезвый, показал, что шнапс не пьет. Бабушки угостили его семечками, удивились, зачем он пришел. В окно мы увидели, что к нам идут два пьяных офицера. Наш гость встал и толкнул меня в угол, где была вешалка и висели пальто, сам снял шинель и повесил на вешалку, сел на стул так, что закрыл собой вешалку и меня. Офицеры вошли и закричали: «Паненка, ком! (иди сюда)». Ефрейтор встал, отдал честь и что-то сказал по-немецки. Офицеры заглянули в комнату, где жили постояльцы, увидев их вещи, ушли. Меня, чуть живую от страха, извлекли из-под одежды и отправили на печку. Я спросила, как зовут моего спасителя. Он ответил: «Арнольд». Сказал, что у него есть сестра, такая, как я. Значит, не все немцы были одинаковые? А может, поумнели после Сталинграда? Я долго думала над тем, почему меня спрятал Арнольд. Ведь он служил в отборных войсках СС…

Немцы в своих разговорах часто упоминали Курск, Белгород и слово «Катьюша». В конце июня или начале июля 1943 г. услышали звуки мощной канонады, на востоке видно было зарево, гудела и дрожала земля от взрывов. Такого мы ещё не видели и не слышали. На базаре прошел слух, что наши наступают и скоро будут здесь. В августе у нас за селом в поле снова разгорелся бой. Всезнающие мальчишки сказали, что прорвались наши танки и перекрыли железную дорогу в направлении Полтава – Харьков.

Наши самолеты прикрывали танкистов, а немецкие пытались уничтожить и танки, и наши самолеты. Днем над головой шли бесконечные воздушные бои, на нас летели пули и осколки. Мы все сидели по хатам под кроватями – подушки защищали нас от пуль. По ночам наши «кукурузники» налетали тихо, внезапно с выключенным мотором и бомбили сады и огороды, не давая возможности немцам закрепиться в селе. Предварительно сбрасывали на парашютиках осветительные ракеты. Они горели долго, ярко освещая всё вокруг каким-то холодным голубоватым светом. Мы ложились спать одетыми, мама дежурила на крылечке и, услышав издалека тихий рокот мотора самолёта, поднимала нас. Мы бежали в наш блиндаж в саду, еще не зная, что тут-то и будут падать бомбы. Одна бомба упала метрах в 30 от нашего убежища. Взрывной волной снесло земляное покрытие с нашего убежища, осколки срезали деревья. Нас оглушило. Мы чуть не задохнулись от дыма. Вторая бомба попала в угол школы. Там совсем недавно стояли власовцы, которых мы боялись больше немцев, но, к сожалению, они уехали. Бомбы падали совсем близко от нашей хаты. Но, слава Богу, хата осталась цела, хотя и вылетели все стекла. Это мы увидели утром, когда всё прекратилось. Не успели мы навести в доме порядок, как во двор въехали на мотоцикле немцы, и стали нас выгонять из дома, показывая рукой на запад. Мы замешкались, как бы собирая вещи, немцы пошли к соседям. Схватив приготовленные заранее котомки с вещами, побежали через огород и сад в сторону небольшой левады, подальше от дороги, в ту сторону села, что затерялось среди садов и огородов, надеясь на спасение. Мама несла в руках четырёхлетнего брата, который мужественно переносил все страхи. В одном месте пришлось бежать через кладбище, открытое со всех сторон. С нами бежали ещё люди с детьми. Нас вдруг стали обстреливать из орудий. Снаряды рвались рядом. Мы залегли между могилами. Обстрел прекратился. Поднялись и побежали дальше. Над головой что-то пролетело, издавая фыркающий звук, как летящая птица, и тут же раздался взрыв. Мы упали. Нас снова обстреливали. Снаряд упал совсем рядом, засыпав нас землей. Холмики могил спасли нас от осколков. Мы поползли дальше. Брат жалобно просил: «Мама, пошли домой», а бабушка шептала молитву. Под защитой мёртвых мы добрались до знакомых на краю села и пересидели у них несколько дней.

Бой шел возле станции, там что-то горело, взрывалось. Оттуда пришли люди и рассказывали, что озверевшие немцы там врывались в дома и уничтожали мужчин, не взирая на возраст, даже маленьких детей. Потом всё затихло.

Кто победил? Что делается в селе? Бабушка Фрося решила сходить огородами домой и разведать. Рано утром ушла. Долго её не было. Назад пришла по дороге, весело улыбаясь. Село заняли наши войска. Хата цела. Старенькая бабушка Мария, которая не смогла с нами бежать, жива. Мы все пошли по домам. В нашем дворе дымила полевая кухня, а за огородом стояли пушки. Наши офицеры и бойцы были с погонами, подтянутые. От них исходили уверенность и спокойствие. Мы обнимали их и плакали. Плакали от счастья, что нас освободили, от пережитого страха и горя за два года оккупации. Это поймёт только тот, кто всё это пережил. Нас освобождали сибиряки, красивые и мужественные люди. Некоторые были ранены, но остались в строю. Медсестра уговаривала их пойти в санчасть, но они снова возвращались. У нас жил командир батареи, тоже раненый в ногу. Он рассказал, что наша армия теперь хорошо вооружена, что «катюши» — это очень грозное оружие. А главное – у нашей армии есть стремление к победе и боевой дух. А мы заметили, что бойцы дисциплинированы, существует порядок. Мудрая бабушка сказала: «Эти не отступят».

Фронт удалялся на запад. У нас теперь было будущее. Его, ценой своей жизни, дали наши солдаты. Мы, оставшиеся в тылу, должны поднимать хозяйство, сеять и убирать хлеб, восстанавливать уничтоженные войной города и сёла. Трудно всем было. Ох, как трудно!!! По мере возможности мы, дети, помогали взрослым в уборке хлеба. Мы тоже помогали фронту. Мы были уже большими, ведь нам теперь было 13-14 лет.

Учебный год начался с октября. Нам дали бесплатно тетради для контрольных работ, а домашние задания мы выполняли в самодельных тетрадях. Мы их делали из газет, из оберточной бумаги, предварительно разгладив её утюгом. Чернила делали из сока черной бузины, марганцовки. На весь класс было несколько старых учебников. По очереди собирались мы у кого-нибудь дома и учили уроки. Но мы учились! Нам очень хотелось учиться! Из нашей сельской школы многие закончили 10 классов районной средней школы, а потом учились в институтах и стали врачами, учителями, агрономами, инженерами. В институты поступали сами, без репетиторов, даже иногда вопреки желанию родителей. Мы научились преодолевать трудности, не хныкали, не жаловались на отсутствие комфорта и денег. Мы радовались жизни и ценили её. Спасибо тем, кто нас освободил от фашистов и вернул нам будущее!

Источник: www.protvinolib.ru страница литературного творчества жителей города Протвино.