Плацдарм отстояли

Борис Кравцов, май 1944 г.

Борис  Васильевич, Вы попали на фронт весной 1942 года, в пе­риод отступлений Советской ар­мии. Каков был Ваш настрой?

— По­сле Одесского артиллерийско­го училища меня направили на Юго-Западный фронт коман­диром взвода топографической разведки артдивизиона. Настро­ение в войсках было довольно грустное. Нас готовили под ло­зунгом: «Если война, мы сегод­ня к походу готовы», учили «бить врага на его территории». А тут оборонительные бои и сплош­ные неудачи. Мы пытались ата­ковать, но безуспешно. В конце мая 1942-го немцы нанесли мощ­нейший контрудар и оттеснили нас на восточный берег Северского Донца. Там было первое мое боевое крещение. «Мессершмиты» расстреливали от­ступающих с высоты всего 10-20 метров над землей. Горела техника, стонали раненые. Случалось, наши колонны опережа­ли танки с тевтонскими креста­ми на броне. Они шли, куда и мы, к Сталинграду. Но немцы не обращали на нас никакого вни­мания. Наверное, думали, что мы и так никуда не денемся…

— В те тяжелые моменты что помогало Вам не сломаться, идти в бой?

— Товарищеская поддержка. Помню, когда отступали (а на­до было идти быстрым ходом), один натер ноги так, что у него случилась истерика: он со сле­зами бросался на землю и кри­чал, что никуда больше не пой­дет. Товарищи осмотрели раны, нашли ему другую обувь, помогли, чем смогли.

Мы вместе переживали смерть своих однополчан. Как сейчас передо мной тот но­ябрьский вечер, когда наш военфельдшер, всегда улыбчивый и спокойный Владимир Куценко мечтал о рыбалке в родном Днепропетровске. Через несколько дней шестерка «юнкерсов» атаковала наши огне­вые позиции, и он был убит из пулемета пикирующего самоле­та. Пули изрешетили ему спину. Вот так, не довелось Владимиру больше порыбачить на Днепре…

В конце 42-го период от­ступлений закончился. Особен­но тяжелыми были бои на Укра­ине. В сентябре 1943 года наши части освободили Павлоград и двинулись к Запорожью. В двух­недельных боях Запорожский плацдарм врага, наконец, уда­лось ликвидировать.  Для  нас, артиллерийских разведчиков, эти дни были ужасно напряжен­ными. Немцы засели на Хортице. А мы, пристроившись на чердаке шестиэтажного запо­рожского дома, до рези в глазах всматривались в холмистую тер­риторию острова: наносили на карту ориентиры, огневые точки противника. В один из вечеров в частном доме собрались сво­бодные от дежурства разведчики. Играли в карты, танцевали под патефон с красивыми запорож­скими девушками. Тогда и вызвали меня к командиру дивизиона с приказом форсировать Днепр и высадиться на Хортице. Это было как холодный душ!

— И танцы прекратились на­долго…

— Боялся, что навсегда. Я должен был идти вместе со штурмовым батальоном и группой  разведчиков, корректиро­вать огонь артиллерии. Каждый из нас понимал: выжить один шанс из ста! Артиллеристы и минометчики плыли на третьем понтоне. На небе ни звезд, ни луны — полная темнота! Нем­цы стреляли наугад. Когда се­ли на мель, относительно молчаливый до этого берег превратился в ад. Мы разместили наблюда­тельный пункт в за­брошенном блиндаже на нейтральной поло­се. Всю ночь корректи­ровали огонь левобережных ба­тарей. За это время восемь атак отбили! Потом немцы, види­мо, засекли нашу рацию — обру­шили на блиндаж минометный шквал. Слышу: «Рус, сдавайс! Рус капут!» И замечаю ползущих к блиндажу фашистов. Решение возникло мгновенно. Я прокри­чал радисту: «Вызываю огонь на себя! Цель — наш НП!» Команда немедленно была передана в ди­визион. В проходе в блиндаж взорвалась граната. Меня рани­ло в левую руку. Одновременно разорвались   несколько   снарядов, два в нескольких метрах от меня, третий попал в край блин­дажных бревен, рухнула кры­ша. Это стреляли наши. Немцев смыло как дождем. Несмотря на ранение, я смог сражаться. Ни­когда еще день не казался таким долгим! У кого еще остались па­троны, стреляли по немцам из автоматов, у кого не было, били штыками и лопатами. Но плац­дарм отстояли.

— Вы закончили воевать 31 декабря 1943 года, получив тяжелое ранение. С тех пор в Новый год в памяти первым делом всплывает именно этот день?

— Конечно, я об этом дне никогда не забываю. Нака­нуне мы получили подарки с тыла, в честь праздника. Это были теплые вещи, все, прак­тически применимое и необходимое нам в тех условиях. Наша дивизия заняла хутор Владимирский. Я тогда лег в хате спать и размышляю: «До Победы вряд ли доживу, убьют. Лучше б ранило! А ку­да? Лучше б в ногу». И что Вы думаете?! Ранило в бедро на следующий день! Я наблюдал в бинокль за немецкими по­зициями. Хотел определить, из какой точки стреляют по селу. И в пяти метрах от меня разорвался снаряд. Всю сте­ну хаты изрешетило осколка­ми, в меня отрикошетил один от нее, перебил кость бедра и в ней остался. До сих пор не понимаю, как меня не убило тогда?

Борис Кравцов с матерью Гликерией Львовной, 1944 год

— Борис Васильевич, чему научила Вас война?

— Моей однокласснице, за­мечательной  поэтессе  Юлии Друниной, принадлежат памят­ные мне строки:

Для меня не беда — беда,
Потому что за мной война,
Потому что за мной встает
Тех мальчишек убитых взвод…

Знаете, после всего пережи­того жизненные неприятности и семейные неурядицы кажутся такой ерундой.

Источник: Говорят герои Великой Победы. Диалог поколений. М.: ЗАО «СВР-Медиа», 2010. с.21-24.