Письма восточных рабочих — уроженцев Крыма

В исследовании опыта пребывания советских граждан на принудительных работах в Германии в период Великой Отечественной войны важнейшей категорией документов являются источники личного происхождения — письма, дневники и воспоминания. Самым распространенным коммуникационным каналом для восточных рабочих стали именно письма, представленные в основном небольшими посланиями на почтовых карточках. В силу отсутствия иной возможности контактов с близкими людьми, а также достаточно жестких ограничений со стороны германских властей в отношении частоты, объема и содержательной части почтового оборота восточных рабочих, в коротких строках писем остарбайтеры старались сконцентрировать весь объем информации о своей жизни в Германии. Поэтому для изучения стратегий выживания и представлений восточных рабочих о своей жизненной ситуации, отношения к близкому окружению, в том числе к местному населению письма являются историческим свидетельством первого звена.

Одним из основных затруднений исследователей является отсутствие локализованных комплексов писем восточных рабочих. В архивных учреждениях, музеях находятся разрозненные, в основном единичные экземпляры источников. Поэтому коллекция писем восточных рабочих, хранящаяся в Государственном архиве Республики Крым, представляет особую научную ценность и дает возможность более глубокого и детального анализа повседневности трудоиспользования советских граждан в Германии в период Великой Отечественной войны.

В ГКУ РК «Государственный архив Республики Крым» коллекция писем восточных рабочих – уроженцев Крыма поступила в 1986 году из Государственного архива Хмельницкой области УССР. В настоящее время это, к сожалению, исчерпывающая информация о происхождении коллекции. Всего коллекция насчитывает 1 607 ед.хр., оформленных в 15 дел. Состояние писем можно оценить как удовлетворительное.

Датировка писем относится к 1942-44 гг. Письма выполнены на русском языке, присутствуют единичные образцы на украинском и татарском языках. Что касается исполнения, то подавляющее большинство писем составлено с нарушением правил русского языка («Я очень скучилась за семочкамы если можно то пришлите подсолночных и кабачных..»; «Пиридаю я вам свой пламено сердечный привет с горячим пацылуюм». Отчасти это связано с полиэтничной спецификой региона, где в повседневной речи наблюдалось языковое смешение.

С другой стороны, эмоционально-смысловая доминанта зачастую организует семантику, синтаксис и прагматику эпистолярного текста остарбайтеров. Главным дескриптором личностного смысла автора письма всегда оставались ценности и чувства. Авторы писем придавали оценочный окрас всему описываемому (оценки людей, событий, явлений погоды, даже приветствиям – «свой скучный сердечный привет») [1].

Формально-количественный метод исследования коллекции применен нами условно в связи со сложностями объективного и субъективного характера, которые могут быть преодолены исследователями в дальнейшей работе с коллекцией. Отсутствие полной информации в самих текстах, не читаемость отдельных частей документов явились препятствием к квантитативным подсчетам по некоторым интересующим нас вопросам внешней и внутренней характеристики источников. Тем не менее, исходя из подстрочного анализа текстов писем, характера обращений к адресатам, были сделаны следующие первые обобщения:

— Подавляющее большинство писем принадлежат молодым людям обоих полов – среднего и старшего школьного возраста. Встречаются единичные послания людей старшего возраста, например, выпускника мединститута (Бурлаков Всеволод из Симферополя. В письме из Виттенберга от 18.09.1943 г. отцу доктору Михаилу Германовичу просил выслать пособие по рентгенологии. Писал, что иногда оперирует, перечислял сделанные операции; надеялся, что когда уже ознакомится достаточно с профессией, станет отцу помощником [2]); матери, угнанной вместе с дочерью.

— Адресатами выступали родители, родственники, друзья, иногда соседи, угнанных на работы в Германию из основных населенных пунктов Крыма (Симферополь, Бахчисарай, Евпатория, Керчь, Ялта, Джанкой, Феодосия и др.).

— Значительна доля городских ребят, которые уже в Германии были привлечены к работам в фермерских хозяйствах, что остро переживали как физически, так и эмоционально.

Ограниченность пространства с одной стороны вызывала информационную насыщенность, с другой – излишнее эмоционирование («… Я поживаю очень харашо тово и тебе жилаю найкрайщой жизни. Галiчка я никуда нихожу нас непускают уже аж голова репаiца так нам «очень харашо»)[3]. Иногда складывается впечатление, что частое повторения одного и того же вызвано нежеланием вдаваться в подробности своей жизни в Германии. Почта перлюстрировалась в обязательном порядке, поэтому, боясь возможных репрессий за негативные отзывы о пребывании в Германии, не решались писать домой или же отправляли односложные послания, типа: «Тато и мама, не горюйте обо мне». «… Я поживаю очень харашо тово и тебе жилаю найкрайщой жизни. Галiчка я никуда нихожу нас непускают уже аж голова репаiца так нам «очень харашо»[4].

Сложности были и в отправке посланий в силу установленной периодичности – 2 письма в месяц. Так что велся тщательный подсчет писем и посылок, обсуждению чего посвящалось до ½ письма. Любая весточка из дома была драгоценностью, перечитывалась множество раз: «почему вы мне не пишите. Мои хозяева думают, что я безродная. Пишите…! Ведь это счастье иметь из дому весточку»[5].

Характеризуя свою жизнь как скучную и безрадостную, восточные рабочие остро переживали моменты налаживания дружеских связей, досугового времени («…Первый раз была в кино. Буду теперь всегда ходить, один раз в месяц бывает здесь фильм. Обещают купить мне парадный костюм. Хозяйка не дождется конца войны чтоб поехать в Крым, покушать фруктов. Мечты – мечты, где Ваша сладость…»[6]). Оказаться в Германии вблизи знакомых или родственников рассматривалось как большая удача, ведь общение на родном языке и поддержка близких были важны на чужбине («перевели на другую работу и теперь живу на одной улице с Тасей, каждый день видимся. Пока что живем весело и счастливо»)[7].

В письмах мы находим опосредованные отзывы о том, как избегали вывоза на территорию Третьего рейха путем вступления в брак, чем вызывали гнев и смех не таких предприимчивых сверстников, и что не избавляло от участи быть мобилизованным: «Здравствуй Николай и все молодые друзья! Пишу вам открытку с далекой Австрии. Николай ты говоришь что все женились с наших знакомых друзей. Ничего они тоже скоро будут с нами. Сейчас визут с Украины по 10 и 11 лет детей потому что нету старшой молодежи, всю забрали а что осталась та в лесах. Желаем этим молодым людям щастливой жизни и всего наилучшего. В такое время женится то лутше повесится…»[8]).

Ни в одном письме мы не нашли прямого или косвенного указания на добровольный выезд в Германию. Наоборот жалобы о том, что оторваны от родного дома и привычной среды, стенания о страхе умереть или не вернуться на родину: «Мамочка, мне уже 16 лет и что я в своей жизни хорошего видела, абсолютно ничего. …Сколько нашей молодежи по 19 лет, по 16 лет проливают кровь на каких-то угольных шахтах, сколько трупов выносят на кладбище нашей молодежи и как вспомнишь, ведь его мать или же отец дома ждут и его кости уже сгнили в сырой земле и нам всем соколам – юношам придется здесь оставить наши трупы среди наших врагов, которые нас ненавидят, как паршивую собаку и смеются над нами…»[9].

В целом письма наполнены добрыми и ласковыми словами, беспокойством о здоровье близких и их благополучии. Так, Иван Бижук в Джанкой каждое письмо начинал со слов «дорогие мои родители»[10].

Большинство сохраняли в себе, если не уверенность, то надежду на скорое возвращение домой. И в каждом письме говорили либо о скором отпуске, либо об окончательном отъезде из Германии: «У нас идут новости, что мы поедем домой под новый год, но не знаю точно, говорят, что мы получим отпуск домой на одну неделю, но не знаю точно или нет»[11].

Использовались восточные рабочие из Крыма в основном в домашнем услужении и в сельском хозяйстве. Дети и подростки из контингента восточных рабочих часто направлялись на работу на предприятия в качестве учеников, из которых в будущем планировалось восполнить отряд квалифицированных рабочих[12]. Для обучения восточных рабочих на предприятиях создавались нечто вроде производственных курсов. Время от времени устраивались примитивные экзамены, по окончании которых лучшие ученики получали небольшие премии. Некоторые предприятия ежедневно посвящали два часа перед работой производственному обучению. В пропагандистских материалах высокомерно сообщалось, что «из совершенно бесполезных вначале юношей и девушек были подготовлены полезные помощники»[13]. Отзывы об этих «курсах» со стороны восточных рабочих не всегда были лестными, в силу ряда обстоятельств: обучение не исключало ежедневное выполнение рабочей нормы; часто проходя до и после смены, приводило к непомерному увеличению рабочего дня. Так, Гаврилова Женя жаловалась в письме родителям: «… меня сейчас перевели на другую работу учуся слесарем. Работа намного хуже. Ну ничего может скоро вернуся и отдыхну и все роскажу про свою жизнь»[14].

Дети, попавшие в Германию, безусловно, повзрослели раньше своих сверстников, оставшихся дома, закалились в пережитых испытаниях, обретя бесценный жизненный опыт («…Тяжелая жизнь во время войны. Кончится война и все радостное вернется и там достичь все можно. Хозяйством управлять научилась. Были бы только все живы здоровы…»)[15].

Также события жизни остарбайтеров создали необходимость в течение длительного времени жить людям не только в непривычных условиях, но и часто с утратой индивидуального пространства или, наоборот, испытывать одиночество, находясь в постоянном окружении людей. «Некому слова сказать или совет попросить»[16] — достаточно распространенная жалоба в письмах и дневниках остарбайтеров. Но оказавшись в ситуации подчас невыносимой и взрослым, дети оставались детьми, сохраняя свою непосредственность, иногда эгоизм в отношении родителей. Практически в каждом письме домой юные остарбайтеры просили родителей о посылках, в основном точно указывая, что им необходимо: одежду или продукты, табак. Посылки не только поддерживали материально, но выступали связующим звеном с семьей, символическим знаком родительской любви и заботы («Папочка, вышлите мне из дома посылку 250 гр. сухарей все девочки получают посылку а я нет»)[17].

Есть и курьезные примеры, которые ярко характеризуют своих авторов, ту социо-культурную среду, в которой они были воспитаны. Например, следующие отрывки из писем: «Последние ваши посылки я получил, где были носки и два кусочка сала. Но я должен сказать, что один из кусочков был спорчен. Видно уже старое сало. Посредине какое-то желтое пятно, которое я вырезал, а остальное сало поел…»[18]; «…мама я ваш подарочек скушал и нераспробовал, а вы писали, чтобы я неопкушался»[19], «Мама а все же бабушкина посылка была вкуснее чем твоя»[20].

Отношение к хозяевам можно характеризовать как отстраненно-объективное, иногда с долей сарказма. Кроме как хозяин и хозяйка работодателей восточные рабочие не называли. Интересна реплика в письме Аметовой Азие от дочерей Милы и Марии в Крым о том, что хозяин их повторяет «мы — великие хозяева», вызывая смех девушек[21]. Это ироничное отношение к хозяевам характерно было при близком взаимодействии в фермерском хозяйстве или личном услужении. Совместное выполнение ежедневной рутиной домашней работы, совместный прием пищи, решение каких-либо бытовых проблем сплачивало людей, делало их с одной стороны крайне восприимчивыми к эмоциям и действиям друг друга, с другой – более терпимыми.

Безусловно, что судьба целых народов и поколений, переживших Великую Отечественную войну, сложилась довольно печально, была полна испытаний, потерь и горя. Несправедливость отношения к остарбайтерам и военнопленным была характерна не только со стороны противника, союзников по коалиции, но и со стороны Советского государства и общества. В этом были существенные перегибы тоталитарного бюрократического государства, сложности послевоенного взаимодействия внутри общества, между обществом и властью.

Отчасти виной негатива к остарбайтером становились неосторожные слова об их устроенности в Германии, восхищении порядком и организованностью производства, устроенностью быта немцев. «Особенно не рвется на родину», — писала мать о своей дочери из Германии домой [22]; Муратова К. в письме подруге в Симферополь, описывая зажиточность и благополучие хозяев, высказывала удовлетворение своей жизнью в Германии: «… Словом мы довольны. Обратно не собираемся, уже свободно говорим по-немецки и хорошо понимаем»[23].

Имела место и определенная результативность германской пропагандистской машины, использовавшей все средства массовой информации и пропагандистских материалов, вплоть до слухов, чтобы разорвать нити, связующие остарбайтеров с родиной.

Бесспорно, что письма остарбайтеров – важнейший «живой» источник, могущий дать разностороннюю информацию и об устройстве быта советских людей в состоянии неволи и их чувствах, переживаниях, стратегиях выживания и сохранения этнической и социальной самоидентификации. Поэтому в настоящее время остро стоит вопрос поиска, введения в научный оборот данных источников, их адекватной интерпретации, основанной и на глубоком анализе процессов использования подневольного труда в Третьем рейхе на протяжении Второй мировой войны и психологии человека, насильственно лишенного свободы, возможности распоряжаться своей судьбой.

[1] ГАРК. Ф. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 3. Л. 86.

[2] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 15. Л. 51.

[3] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 2. Л. 21.

[4] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 2. Л. 21.

[5] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 15. Л. 76. (Письмо Перминовой Нины родителям).

[6] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 4. Л. 59.

[7] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 15. Л. 107.

[8] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 13. Л. 76.

[9] ГАРК. Ф.П – 156. Оп. 1. Д. 30. Л. 4.

[10] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.

[11] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 1. Л. 79.

[12] ГАРФ. Ф.Р — 7021. Оп. 148. Д. 198. Л. 21.

[13] ГАРК. Ф.П – 156. Оп. 1. Д. 27. Л. 86 об. — 88.

[14] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 1. Л. 2.

[15] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 4. Л. 59.

[16] ГАРК. Ф. П – 156. Оп. 1. Д. 30. Л. 36.

[17] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 1. Л. 55. (Попова Лидия в Симферополь. 24.08.1943 г.)

[18] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 1. Л. 12. (Гончаров Анатолий в Феодосию родителям и сестре Тосе).

[19] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 4. Л. 33.

[20] ГАРК. Ф.Р – 4602. Оп. 1. Д. 15. Л. 100.

[21] ГАРК. Р – 4602. Оп. 1. Д. 1. Л. 23.

[22] ГАРК. Ф.Р — 4602. Оп. 1. Д. 1. Л. 10.

[23] ГАРК. Ф.Р — 4602. Оп. 1. Д. 1. Л. 66.

Доклад на Международной научной конференции «Военная история России: проблемы, поиски, решения» (г. Волгоград, 25-26.09.2015 г.) передан для публикации на www.world-war.ru.