У меня отобрали оружие, планшет и отконвоировали в штаб. Конвой доложил, что задержан вражеский разведчик — доказательством служил составленный мной план местности с нанесенными на нем частями, расположившимися в станице. А в тыл наших войск враг действительно выбрасывал многочисленные десанты, и некоторые населенные пункты в нашем тылу были заняты...

Впереди была толпа солдат. В центре толпы на земле, распластав руки по снегу, лежал, уткнувшись лицом в снег, водитель трехтонки. На его спине от поясницы до затылка одна за другой было несколько кровавых пятен от пуль. Подошел отец и, глядя на убитого, пробурчал: «Умереть-то солидно не смог. Смерть надо принимать грудью, а не спиной».

Впереди была толпа солдат. В центре толпы на земле, распластав руки по снегу, лежал, уткнувшись лицом в снег, водитель трехтонки. На его спине от поясницы до затылка одна за другой было несколько кровавых пятен от пуль. Подошел отец и, глядя на убитого, пробурчал: «Умереть-то солидно не смог. Смерть надо принимать грудью, а не спиной».

Впереди была толпа солдат. В центре толпы на земле, распластав руки по снегу, лежал, уткнувшись лицом в снег, водитель трехтонки. На его спине от поясницы до затылка одна за другой было несколько кровавых пятен от пуль. Подошел отец и, глядя на убитого, пробурчал: «Умереть-то солидно не смог. Смерть надо принимать грудью, а не спиной».

Впереди была толпа солдат. В центре толпы на земле, распластав руки по снегу, лежал, уткнувшись лицом в снег, водитель трехтонки. На его спине от поясницы до затылка одна за другой было несколько кровавых пятен от пуль. Подошел отец и, глядя на убитого, пробурчал: «Умереть-то солидно не смог. Смерть надо принимать грудью, а не спиной».

Впереди была толпа солдат. В центре толпы на земле, распластав руки по снегу, лежал, уткнувшись лицом в снег, водитель трехтонки. На его спине от поясницы до затылка одна за другой было несколько кровавых пятен от пуль. Подошел отец и, глядя на убитого, пробурчал: «Умереть-то солидно не смог. Смерть надо принимать грудью, а не спиной».

Мы стояли на школьном дворе, каждый с маленьким пакетиком сахара. Нельзя сказать, что мы выглядели опрятно – наша одежда была старой и несовременной. Все одноклассники были худыми со впалыми щеками. Почти каждую ночь мы должны были по тревоге бежать прятаться в подвалы домов, но, несмотря на это, все мы радовались началу учёбы.

Мы стояли на школьном дворе, каждый с маленьким пакетиком сахара. Нельзя сказать, что мы выглядели опрятно – наша одежда была старой и несовременной. Все одноклассники были худыми со впалыми щеками. Почти каждую ночь мы должны были по тревоге бежать прятаться в подвалы домов, но, несмотря на это, все мы радовались началу учёбы.

Мы стояли на школьном дворе, каждый с маленьким пакетиком сахара. Нельзя сказать, что мы выглядели опрятно – наша одежда была старой и несовременной. Все одноклассники были худыми со впалыми щеками. Почти каждую ночь мы должны были по тревоге бежать прятаться в подвалы домов, но, несмотря на это, все мы радовались началу учёбы.

Мы стояли на школьном дворе, каждый с маленьким пакетиком сахара. Нельзя сказать, что мы выглядели опрятно – наша одежда была старой и несовременной. Все одноклассники были худыми со впалыми щеками. Почти каждую ночь мы должны были по тревоге бежать прятаться в подвалы домов, но, несмотря на это, все мы радовались началу учёбы.

Мы стояли на школьном дворе, каждый с маленьким пакетиком сахара. Нельзя сказать, что мы выглядели опрятно – наша одежда была старой и несовременной. Все одноклассники были худыми со впалыми щеками. Почти каждую ночь мы должны были по тревоге бежать прятаться в подвалы домов, но, несмотря на это, все мы радовались началу учёбы.

Я уже вынес в душе приговор, принял решение: расстрел. Но дал себе еще минуту на раздумье. Каждая из вещей, лежавших на столе, – и складной, оправленный в дерево нож с толстым шилом, с отвертками, что Заев неизменно пускал в ход, разбирая и собирая оружие; и жгут грязного бинта, перевязь-опора для ручного пулемета, которую Заев до сих пор таскал с...

Я уже вынес в душе приговор, принял решение: расстрел. Но дал себе еще минуту на раздумье. Каждая из вещей, лежавших на столе, – и складной, оправленный в дерево нож с толстым шилом, с отвертками, что Заев неизменно пускал в ход, разбирая и собирая оружие; и жгут грязного бинта, перевязь-опора для ручного пулемета, которую Заев до сих пор таскал с...

Я уже вынес в душе приговор, принял решение: расстрел. Но дал себе еще минуту на раздумье. Каждая из вещей, лежавших на столе, – и складной, оправленный в дерево нож с толстым шилом, с отвертками, что Заев неизменно пускал в ход, разбирая и собирая оружие; и жгут грязного бинта, перевязь-опора для ручного пулемета, которую Заев до сих пор таскал с...

Я уже вынес в душе приговор, принял решение: расстрел. Но дал себе еще минуту на раздумье. Каждая из вещей, лежавших на столе, – и складной, оправленный в дерево нож с толстым шилом, с отвертками, что Заев неизменно пускал в ход, разбирая и собирая оружие; и жгут грязного бинта, перевязь-опора для ручного пулемета, которую Заев до сих пор таскал с...

Я уже вынес в душе приговор, принял решение: расстрел. Но дал себе еще минуту на раздумье. Каждая из вещей, лежавших на столе, – и складной, оправленный в дерево нож с толстым шилом, с отвертками, что Заев неизменно пускал в ход, разбирая и собирая оружие; и жгут грязного бинта, перевязь-опора для ручного пулемета, которую Заев до сих пор таскал с...

Приговор был один — смертная казнь, и обжалованию он не подлежал. Напротив, специально отобранные военные судьи, сопровождавшие расстрельные команды, выносили смертные приговоры и немедленно приводили их в исполнение, даже не сообщая об этом командиру, не говоря уже о том, чтобы выслушать его мнение.

Приговор был один — смертная казнь, и обжалованию он не подлежал. Напротив, специально отобранные военные судьи, сопровождавшие расстрельные команды, выносили смертные приговоры и немедленно приводили их в исполнение, даже не сообщая об этом командиру, не говоря уже о том, чтобы выслушать его мнение.

Приговор был один — смертная казнь, и обжалованию он не подлежал. Напротив, специально отобранные военные судьи, сопровождавшие расстрельные команды, выносили смертные приговоры и немедленно приводили их в исполнение, даже не сообщая об этом командиру, не говоря уже о том, чтобы выслушать его мнение.

Приговор был один — смертная казнь, и обжалованию он не подлежал. Напротив, специально отобранные военные судьи, сопровождавшие расстрельные команды, выносили смертные приговоры и немедленно приводили их в исполнение, даже не сообщая об этом командиру, не говоря уже о том, чтобы выслушать его мнение.