Не состоявшиеся планы
В год нападения фашистов на Советский Союз я был в Москве, в Институте истории, и, кроме того, работал в издательстве «Правда», в журнале «Историк-марксист». За месяц до начала войны или же в июне месяце я был зачислен в докторантуру и начал энергично заниматься. Мне казалось, что я закончу докторскую диссертацию через год после начала войны.
Я сказал директору института академику Б.Д. Грекову, что из Москвы никуда не поеду. Если призовут – пойду в армию, а если положение под Москвой будет худо, то и сам вступлю в армию добровольцем. Наши люди поехали кто в Казань, кто в Среднюю Азию, а я ежедневно ходил в лефортовский Центральный военно-исторический архив и с большим аппетитом работал, благо народа было очень мало, а фонды я знал хорошо.
За последующие три месяца ослабли мои связи с институтом и усилились с парторганизацией издательства «Правда», где я договорился с секретарем, что он меня известит, если понадоблюсь. Я даже дежурил по ночам в «Правде» и сбросил и затушил много зажигательных бомб, которые сбрасывали стервятники. Жил я на Чкаловской, в доме Академии наук. Сын Миша был отвезен к бабушке в Нижегородскую область, а жена училась на историческом факультете МГУ. Мы договорились, что если положение ухудшится, то я уйду в армию, а она поедет в Горький.
В конце сентября – начале октября наше положение ухудшилось. Приходили плохие сведения с Украины. Об этом мне рассказывали Е. Ярославский и А. Панкратова, с бригадой Ярославского посетившая Донбасс. Мы еще жили рассказами о наших победах под Ельней. Я сам слышал доклад Поспелова об этом в «Правде». В начале октября сведения о неудачах под Москвой, точнее под Вязьмой, просачивались в Москву. На докладе в Раменском, под Москвой, меня, докладчика, уже спрашивали о том, что там произошло. В Москве было спокойно. Город эвакуировался, предприятия вывозились, но все было очень спокойно числа до 13 октября. 13-го состоялся партактив города, на котором секретарь Московского комитета партии Щербаков сообщил о тяжелом положении на фронте. Именно на этом собрании было принято решение о создании в каждом из 25 районов города рабочих коммунистических батальонов. Сразу же после решения актива в ряде районов приступили к их формированию, и на следующий день т. Яснов, зам. председателя Моссовета, был назначен начальником обороны строительства вокруг Москвы.
14 октября я сидел в архиве, когда по телефону мне позвонили и сказали, чтобы вечером я явился в школу (кажется, 110-ю) на Писцовой улице. Я уже знал, что создается рабочий коммунистический батальон. Численность его не была установлена. Очень хорошо помню вечер 14-го, когда я ехал в школу на Писцовую. Город был, конечно, затемнен; собрались сотни разных людей: старых, молодых, коммунистов и беспартийных. Было очень много подростков-комсомольцев. Школа явилась нашим штабом. Я тогда не знал, что по другим районам идет то же самое и что мои сослуживцы по институту собираются во фрунзенском районе. 15 октября группа слушателей Академии им. Фрунзе осмотрела рубежи вокруг Москвы, которые мы должны были защищать. У меня сохранилась записная книжка тех времен с некоторыми заметками.
15-го началось формирование. Батальон строился около школы. Образовались роты, командование батальоном, комиссар. Я познакомился с другими правдистами. Вечером 15-го нас отпустили по домам. Я предупредил жену, чтобы она не надеялась на организованную эвакуацию, а после моего звонка выбиралась в Нижний. Она подготовила себе легкий вещевой мешок. Я должен сказать, что 14-го и 15-го в городе не было никакой паники. Писцовая улица была забита народом. Люди увольнялись с предприятий, готовились к отъезду, получали деньги. Движение было в городе повышенное, но паники не было. Помню, 16-го вечером я сказал жене, чтобы она уезжала из города, не ожидая помощи товарищей. Жена ушла на следующий день, 17 октября, когда выяснила, что в райкоме беспорядок. Вместе с группой женщин-студенток и аспиранток факультета пошла пешком в Нижний Новгород.
17 октября весь город в панике и тревоге. Мы с 4 часов утра ждали утреннего радио, которое в первый раз так отчетливо сказало об угрожающей городу опасности. Правда, ночью не было бомбежки, метро было закрыто. «Правда» эвакуировалась, люди толпились за расчетом. У нас в части было спокойно. 16 октября получили оружие. Это было старое, трофейное оружие. Здесь были и старые французские винтовки, и польские. Русских винтовок образца 1891 г. не было. Я считал, что и польские винтовки хороши. 17-го проверили свое оружие, ознакомились с ним. С оружием в руках как-то чувствовалось спокойней. Мы готовились оказать помощь Красной Армии.
17 октября был издан приказ войскам Московского оборонительного рубежа. Решено создать два коммунистических полка и пять истребительных полков, вооруженных артиллерией и танками.
17 октября некоторые батальоны вышли на рубежи железной дороги, каждый батальон насчитывал 650 человек. 17 октября были созданы уже оба полка — 1-й и 2-й полки (майор Зелик), а 20 октября 2-й полк уже занял рубежи (9 батальонов из 12). В нем было 90 человек старшего, 83 человека среднего и 157 человек младшего комсостава.
Наш батальон вошел в дивизию несколько позднее. Мы вскоре перебрались из школы в Кооперативный институт, расположенный за метро «Сокол», близ развилки двух шоссе: Волоколамского и Ленинградского.
20 октября приняли присягу около 2,5 тыс. человек из 2-го полка и около 3 тыс. человек из 1-го. У меня точно не отмечено, когда мы покинули школу и перебрались в институт, но там уже все было по-военному. Вставали в 6 часов утра, рано завтракали и шли на военное учение и рытье окопов. Мы укрепляли позицию перед институтом, вдоль проходившей железной дороги, ходили в лес на учения и учились бросать гранаты.
24 октября северо-западная группа обороны (московских рабочих) состояла из 1-го и 2-го коммунистических полков и трех отдельных артдивизионов противотанковой обороны. 28 октября северо-западная группа обороны была переименована в Коммунистическую дивизию московских рабочих. Командиром дивизии был назначен Анисимов, а комиссаром – полковой комиссар Лазарев. 7 ноября вышел уже первый номер газеты «На защите Москвы». Редактором газеты был Петров-Соловьев. В начале ноября командиром 1-го полка был полковник Кузнецов. Не помню командира 3-го полка, но хорошо его помню в лицо. Это был майор действительной службы. Его заместитель майор Кочерыжкин убит в марте 1942 г. Командир полка не наладил добрых отношений с командиром дивизии, и мы позднее добились его смены. Командиром был назначен участник гражданской войны, награжденный орденом Красного Знамени, майор Пшеничный. Это был хозяйственник, но в прошлом воевавший, добрый коммунист, хорошо командовавший полком. Убит осколком мины, когда снял каску.
Из Кооперативного института наш 3-й полк перебрался на Химкинский речной вокзал. Там я встретил начальника, комиссара полка, полкового комиссара Я.Ф. Богомолкина, члена партии с 1917 г., бывшего, ректора совхоза «Гигант» на Северном Кавказе, за работу в котором он был награжден орденом Ленина. Это был прекрасный человек. В составе полка оказались люди из многих других районов г. Москвы, в том числе из Фрунзенского района. В частности, в нем оказался профессор Равинский (юрист из Института права), профессор-экономист Г. Войский, которого я знал еще по Дальнему Востоку, где он заведовал Тихоокеанским отделом Коминтерна, а в Москве работал ученым секретарем отделения истории и философии. Помню, что в полку и во всей дивизии оказалось много женщин, не только медработников. Они входили и в лыжный батальон, а позднее главным образом в санбат и в канцелярию полка. Штаб дивизии помещался в школе, расположенной рядом с 1-й Песчаной улицей. […]
ЦАДКМ, ф. 157, оп. 1, д. 524, л. 29-33 Копия.