Наша молодость прошла, красивых платьев не видала

Училась я в Томске в техникуме и, когда началась война, многие из нас пришли добровольно в военкомат и были призваны в армию. Закончила я в Красноярске школу младших авиационных специалистов и попала в действующую часть мотористом. Наша дивизия формировалась в местечке Троянка на станции Кинель под Куйбышевом. Мы обучались обслуживать новый самолет-штурмовик ИЛ-2 вместо неэффективного ближнего бомбардировщика СУ-2.

Боевое «крещение» приняла на Орловско-Курской дуге. Девчат — младших специалистов — в полку было много: мотористы, оружейники, прибористы, парашютоукладчицы. Нам пришлось сменить свои платья и туфельки на грубые кирзачи, ботинки — «харрикейны» и солдатские шинели и бушлаты.

Фото www.podkat.ru. На марше.

Специальности-то у нас были разные, но задачу мы выполняли одну — привести в боевую готовность свой самолет.

А он был прекрасным! Двигатель и кабина летчика бронированы, поэтому за большой вес «Ильюшина» называли «летающий танк». На нем было мощное вооружение: в плоскостях крыльев были вмонтированы две пушки, два пулемета, бомбовые люки и по четыре реактивных снаряда под плоскостью. Немцы нашего самолета очень боялись и называли его «черной смертью». Боялись еще и потому, что самолет летал на бреющем полете, наводя страх и ужас на них.

В задней кабине спиной к летчику сидел стрелок с турельным пулеметом, охраняя уязвимый хвост самолета. Немцы знали о его уязвимости, и их истребители при удобном случае часто атаковали самолет сзади. Если стрелок не сумел отбить противника, считай, что летчик остался без стрелка. И гибли не только незащищенные парнишки — молодые стрелки, гибли целые экипажи. На смену погибшему стрелку садился другой с мыслью: «Я-то не погибну…».

Штурмовая авиация не базировалась близко от линии фронта, но наши аэродромы часто бомбили. Когда кончалась бомбежка, аэродром оживал вновь; моторист с механиком готовили самолет к вылету, заправляя его горючим, маслом, водой, ремонтировали, вели регламентные работы; оружейницы загружали самолет бомбами, а были они по сто килограммов, до отказа набивали люки лентами с патронами для пулеметов и пушек, подвешивали под крылья реактивные снаряды. Радисты отлаживали связь, а парашютоукладчицы — эти ангелы-спасители — готовили к безопасной работе парашюты.

Особенно трудно приходилось в зимнюю пору или в непогоду весной и осенью. Труд был явно не женским. «Была работа тяжела, и спать нам приходилось мало, и наша молодость прошла, красивых платьев не видала».

У меня было большое желание летать стрелком на боевые задания. Я нелегально готовилась к стрельбе из пулемета на полигоне, где тренировались вновь прибывшие стрелки. Однажды летчик нашей эскадрильи Василий Жуков остался без стрелка, и я упросила его взять меня на задание. Он согласился. В то время летали уже над Германией. Под крылом самолета были видны островерхие черепичные крыши домов. Как они не похожи на наши деревни и села, где все было разбито и сожжено, порой от сел оставались только печные трубы. Охватывало желание стрелять и стрелять по этим ухоженным, не тронутым войной поселкам. Но я знала, что по мирным жителям стрелять нельзя.

Задание было не очень опасным, нас сопровождали наши истребители, защищая от немецких «фоккеров». Мы вышли на цель и сбросили бомбы. Картина нашего удара мне запомнилась навсегда. Внизу все горело, клубился черный дым.

Однажды при вылете мне показалось, что наш самолет еле взлетел. Мотор ревел натужно, поднимая самолет, до отказа загруженный бомбами, с полными люками патронов. Когда легли на курс, летчик мне сказал: «Гляди в оба, летим бомбить пивзавод». Я поняла, что задание важное и опасное. Еще задолго до цели было видно, что она охраняется надежно. В воздухе вертелись фашистские истребители, над целью стояла сплошная завеса зенитных разрывов. На задание ходили два звена. В это пекло, в гущу рвущихся зенитных снарядов один за другим пошли в пике наши штурмовики. Я всегда удивлялась: какие летчику мужество и силу воли надо иметь, чтобы идти на цель.

К земле неслись бомбы, реактивные снаряды, под крылом самолета все горело, было море огня и клубы черного дыма от взрывов. При выходе из пикирования нас встретили немецкие истребители. С ними сразу же завязали бой наши ЯКи, что позволило нашим штурмовикам уйти. Многие самолеты получили пробоины. Поблагодарив истребителей за прикрытие, наши «Илюшины» спешили на свой аэродром. Когда возвращались на базу, те, кто оставался на земле, считали, все ли вернулись с задания.

Напряжение в воздухе — огромное. Лишь после боя на душе становится легко. В этот момент ощущаешь, что самолет, сбросив смертоносный груз, стал легким, и мотор гудит весело и легко. Летчик меня спросил «Ну, как пивзавод?». Я сказала, что хорош был пивзавод. И тогда только узнала, что летали мы на Бреслау.

А сколько экипажей гибло над целью, машины падали подбитыми на вражескую территорию. Иногда летчики, не успев выпрыгнуть, тянули до нейтральной полосы, чтобы не попасть в плен к немцам. Очень жаль было экипажи, которые гибли в конце войны.

Я дослужилась до сержанта, побывала на Брянском, Первом и Втором Прибалтийском, Третьем Белорусском и Первом Украинском фронтах. А служила я в 135 штурмовом авиационном Витебском полку дважды Краснознаменной 308-й штурмовой дивизии Второй воздушной армии. Из нашей семьи трое ушли на фронт. Старший брат вернулся с фронта с серьезно подорванным здоровьем, долго болел и умер. Младший погиб в 1944 году при освобождении Белоруссии. Я тоже была ранена под Минском. Демобилизовалась в июле 1945 года из Чехословакии.

Источник: Фронтовые подруги: воспоминания участниц
Великой Отечественной войны. — Тюмень, 2000. — С. 110-114