На Сормовском военном заводе

В 2007 году в адрес портала «Непридуманные рассказы о войне» полковник Яков Михайлович Ляховецкий передал свои военные воспоминания. После публикации он продолжил работу над текстом. Были внесены дополнения и уточнения. Новые архивные документы (боевые приказы, распоряжения, наградные листы и др.) позволили подробнее рассказать о боевых действиях 28-го ОГМД, в котором служил Яков Михайлович, его боевом пути. А, главное, дополнить воспоминания рассказом о ратных подвигах гвардейцев дивизиона, назвать многих по фамилиям (более 40 фамилий).

 

Февраль 1944 – октябрь 1945 года

Горький – Сормово. Завод № 105

6 февраля 1944 года я, наконец, получил назначение. В учебную бригаду, в Гороховецкие лагеря. Об этих лагерях среди офицеров ходила недобрая слава, и от нового назначения я был не в восторге. Тем более, что хотелось попасть если не в свою, то хотя бы во фронтовую часть.

На месте оказалось, что служить мене предстояло не в «учебке», а в Горьком на Сормовском военном заводе № 105, выполнять специальное задание ГКО по выпуску боеприпасов для гвардейских минометных частей.

Вместе со мной на завод были направлены из учебной бригады лейтенанты Николай Антонов и Михаил Кудрявцев.

 

Из истории завода № 105

История завода начинается с декабря 1942 г., когда группа специалистов дзержинского завода № 80 прибыла в Сормово для строительства филиала завода. Завод № 80 специализировался на выпуске взрывчатки и осуществлял снаряжение реактивных снарядов в специальном цеху № 4-а.

В 1942-1943 гг. на заводе произошел ряд взрывов, вследствие чего пострадало снаряжательное производство. В целях обеспечения безопасности и бесперебойного выпуска реактивных снарядов было принято решение об оборудовании в Сормово участка по их окончательным операциям.

«Перед нами открылся унылый мрачный пейзаж. Мы увидели длинное приземистое складское здание, неподалеку еще одну заброшенную постройку поменьше, десятки различных сарайчиков, а вокруг простирался сосновый бор» — вспоминал ветеран завода М.В. Казантаев.

На такой базе группа прибывших специалистов создавала новый завод. Не было ни квартир, ни общежитий. Люди жили, питались и спали в наспех оборудованных под службы помещениях. Монтаж сборочных линий и подготовка складов и помещений велась 24 часа в сутки. В результате уже в марте 1943 г. фронт получил из сормовского потока первые снаряды. С апреля началось их серийное производство.

28 августа 1943 г. постановлением Совнаркома СССР сормовский филиал завода № 80 был выделен в самостоятельный завод № 105. Воинское подразделение, приписанное к заводу № 105, разыскали в Сормово на территории какого-то бывшего не то совхоза или колхоза.

Представились командиру подразделения гв. капитану Булаткину. Он был высокого роста, в длинной шинели, вид у него был такой, словно он все время должен был куда–то спешить.

Я получил 6-й взвод. От временно исполнявшего обязанности взводного ст. сержанта Павлова Алексея Васильевича я принял 77 сержантов и рядовых (во взводе, как правило, полагалось личного состава более чем в два раза меньше), вещевое и заводское имущество, числящееся за ним.

Впоследствии я познакомился с А. В. Павловым поближе. Сам он, 1910 года рождения, уроженец Ярославской обл., был требовательным, знающим свое дело командиром. У меня с ним, как и с командирами отделений ст. сержантами Гуляевым Михаилом Фроловичем, Ивановым Егором Дмитриевичем, Жерноклюевым Василием Васильевичем, сержантом Корякиным Владимиром Петровичем сложились хорошие, не в ущерб службе, отношения, и они меня ни разу не подводили. Ближе познакомился я с остальным личным составом подразделения. Представлял он чрезвычайно разноликую, многонациональную команду из 11-ти национальностей – русских, украинцев, белорусов, казахов, таджиков, узбеков, татар, мордвин, хакассов, коми, каракалпаков. Но в отношениях между ними национальных различий не чувствовалось. Я не помню ни одного случая конфликта на этой почве.

Призывались они со множества регионов, были уроженцами 10 союзных и автономных республик, 38 краев и областей, в том числе 4 – из Украины (Гура Степан Алексеевич – Харьковской, Ивачковский Николай Иванович – Винницкой, Лях Спиридон Сергеевич – Черниговской, Яковенко Михаил Андреевич – Ворошиловградской областей). До армии 41 из них были рабочими, 26 – колхозниками, остальные служащими, учащимися.

Конечно, таким составом руководить было чрезвычайно сложно. У каждого из них были свои особенности, характер, обычаи. Многие солдаты 1925 года рождения на вид (и не только) казались совсем мальчишками и не совсем соблюдали уставную дисциплину.

На фронте, казалось, все было ясно. Там, как правило, все были как-то собранней, каждый чувствовал свой долг, ответственность. Расхлябанность хотя бы одного на огневой позиции могла привести к непоправимым последствиям. Здесь же нужен был особый подход. Одной требовательности было недостаточно, чтобы всю эту разноликую массу сплотить в единый, дисциплинированный коллектив, способный выполнять напряженные производственные задания при очень трудных условиях работы, соблюдать порядок. Тем более, как потом выяснилось, подразделение, которое я принял, являлось далеко не благополучным, и практически все мне надо было начинать с «нуля».

Перед получением допуска на завод меня пригласил к себе офицер из особого отдела. Обычные, стандартные вопросы, подобно которым мне и ранее уже задавались: где родился, где проживал и учился до войны, кто родители, где призывался, какое и где окончил военное училище, где служил и т.п.

Делая попутно, как бы невзначай, отметки у себя в тетради, особист сочувственным тоном, конфиденциально сообщил, что моего предшественника, лейтенанта, группа солдат из бригады, работающей на выгрузке ракет, сильно избила в темном углу. Лейтенанта откомандировали в Гороховец. Как я понял, делу этому по каким-то причинам не дали ход. Солдаты, причастные к инциденту, продолжали работать на потоке, и особист намекнул, что я это должен иметь в виду.

В тот же день в цеху я узнал, что принятое мной подразделение было самым недисциплинированным и отстающим на заводе, с трудом справлялось с производственными заданиями, а нередко и не выполняло их, вследствие чего в конце месяца на потоке случались настоящие авралы, чтобы как–то «вытянуть» месячный или квартальный планы.

У Павлова я попытался выяснить причины конфликта моего предшественника с солдатами. Сейчас уже точно не припомню, но суть его, кроме всего прочего, сводилась к тому, что он, обещая им при выполнении производственного задания не задерживать их на смене, сплошь и рядом нарушал данные обещания.

Несколько дней ушло на ознакомление с производственным процессом. Нужно было хотя бы в общих чертах разобраться, вникнуть в дело, которое мне поручалось. Тем более, что ранее никогда мне с ним сталкиваться не приходилось.

В просторном деревянном цеху было два потока. На одном, что в левом крыле, работал взвод Антонова. Он выпускал снаряды М-8, числился передовым на заводе и сейчас удерживал Переходящее Красное знамя.

На другом потоке, в правом крыле, наш взвод снаряжал снаряды М-13. Процесс этот по условиям труда был значительно трудоемким, чем на соседнем потоке: снаряд М-13 по сравнению с М-8 был более чем в 5 раз тяжелее по весу.

Комплектующие для сборки – корпуса реактивных снарядов, головки с разрывным зарядом, шашки пириксилино-тротиловых порохов, ящики для упаковки и др. – поступали с Горьковского автозавода, завода «Красное Сормово» (з-д 112), Дзержинска и других предприятий.

На длинном, через весь цех, конвеере готовились боеголовки, снаряжались порохом корпуса снарядов, затем они подавались по рольгангам к специальному столу, где они навинчивались на боеголовки, после чего трафаретились, в них просверливалась резьба для фиксации винтом. Реактивные снаряды укладывались в ящики, выталкивались по рольгангу в окно на погрузку, отвозились на склад.

В первом квартале по плану нужно было снарядить 84 тыс. реактивных снарядов. Для того, чтобы выполнить это задание, нужно было выпускать ежедневно не менее 1000 снарядов.

Уже в первый день и невооруженным глазом можно было заметить, что в отличие от потока Антонова, на нашем работа велась как-то вяло, пассивно, без всякой состязательности и энтузиазма, по принципу: «солдат спит, служба идет». Никто никуда не торопился, за исключением разве на перерыв и обед.

С утра много времени тратилось на раскачку. В результате на сборку комплектующие поступали неритмично, с задержкой (при наличии готовых боеголовок отсутствовали подготовленные ракетные корпуса и наоборот). Работающий на этой операции Иван Тюльпин вместе с напарником, солдаты на последующих операциях вследствие этого в первую половину дня то и дело временно вынужденно простаивали.

Что бы как–то «вытянуть» сменные задания, в бригадах, работающих на завершающих операциях, особенно на выгрузке готовой продукции, во второй половине дня начинался настоящий аврал. Им в помощь приходилось снимать солдат с других участков.

Вообще, кроме всего прочего, процесс укупорки и выгрузки готовой продукции на склад оставался на потоке самым уязвимым. Новые ящики под укупорку снарядов к нам поступали крайне редко. В основном из тарного участка подавались возвращенные с фронта бывшие в употреблении ящики, причем, зачастую не полностью укомплектованные положенной и исправной арматурой, с дефектами, которые нужно было устранять тут же, в цеху, во время работы.

В результате конвеер загромождался изделиями, приходилось снимать с рольганга снаряды, укладывать рядом на полу для освобождения места. Это вело к потере времени, дополнительной физической нагрузке на солдат, и так занятых очень тяжелым трудом. Ведь каждая полностью снаряженная ракета весила 42,5 кг, а 1000 штук (при условии только выполнения плана, без его перевыполнения) свыше 42 тонн.

Бригадам, работающим на начальных процессах, доводилось только сменное задание, почасовой учет их выполнения отсутствовал, соревнование по существу организованно было формально. Учитывая, что денежное вознаграждение солдат практически не зависело от выполнения плана (зарплату они на заводе за это не получали), моральный фактор имел особенно большое значение, а он недооценивался.

Эти и другие пробелы в организации производственного процесса, работе потока приходилось устранять на ходу. В этом я нашел поддержку у мастера потока, начальника цеха (фамилии их, к сожалению, в моих записях не сохранились).

Постепенно на всех операциях был внедрен почасовой график. На начальных подготовительных процессах стал обязательным часовой задел к началу смены. Это помогло избежать так укоренившейся с утра раскачки. За соблюдением почасового графика стали отвечать сержанты, каждый на своем участке. За это был строгий спрос с них. Причины срывов, отклонений от графика, случаи брака разбирались на «летучках», с участием сержантов, заводских контролеров в конторке у мастера.

Улучшилась наглядность. На доске показателей проставлялись выполнение часового графика и задания с нарастающим итогом за каждый час. Таким образом, наглядно было видно, как работает поток – с отставанием или опережением задания.

Представляясь вернувшемуся из командировки директору завода Молочко, я пожаловался ему, что нам поставляют из тарного участка преимущественно старые, буквально разбитые ящики, с большими дефектами, которые приходилось устранять прямо в цеху, что сказывалось на выполнении плана. Директор пообещал разобраться. И вскоре мы это почувствовали. С тарного участка стали поступать ящики вполне пригодные для работы, укомплектованные соответствующей арматурой — больше стали получать и совершенно новую укупорку.

Постепенно работа потока оживилась. Уже не было той былой пассивности и вялости, тех дней, когда за двенадцатичасовую смену мы еле дотягивали до дневного задания. Появились материальные стимулы: дополнительное питание в заводской столовой, премии.

В один из дней на какое то время, подменив Тюльпина (для меня важно было поработать на различных операциях, чтобы лично познать суть их «изнутри», лучше вникнуть в особенности производственного процесса), я заметил, что мне стали «наступать на пятки», причем с каким–то даже азартом, пытаясь завалить заготовками. Пришлось поднажать, буквально выхватывая с рольганга один за другим корпуса снарядов и навинчивая их на резьбу боеголовок, которые напарник зажимал дугообразными тисками. Наблюдая за мной, мастер с тревогой в голосе предупреждал: «Осторожно!». Ему, видно, казалось, что я или обязательно сорву с корпуса ракеты стабилизатор или уроню ее. Но все обошлось. И когда на операцию снова встал Тюльпин, взятый темп уже не снижался.

С каждым днем наращивался выпуск ракет на потоке. Уже не редко в конце смены появлялись цифры на доске показателей: 1100 и больше. По выполнению заданий мы стали значительно опережать другие потоки.

Доводя в начале смены вместе с мастером задание на день, я ни разу не задерживал в цеху солдат сверх положенного времени. Исчезли авралы.

План снаряжения реактивных снарядов М-13, несмотря на провал январского задания, за первый квартал 1944 г. был выполнен на 115,2% против 92,5% в предыдущем, 4 квартале 1943 г., или на 9150 снарядов было выпущено больше, чем в предыдущем периоде.

Из этого количества снарядов батарея М-13 могла произвести 142 залпа.

План второго квартала при увеличении задания на 3 тыс. снарядов выполнили на 112,5%. По сравнению с первым кварталом больше выпущено 1200 реактивных снарядов М-13. [1]

В начале марта 1944 г. у нас произошла реорганизация. Для усиления помощи военным заводам Горьковского и Уральского кустов, производившим реактивное вооружение, была создана 12-я техническая рабочая бригада (12 ТРБ). Все подразделения работавшие на заводе № 105, были объединены в 1-й технический рабочий дивизион (1 ТРД). Наш взвод преобразован в 3-ю техническую рабочую команду (3 ТРК).

Вскоре прибыл вновь назначенный командиром дивизиона гв. майор Аллояров, принявший подразделения, работавшие на заводе от гв. капитана Булаткина, который отбыл в Москву. Из прибывших офицеров были сформированы штаб и службы бригады, командиром которой был назначен гв. подполковник Г. Н. Мещеряков. Расположились они в нашем поселке.

Наша команда ежемесячно перевыполняла план по выпуску боеприпасов и вышла победителем по итогам предмайского соревнования, заняв первое место. В клубе, в торжественной обстановке, директор завода Молочко вручил нам переходящее Красное знамя.

Команду, которая еще недавно была самой отстающей и расхлябанной на заводе, теперь на собраниях, производственных совещаниях неизменно ставили в пример. Она неоднократно выходила победителем в заводском соревновании. Для поощрения наиболее отличившихся солдат дирекция завода увеличила количество талонов на дополнительное питание. Приободрился мастер потока, которого еще недавно, где только возможно, склоняли за не обеспечение выполнения плановых заданий, брак в работе. После смены он нередко приглашал меня в свою конторку, разливал в жестяные кружки спирт.

Как–то на завод прибыл Нарком боеприпасов генерал-полковник инженерно-артиллерийской службы Б. Л. Ванников. Зайдя в цех в сопровождении директора и других руководящих работников завода, командиров бригады и дивизиона, он задержался на нашем участке. После моего доклада наркому директор завода сказал ему: «Эта команда – передовая на заводе».

Не знаю, было ли это связано с посещением наркомом завода, но вскоре во второй половине месяца было получено срочное, очень ответственное задание ГКО на выпуск партии химических снарядов. Выполнение его поручили нашей команде. В цеху усилили охрану, пропускной режим.

Выполнение задания усугублялось тем, что боеголовки с химическим веществом поступали на завод с задержкой. И хотя напряженные сменные задания нами значительно перевыполнялись, все же для завершения к сроку пересмотренного квартального плана и самого задания по выпуску химических снарядов, нам практически к концу месяца не хватало рабочей смены.

На собрании перед началом работы было решено не уходить из цеха пока не выполним задания. При мне это единственный случай, когда команде пришлось перерабатывать рабочее время.

На смене постоянно находились начальник производства, парторг завода. Приходили директор завода, гл. инженер, незнакомые нам работники. Все возникающие вопросы оперативно решались. Некоторые комплектующие поступали прямо с колес, но без задержки. Для солдат и сержантов в заводской столовой после полуночи дирекция завода организовала дополнительное горячее питание. Команда работала с полной отдачей, и ответственное задание выполнила.

Известно, что на фронте наши войска химическое оружие не применяли. Его срочный выпуск, видимо, был связан с тем, что по поступившим сообщениям разведки Гитлер намеривался применить отравляющие вещества, чтобы спасти вермахт от окончательного разгрома. Но он так и не решился на это, опасаясь нашего ответного удара.

Среди своих бумаг я обнаружил написанную в то время заметку в стенную газету «За Родину» о работе команды по выполнению этого ответственного задания. К сожалению, первые странички утеряны. И хотя в сохранившийся на последней страничке говорилось о рядовом Иване Кровякове (1924 г. рождения, уроженце Куйбышевской обл.), по-ударному трудившемуся на перевозке вагонеткой ящиков с готовой продукцией из цеха на склад и удостоенного вскоре за достигнутые успехи звания ефрейтора, отрывок в какой–то мере дает представление о том, как трудилась команда, об атмосфере, которая царила на потоке в те напряженные день и ночь.

Привожу его с некоторыми сокращениями:

«…Ящики с готовой продукцией грузила другая пара, и Кровяков зашел в фазу немного погреться. Одежда насквозь промокла, и он только сейчас почувствовал холод и усталость… Впереди еще много работы. Он взглянул на поток. Работа кипела, готовые мины катились по столам, их укладывали в ящики, заколачивали и выталкивали по рольгангу в окно… «Пора идти. Наверное, ребята уже погрузили». Он натянул на руки рукавицы и молча вышел из теплой фазы навстречу ветру, под холодный дождь.

…Последняя вагонетка отправлена на склад, сложены последние ящики готовой продукции… У проходной Кровяков спросил Павлова о результатах работы. «Все в порядке! Задание перевыполнили…»

Кстати, особист при первом знакомстве со мной сообщил, что Кровяков был организатором избиения офицера солдатами из бригады по отгрузке снарядов на склад.

Вначале я думал для профилактики при случае серьезно поговорить с ним, сообщив, что мне известны имена тех, кто был причастен к конфликту. Но потом решил, что не следует этого делать. Нужно работать, сплачивать коллектив, а не ворошить прошлое.

Тем более что, общаясь с Кровяковым и солдатами этой бригады, я не заметил в их поведении ничего предосудительного. Работали они добросовестно, к тому же, на самом тяжелом участке.

Я учитывал это. Дал указание Павлову ежедневно обеспечивать их талонами на дополнительное питание. И, разумеется, не допускал предвзятости и придирок к виновникам давнего конфликта, и в то же время поблажек, если это касалось работы, дисциплины. Бригада воспринимала это с пониманием.

После напряженной смены команда получила на целый день отдых. А мне уже после обеда надо было по графику заступать на дежурство по части. Вообще, после окончания работы на заводе свободного личного времени у нас, офицеров, имевших под своим началом личный состав, оставалось немного. Обычные в армейских условиях – присутствие на подъеме, утреннем осмотре, вечерней проверке, проведение политзанятий, командирская учеба, наряды и т.п.

Немало хлопот доставляла казарма – «свинарник» (так мы называли ее между собой, так как она была оборудована в помещении бывшего свинарника). Нужно было обеспечить сносные условия для проживания там личного состава, элементарный порядок, уют. Постепенно, по мере возможности, проводили ее переоборудование. Хотя свободной площади было недостаточно, все же удалось за счет отдельных перестановок расширить площадь уголка для отдыха (там раньше кроме одного столика и скамьи ничего не было). На заводе я выписал доски, краску (директор завода не отказывал мне в подобных просьбах). Под руководством рядового Виктора Крючкова, работавшего до армии на гражданке столяром, группа подобранных им умельцев огородила уголок стенкой из выкрашенных реек, сделала несколько столов, скамеек, табуреток. Теперь было где солдатам в свободное время забить «козла», сыграть в шашки, написать письмо родным. С помощью старшины Купрашева из списанных простыней сделали занавески на окна.

Правда, одну проблему так и не смогли решить — это уничтожить клопов, которые досаждали уставших за день солдат. Несмотря на то, что каждый месяц из казармы выносились матрасы, постели, нары всплошную ошпаривались кипятком, через некоторое время клопы снова начинали напоминать о себе. Стали ошпаривать кипятком нары два раза в месяц – тоже не помогло.

Условия жизни в заводском поселке не отличались разнообразием, не шли ни в какое сравнение со службой в крупных городах – в том же Горьком, и даже в небольших городках.

Кругом пески, ни магазина, ни буфета. В клубе по выходным – только кино или танцы. На них приходили девушки из завода, соседнего поселка Комсомольский, девчата–зенитчицы из батареи, расположенной невдалеке. Иногда мне с Антоновым и Кудрявцевым, с которыми дружил, после получки удавалось выбраться из нашего «свинарника» по тропинке среди песков (это был наиболее короткий путь) в Горький, в ресторан (мы называли его «Золотые буквы»), в котором обслуживали по коммерческим ценам. А там уже было почти как в мирное время – уютная обстановка, приветливые симпатичные официантки, хорошее обслуживание.

В январе 1945 года у меня произошла неожиданная встреча с однополчанами по 28-му ОГМД – бывшим командиром дивизиона гв. майором Михайловым Константином Кирилловичем и моим сослуживцем по первой батарее гв. лейтенантом Сысоевым Василием Никифоровичем. Они прибыли в бригаду из Москвы для дальнейшего прохождения службы (К. Михайлов – по болезни, после госпиталя, В. Сысоев – кажется, после ранения). К.К. Михайлов был назначен начальником штаба бригады. Должность, которую занял В.Н. Сысоев, не припомню.

Это была радостная, волнующая встреча. От Василия Никифоровича я узнал, что дивизион после Смоленской операции принимал участие в составе 2-го танкового корпуса генерала А.С.Бурдейного в боевых действиях в Белоруссии, Прибалтике, Восточной Пруссии, что гв. капитан Даниэльс погиб под Ярцевым и похоронен в этом городе, что в нашей батарее было ЧП: во время марша на дороге опрокинулась, свалившись с откоса, боевая машина.

К сожалению, так получилось, что в дальнейшем мне больше не довелось встречаться со своими однополчанами, как по 28-му ОГМД, так и по 12-й ТРБ. Правда, с некоторыми (Михайловым, Антоновым, Слепневым), я переписывался после войны, но сравнительно непродолжительное время. С Антоновым раньше, а с Михайловым и Слепневым после распада Советского Союза она по неизвестным для меня причинам прекратилась.

С каждым днем в Сводках Совинформбюро, Приказах Верховного Главнокомандующего сообщалось о все новых победах Красной Армии, чувствовалось, что война приближается к концу.

14 января 1945 г. войска 1-го Белорусского фронта с плацдарма на Висле устремились к Одеру, 19 января войска 1-го Украинского фронта пересекли польско–германскую границу. В ходе Восточно-Прусской операции войска 3-го Белорусского фронта продвинулись на Кенигсбергском направлении, 2-го Белорусского – на Мариенбургском. Напряженно работали в эти дни все потоки на нашем заводе №105.

Наша команда ежемесячно перевыполняла производственный план по выпуску боеприпасов, в течение 3-х месяцев удерживала Переходящее Красное знамя завода.

Вскоре я чуть не расстался с командой. От знакомого офицера из штаба бригады я узнал, что был аттестован на должность адъютанта старшего дивизиона, и будто бы намечался мой перевод на штабную работу. Но против этого возразили директор завода Молочко и начальник производства Фокин, посчитавшие, что мой перевод отрицательно скажется на работе команды в такой ответственный период. И хотя по этим причинам мое продвижение по службе не состоялось, я об этом нисколько не жалел, не представляя свою службу вне команды, которая стала для меня родной.

 

Из аттестации

на начальника команды 1-го дивизиона 12-й технической рабочей бригады гвардии старшего лейтенанта Ляховецкого Якова Михайловича.

Вывод по последней аттестации за 1944 год:

Соответствует повышению по должности адъютанта старшего дивизиона.

 

І. Из текста аттестации:

На занимаемой должности показал себя дисциплинированным, требовательным к себе и подчиненным. Умеет хранить военную тайну. Пользуется авторитетом среди личного состава дивизиона. Общее развитие хорошее. Политически развит хорошо. Окончил военное училище. В практической работе, в обращении ведет себя культурно. Заботится о быте и воспитании личного состава.

Проявляет инициативу, настойчивость и решительность в работе. Его команда, работая на заводе № 105, ежемесячно перевыполняет производственный план по выпуску боеприпасов, и в течение 3-х месяцев удерживала Переходящее Красное знамя завода № 105.

Имеет хорошую методику в проведении занятий с сержантским и рядовым составом.

 

Вывод: Имеет склонность на штабную работу, соответствует повышению на должность адъютанта старшего дивизиона Г.М.Ч.

10 июня 1945 г. Подпись: Командир 1-го дивизиона //гв. майор Аллояров

ІІ. Заключение старших начальников:

С аттестацией на тов. Ляховецкого согласен:

Командир 12-й технической рабочей бригады

Гвардии подполковник Мещеряков

10 июня 1945 года

печать

 

Кроме основных обязанностей, на меня были возложены функции военного дознавателя части.

Сохранившиеся несколько удостоверений того периода, выданных мне, напоминают о некоторых делах, которые мне поручались расследовать.

 

Вот одно из них:

Вел я также дознание о хищении леса в Бутурлинском лесничестве, автодорожной аварии, происшедшей по вине зам. командира бригады по хозяйственной части, хищения крупной суммы денежных средств начфином бригады. На квартире, где оставалась его жена, с сержантом Жерноклюевым и рядовым Тюльпиным, мы несколько дней находились в засаде, но он так и не появился.

[1] Итоги работы промышленности боеприпасов за время Отечественной войны 1941 – 1945 гг. (в цифрах). Том 4, таблицы № 27, 34.

 

Продолжение следует.

Читайте другие части воспоминаний 

 

Подготовил и прислал для публикации: полковник в отставке Яков Михайлович Ляховецкий
www.world-war.ru