На пути к Смоленску

НА ПУТИ К СМОЛЕНСКУ

Десятого июля противник ввел в сражение свежие силы и нанес удар вдоль шоссейной дороги Витебск – Смоленск. Начались боевые действия на смоленском направлении.

Штабом дивизии определялись рубежи, перекрывавшие магистраль Витебск – Смоленск, и время, в течение которого следовало их удерживать. Не учтены были только маневренные возможности частей арьергарда. Гаубичный дивизион, которым командовал я, со своими тихоходными тракторами ЧТЗ сильно уступал в маневренности танковому и мотострелковому батальонам. Поэтому над дивизионом постоянно нависала смертельная опасность: его могли настигнуть и уничтожить немецкие танки. Кроме того, в тылу советских войск действовали диверсионные группы противника, которые устраивали засады, нападали на колонны отходящих частей, подрывали мосты, склады боеприпасов и горючего, — словом, всячески задерживали продвижения наших войск, а также наводили на наши объекты свою авиацию.

С каждым днем обстановка все более накалялась. Немцы большими темпами продвигались на восток, а мы вынуждены были отступать.

Состояние духа личного состава частей заметно ухудшилось. Командирам и политработникам пришлось усилить работу по поддержанию боеспособности своих подразделений.

Я тоже очень переживал по поводу происходящих событий. Бойцы сражались самоотверженно, но чувствовалась какая-то неорганизованность, непродуманность со стороны старшего начальства. Обеспеченность частей материальными запасами была очень слабой, наземные войска действовали без авиационной поддержки, мы совершенно не были прикрыты от ударов с воздуха.

Я никак не мог понять, как могло случиться, что немецкие войска не только вторглись на нашу территорию, но и продолжают продвигаться все глубже на восток, а советские соединения все глубже отступают. Ведь бывший нарком обороны Ворошилов неоднократно заявлял, что «Красная Армия, в случае нападения врага, будет громить его на его же территории»! Этим заявлениям верили абсолютно все, — ведь они звучали из уст прославленного героя гражданской войны! Стыдно было перед людьми, которые от всей души верили в безупречность Главного Командования Красной Армии и помогали нам всем, чем могли, хотя иногда бывали и противоположные случаи.

Однажды я остановил дивизион около лесной деревушки, объявил привал и приказал кормить людей. Через некоторое время женщины выносили бойцам молоко, яйца, картошку, угощали фруктами. Мы с Рудневым вошли в один из домов, поздоровались с хозяйкой, присели за столик и стали раскладывать свой сухой паек. Руднев, обращаясь к молодой хозяйке, сказал:

— Хозяюшка, может, угостите нас, или продадите молока? Хорошо бы размочить галеты.

— Нет у меня для вас молока. Ишь чего захотел! Вы нас бросаете на съедение немцам, а сами бегите, как те куцехвостые зайцы. И вас еще молоком поить! – со злостью ответила крестьянка.

Все попытки Руднева успокоить ее не имели успеха: с каждой минутой она все больше распалялась и свирепела. Лучшее, что мы могли сделать, это вернуться к своим товарищам и доедать сухие галеты.

НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

13 июля дивизион перемещался на новые огневые позиции. Колона двигалась по лесной дороге. По кабине трактора то и дело стучали ветви деревьев и кустарников. Шуршание ветвей и монотонный шум работы двигателя постепенно убаюкивали меня, ведь позади были бессонные ночи и изматывающие бои. Усталость брала свое, но внимание оставалось настороженным, и, уже засыпая, я заметил движение на параллельном курсе небольшой колонны, как мне показалось танков противника. Я уж было подумал развернуть дивизион на прямую наводку и расстрелять вражескую колонну. Но, когда эта колонна, обойдя дивизион слева, развернулась и пошла нам навстречу, оказалось, что это батарея противотанковых пушек на быстроходных «комсомольцах». Я узнал их по силуэтам.

Когда батарея приблизилась и остановилась, из люка головного тягача выскочил стройный, высокого роста, командир и быстро направился ко мне. Я не поверил своим глазам: передо мной стоял лейтенант Малыгин,- Миша, мой товарищ по Харьковскому артучилищу. Мы крепко обнялись и разговорились:

— Мишка! Как ты здесь оказался?

— Наша дивизия сдерживала немцев, рвавшихся со стороны Полоцка на Витебск. Противотанковый дивизион вел там тяжелый бой с танками противника. Затем части дивизии начали отход, и немцы, буквально у них на плечах, ворвались в Витебск. В этой суматохе я потерял связь с командиром дивизиона, — рассказывал Миша.

— Каково же состояние твоей батареи? – спросил я.

— Потери личного состава 30%, орудия исправны, снарядов имеется половина боекомплекта. Продовольствия нет.

— Людей твоих сейчас накормят и выдадут сухой паек. Батарею поставь в хвост колонны дивизиона. Теперь будем действовать вместе.

«ПОДДЕРЖАЛ»

Шли ежедневные тяжелые бои с озверевшим врагом. Бойцам приходилось действовать в труднейших условиях, они нуждались в общении и моральной поддержке со стороны командиров и политработников. Но командование и штаб артиллерийского полка отсиживались на своем командном пункте, вдали от переднего края, и толком не знали, как действуют и в чем нуждаются их подчиненные. Поэтому их деятельность не только не поддерживала нас в трудную минуту, но порой и подрывала наш моральный дух.

Вскоре после боя на Витебском аэродроме один из политработников, комиссар полка Васильев, пытался привлечь меня к ответственности за то, что я потерял более 150 бойцов и командиров убитыми и ранеными. О содержании разговора я узнал позже от подполковника Чернобаева, с которым говорил Васильев.

— Вы должны признать, что лейтенант Басий виновен в том, что мы понесли такие огромные потери! – настаивал комиссар.

— Я считаю, что его вины здесь нет, — отвечал Чернобаев.

— Вы защищаете виновника! — завопил комиссар.

Тут уж и подполковник начал терять терпение:

— Вы, товарищ Васильев можете докладывать по своей линии, все, что Вам вздумается, но Вы обязаны объективно оценивать обстановку, сложившуюся седьмого июля. В тот день дивизион лейтенанта Басия, находясь на прямой наводке, отразил шесть психических атак противника, вывел из строя около четырехсот вражеских солдат и офицеров, уничтожил 18 танков. Его дивизион понес большие потери, потому что не был прикрыт с воздуха. Другие дивизионы вели огонь с закрытых позиций, поэтому их потери были менее значительными.

— А почему дивизион лейтенанта Басия стоял на прямой наводке? В боевом приказе об этом ничего не сказано!

— А вот это уже наша с Вами вина. В его дивизионе не было средств управления, и лейтенант был вынужден поставить дивизион на прямую наводку. А мы с вами должны были учитывать эти обстоятельства.

И все же комиссар Васильев упорно добивался, чтобы меня отдали под суд военного трибунала. Кончилось все тем, что нас вызвали в дивизию и, после разбирательства, притязания комиссара Васильева были отклонены.

Подготовка материала: Ирина Егорова