На производство в Якутск

Москва

Перед тем, как явиться за направлением в Управление Главсевморпути на Варваровке (ул. Разина), пошел искать правды в ЦК КПСС на Старой площади. Звоню, прошу принять для беседы.

– По какому вопросу? – корректный молодой голос. Кратко объясняю, мол, был в плену, не считаю себя изменником, ищу реабилитации.

– Позвоните по номеру такому-то.

Точно, слово в слово, повторилось раз десять. Когда заметил, что десятый дает мне номер первого, понял, что потратил время зря.

Пошел мимо памятника Дзержинскому в приемную Берия. Никакой очереди, двери открыты. В большой комнате, какой-то обтертой, и пол и стены немалых посетителей вытерпели, видно, – стол. У стола стоит полковник в фуражке с выступающим чубом и, запомнилось, какими-то бесцветными, усталыми, невидящими глазами. Сразу показалось – насмотрелись эти глаза столько и такого, что меня, случайного прохожего, просто не замечают.

– Чего тебе?

– Был в плену, теперь лишаюсь доверия. Если виноват – повесьте, если нет – не оскорбляйте!

– Ишь, чего захотел! Вас миллионы, поди разберись. Иди работай, а там посмотрим. «Наивный простачок! Иди, куда послали, и не суйся со своим самолюбием!»

В Главке встретили приветливо. Попросили подождать: сейчас выпишут путевку в Пеледуй и деньги на дорогу.

– Не хотел бы я на преподавательскую работу. Хотелось бы куда-нибудь на производство.

– Поговорите с начальником, генералом Кузнецовым, он хороший человек. Будет после 3-х – члены правительства работают по ночам. А вы пока сходите в столовую.

Генерал еще молод, в форме со знаками авиации. В кабинете полумрак. Рассказал кратко о своей нужде: не хочу преподавать, не набравшись практического опыта.

– Два дня тому назад на вашем месте сидел мой боевой товарищ. Он был сбит, прикрывая меня, когда мы бомбили Калининград. Попал в плен. Остался жив. Просил устроить на работу. Я-то его знаю, я ему обязан. И знаете, с большим трудом удалось устроить его в аэродромную команду в провинциальный городок. Строго у нас.

Он вызвал кадровика, осведомился о вакансиях, предложил Якутск, Северо-Якутское Речное пароходство – СЯРП. Инженером-теплотехником. Я согласился.

Якутск

17 сентября 1949. «Прилетел в Якутск. Мда-а-а!». Нач. кадров Кушель:

– Где вы потерялись, так долго ехали?

– Заезжал к сестре на Алтай.

– Во дворе лежат доски и пила. Отрежьте, сколько надо для кровати. Вас отведут в общежитие, получите матрац. Завтра к восьми на работу.

Повезло. Главный инженер Пароходства, Колчин Константин Михайлович, честно отвоевавший, уравновешен, приветлив. «Мой брат тоже был в плену». Начальник Пароходства Гаврил Гаврилович Пуляевский – сибиряк. Спокойный, строгий и добродушный. А вот нач. политуправления Иван Иванович Елисеев замкнут, важен, непроницаем.

– Чем бы вы больше хотели заниматься – ремонтом, эксплуатацией, теплотехникой? – встретил Колчин.

– Я сегодня первый день инженер, мне все одинаково. Где нужнее.

– Тогда принимайтесь за теплотехнику. Мы давненько не проверяли парораспределение на буксирах. Индикаторы вон в шкафу. Кажется, пружины поломаны. Сможете склепать?

– Смогу.

– А вот наш район плавания, – мы подошли к карте. – Лена от верховий до устья, Алдан, Вилюй, Витим, немного по морю и Оленек – всего больше 6 тысяч километров. В верховьях – наш Верхнеленский участок с центром в Качуге. Там свой мелкосидящий флот. Основной поток грузов с верховий в пункты ниже Якутска. Навстречу уголь из Сангар в Бодайбо. Выше Якутска работает Минречфлот. Ремонтная база у нас небольшая: завод в Жатае, мастерские в Намцах и Качуге. Ниже Намцев – зона риска и самодеятельности. Хлопотно, не скучно. Флот – сорок самоходных и шестьдесят деревянных барж на 1000 и 600 тонн. Наша механико-судовая служба (МСС): ст. инженер, тоже молодой специалист, вы, я, техник и 5 линейных механиков. Мало. У соседей-речников в 4 раза больше. Связь с буксирами по радио в 8 и 20 часов. Сейчас навигация заканчивается. Главная забота Управления – завершить доставку грузов и вернуть флот в места отстоев, желательно в Жатай и Намцы. Интрига в том, что нельзя угадать, когда река станет. Осматривайтесь, посмотрите инструкции, отчеты. Оклад у вас самый низкий – тысяча. Будем стараться как-нибудь поднимать.

«Вот тебе и турбина с пятью промежуточными отборами пара для приближения к идеальному циклу Карно! Дизеля до 1000 л.с. И паровые машины: двухцилиндровые 200-600 л.с. Мелко плаваешь, отличник! А ребята там, в Ленинграде, в тепле и при новых проектах…»

– Это наша головная боль – буксир «Миловзоров», – говорит Колчин по приезде в Жатай, когда суда стали на отстой. – Каждую навигацию ломает баллер, караван становится неуправляемым, баржи течением бьются друг о друга, тонут с сотнями тонн продовольственных грузов.

– А сделать из легированой стали?

– Сюда такой не дают.

– Тогда нужно руль сделать полубалансирным.

Пауза.

– Черт возьми, как мы не подумали! Начертите, дам команду.

– А это «Петровский», плицы загребают раньше, чем надо. Думаю, надо поднять гребной вал, значит всю машину.

– Лучше клиновые подушки. Сопла на сифоны (для форсировки тяги в трубах) кто-нибудь рассчитывал?

– Да нет. Буксиры все разные, параметры пара разные.

– Я посчитаю, дам эскизы.

– Добро.

Как-то пришел Колчин с оперативки озабоченный.

– В Сангарах (где добывается уголь) баржи грузят через весы. По 1200 тонн на каждую. В Бодайбо, куда мы привозим этот уголь, принимают его по паспортам барж – по тысяче тонн с баржи (по документам – баржи тысячетонники). Выходит, из 40 тысяч принятого угля мы привозим на шесть с половиной тысяч меньше. Куда деваются, куда списывать? Бухгалтерия требует решений.

– Кто-нибудь проверял весы в Сангарах?

– Проверяли, там все точно.

– А баржи обмеряли? Паспорта верны?

– Выданы верфью в Пеледуе, заверены Регистром.

– А если проверить?

– Непросто.

– Да. Поможет масштаб Банжана. По абсциссе – длина, по ординате — площадь сечения. Площадь под кривой и есть объем, водоизмещение.

– Нам, механикам, в институте этого не давали.

– До войны я был на корпусном факультете.

– Да, но как получить сечения? Мороз, темнота. Никакой оснастки.

Обсудили. Он пошел к начальнику. Решили образовать 2 бригады. Поближе, в Жатай, Тимошина – он семейный, меня – в Намские мастерские (105 км вниз). Для верности, чтобы потом сравнить замеры. Темно, чертовски морозно, ветерок качает отвесы. С керосиновыми фонарями, в шубах, валенках, толстых рукавицах. Размечаем баржу по длине на 10 участков – по 5 на оконечностях. У цилиндрической части сечения одинаковы. Меряем ширину каждого сечения. Отклонения борта от отвеса, спущенного с борта в месте сечения, дают кривую борта. Карандаш-то держать трудно рукавицей. А ребята лазают по высоким приставным лестницам, перпендикулярно отвесу ставят линейки, всматриваются в цифры, кричат мне. Медленно, упорно. Вдруг появляется Пуляевский с начальником мастерских. Еще рано, часов 7 утра. Как-то незаметно, видно, ночью приехал. Не иначе чтобы и нас проверить.

– Как дела.

– Идут.

– Сколько намерили?

– Вот второй тип кончаем.

– А сколько типов баржи будете тут обмерять?

– Четыре.

– Не обижают? Кормят?

– Нормально.

Молодец, начальник.

Через неделю выложил замеры на стол Колчину. Потом на миллиметровку. Подсчитал объем. Ха! 1200 тонн объем тысячетонной баржи! Те самые 1200! Пишем письмо на Пеледуйскую верфь – возможно ли такое? Как объяснить расхождение с паспортом?

Ответ: Возможно. Мол, мы используем древесину на полную длину – зачем выбрасывать. А паспорта стандартные, отпечатаны в Иркутске заранее. В производственных отчетах ставим 1200, это улучшает наши производственные показатели. Вот-те на! Исправление паспортов подтвердил печатью инженер Регистра Сухов. Главный бухгалтер – солидный, томный, красивый Арон Михайлович, раньше меня не замечавший, стал с улыбкой здороваться, начальник эксплуатации Ефим Израйлович Клацман приветлив. Кстати, сравнивать итоги замеров не пришлось. Тимошин на вторые сутки вернулся. Холодно.

И все бы хорошо.

– Не наш человек! – ходит хмельной Краснов по отделам пароходства. Не знаю, кто он, где работает. Известно, что дружок зав. промышленного отдела Обкома. И тем силен. Дружок этот, говорят, недавно слыл гулякой.

Пришла весна. Флот не то что ожил – все забурлило, закружилось: впереди недолгая – пять месяцев – навигация, но тем и напряженная, что много надо успеть.

Еду в Жатай индицировать машины буксиров. Процедура эта нерядовая. От правильного парораспределения зависит мощность машины, тяга, а значит расход пара, количество пота кочегаров.

Вся команда в напряжении и любопытстве. Это и священнодействие и спектакль: этот пижон с чемоданчиком-индикатором непременно насмешит – обожжется на кранах продувки, не зацепит крючок за грозно маячащий ползун.

Еще в постели утром прорепетировал свою роль. Спасибо Упольников, линейный, вечером напутствовал. Встречает механик, здороваемся и вниз. Тусклый свет лампочки, болтающейся на шнуре в такт дыханию машины. Машинисты и кочегары в углу смотрят. Стараюсь быть спокойным, уверенным.

– Рукавицы! – требую. (Это обязательно! Они приготовлены, но спрятаны: а вдруг хватится за рукоятку продувного краника голой рукой! Больше 100º, вот будет потеха!)

Из-за спины механик достает новую пару. Приготовил индикатор, прикинул длину шнура. Решительно открываю кран первый раз в жизни. Оттуда со свистом вырывается фонтан кипятка. Несколько ходов поршня, пошел пар. Закрываю. Быстро привинчиваю прибор, цепляю крючок шнура – все как надо, барабанчик разворачивается хорошо, рычажок-чертилка ходит по вертикали свободно. Надо спешить, иначе накопится конденсат и выбьет мой индикатор. Открываю. Чертилка забегала вверх-вниз по крутящемуся барабану. Закрываю. Спокойно (ну да!) снимаю диаграмму. Идем с механиком к нему. Теперь надо понять, что говорит эта петля, куда нужно передвинуть камень кулисы, чтобы площадь петли была максимально возможной. Предлагаю. Механик согласен. Двигают кулисный камень. Повторяем замер. Улучшение. Еще опыт. Желательно их поменьше – кочегарам лишний труд, расход топлива, жарко. А мне еще на 3 парохода нужно успеть: им ведь задерживаться нельзя. Передний ход наладили. Теперь надо проверить, как золотник работает на задний ход. Все повторяется. Все! Мокрый и исчерпанный поднимаюсь на палубу, жмем руки. Иду на другой буксир.

А ведь ребята-однокашники там сидят в лабораториях. Тишина. Вникают в проблемы, ставят эксперименты… Ну и что! Это тоже нужно. Команда довольна. Оказалось, за навигацию набежала солидная экономия топлива. Мне премия 1000 рублей. Купил ФЭД, честно прослуживший до прошлого года. Весь фотоархив семейный – его работа. И память.

В суете будней, телеграммах и ответах, в срочных решениях проходит лето. Вдруг – в августе, Колчин прощается, уезжает с семьей по окончании трехлетнего контракта. И, неожиданно:

– Мы с начальником обратились в Главк о назначении вас на мое место. Согласие получено, с Политуправлением согласовано. Соглашайтесь!

– Да я же не готов!

– Готов. Так все решили.

Приказ – и. о. главного инженера пароходства. Звание – ст. л-т ГСМП; линейные – главная сила МСС, поздравляют, подбадривают, гарантируют помощь. А! Была-не была! Шью китель.

Вот и очередь на прием ко мне. Просят. Старшина катера с требованием на новый двигатель. «Черт его знает, давать – не давать? Почему он у Колчина не просил вчера?»

– Не знаю, есть ли, – пытаюсь вывернуться.

– Есть, есть! Один новый!

– Оставь требование, я посоветуюсь, завтра скажу, – сразу понизил свой рейтинг, как теперь говорят. Нерешительный, неопытный, боится. «Ладно, перетерплю, зато не сделаю глупость». И пошли суетные дни, недели, 3 года еще. Работа на транспорте – непрерывное напряжение. Физическое, нервное, моральное. Механик заболел, нужна срочная замена. Команда – несколько человек, ни одного для замены нет. Где взять, чтоб не навредить? У «Кагановича» лопаются болты на фланце гребного вала. Тянет караван. Находится на подходе к Жиганску – далеко на севере. Там нет токарного станка. Звоню в Жатай: «Никандр Дмитриевич, пожалуйста, к утру 10 болтов (называю размеры)». Спрашиваю у диспетчеров, какой караван завтра к вечеру будет проходить Сангары? «Беликов, утром с болтами летите в Сангары, подсаживаетесь на караван буксира «Сергиевский», спускаетесь до Жиганска на «Каганович». Покупайте билет на самолет. Нач. порта Сангара вам предоставит катер. Радируйте, почему рвутся болты»… Такова работа.

– Не наш человек! – твердит все упорнее Краснов. Звонит зав. промотделом:

– Вам прибыть через час с докладом о работе флота.

– Нужен пропуск? Нужен паспорт? Он у меня дома, я не успею.

– Поторопитесь! – трубка опущена.

«Нахал! Что стоило позвонить в бюро пропусков, оформить без паспорта. Унизить надо. Знай наших. Не заносись тут перед партийной властью». Приглашен и гл. инженер параллельного Пароходства. Докладываем. Мой коллега явно сбивается, смотрит в бумаги, поправляется. У меня все в голове. Но демонстративное подчеркивание респекта к нему и пренебрежение к этому беспартийному выскочке. Пожелание ему и назидание мне.

И вдруг новый удар. В управлении пароходства работают две девушки, прибывшие по окончании институтов на год раньше меня. Но моложе – не воевали. Месяца через 2 по приезде шла толпа с работы (тогда я еще уходил вовремя). То ли тротуар поломался, произошла заминка, встретились глазами с той, что явно симпатичнее. Она смутилась, показалось – ждала, хотела знакомства. Жили они в том же доме, двухэтажной деревянной коммуналке. Девушки предлагали чай, когда я задерживался. Как тут откажешься: пока растопишь печь, обогреешь комнатушку (получил-таки метров 7: кровать, столик, полка, печь), вскипятишь воду (пил без заварки), сваришь кашу (в глубокой алюминиевой тарелке-миске). Опасался сближения: все та же забота о статусе. Но куда денешься от участия, товарищеского слова. И вдруг!

– Николай Петрович, ваша знакомая не то, что вы думаете. Она нехорошая, – таинственно предупреждает секретарь начальника. Круглолицая, полуякутка, наверное. «Этого не хватало!»

– Николай, Нина за тобой следит и докладывает в КГБ!

«И это говорит ее подружка! Значит, все эти чаи и улыбки, участие – все это фальшь! Коварство!»

Она сразу заметила мою враждебность. Обиделась, замкнулась. Хорошо, работа настолько занимала и утомляла, что не до романов. Но нет-нет, горечь и обида врывались в душу. И ночью. Замечал: она страдает. Ну и пусть! Изменница.

Откуда мне было знать, что полковник КГБ стучал кулаком по столу, требовал от девушки «проявить патриотизм», следить и докладывать? И каково было ей, бедняжке, упорно отстаивать мою честь.

…Постепенно развеялись сомнения воспаленного самолюбия. Конечно же, славная она, уютная и красивая. Все годы она была мне лучшим другом. Ей досталась участь жены опального мужа, а она шла по жизни с улыбкой, не замечая этих трудностей. Ни разу не пожаловалась, не упрекнула… Тепло, уют, опрятность, преданность, заботливость, ласка деткам, внукам, теперь и правнучке. Первый взгляд был откровением души. И до сих пор я любуюсь твоей женственностью, стройностью, вкусом и тихо горжусь тобой.

 

Продолжение следует.

Воспоминания записаны 3 декабря 2003 года.

Переданы для публикации на сайте www.world-war.ru
внучкой автора Марией Телегиной