«Много не могу…»

Отец и мать

Моя мама, Ольга Андреевна, родилась в Харбине 11 июля 1911 года. Семья  русская, до революции переехала в эти края. Мама была домашней хозяйкой. Ее отец был  сапожником, а я всегда думала, что он на железной дороге работал. Мой прадед Захар Сорочан, мамин дедушка – цыган. А жена у него была русская. В книгах географического общества того времени в Ленинской библиотеке [1] я нашла его рассказ, как они из-под Полтавы добирались до Николо-Уссурийского поселения. Девичья мамина фамилия Сотникова.

Ольга Андреевна Аристова

В 1913 году умерла мамина мать, и отец отдал ее и старшего брата Николая в детский приют. В 1917 году отец попал под поезд и умер. Мама рано сиротой осталась. Когда грянула революция, двоюродный брат мамы уехал в Соединенные Штаты Америки. Из Америки так и не вернулся в Россию. С мамой они переписывались, хотел её забрать, но по какой-то причине этого не случилось. Из детского приюта ее забрал двоюродный брат отца, Георгий, в 1918 году.  С девяти лет мама в какой-то зажиточной семье нянчилась с ребёнком. Хорошей нянькой была. Рассказывала, где-то в поле они спали днём с ребёнком, и она после этого так простудила руку, что пришлось оперировать. После операции мама не ходила в одежде с коротким рукавом.

А мой отец, Петр Семёнович, – ленинградец. Родился в  1902 году. Отец очень талантливый, всесторонне развитый человек: рисовал, занимался резьбой по дереву. В Ленинграде жил рядом с Академией художеств, с детства туда бегал, занимался рисованием. В церковь ходил, пел в церковном хоре. В 1916-м тоже остался без матери. А отец его, Семён Парфёнович, работал таможенником на ленинградской таможне, там, где Ростральные колонны. Сюда приходили иностранные суда. Вот что интересно: дедушка самостоятельно выучил языки. На таможне, встречая иностранные суда, общался с приезжими.

Отец в 16 лет ушёл из дома из-за мачехи. В 19 лет  убежал на гражданскую войну на Дальний Восток. В Дальневосточной Республике у красных был партизаном-разведчиком в каком-то отряде, а я всегда думала, что он белогвардеец. Он был ранен в то время саблей по голове плашмя, остался жив. Настоящая фамилия отца – Петюшев. В гражданскую войну он поменял фамилию. Очень любил командира, а командир погиб, и он официально взял его фамилию, стал Аристовым. Мама нашла записи в архивах, как он в 20-е годы поменял фамилию. Так я родилась Аристовой.

Отец закончил рабфак на Дальнем Востоке, потом мореходное училище. Он получил специальность техника-механика на кораблях. Позже стал авиаконструктором. А мама закончила педучилище. Очень интересная у нее судьба. И у неё, и у меня тяга лечить: у неё способности были, и любовь к людям большая. Хотела быть врачом с детства, но проработала всю жизнь в школе.

Трудовая книжка Ольги Андреевны Аристовой

Не пошла в медицинский, так как не было общежития. И она поступила в педучилище потому, что там оно было. Закончила педучилище в 1931-м году, а в 1932-м стала работать в Гродеково [2], где познакомилась с отцом. Мама моложе папы на 9 лет, но умерли они в одном возрасте: он – в 1977-м, а мама в 1986-м.

В 1933-м году родилась моя старшая сестра Элла, у нас с ней разница 2 года. Мама ее рожала  в экстремальных обстоятельствах – на станции Каргат Западно-Сибирской железной дороги, в Новосибирской области.

Почему родители меня назвали Лорой? Насколько я знаю, Лора – греческое имя. Родители мне сказали, что дали мне имя по буквам от мамы и от отца: Ольга – О и Пётр – Р,  А – Аристова. В крещении имя у меня – Лариса. Но никто дома меня так не называл, только одна учительница – мамина хорошая знакомая. Мама учила её сыновей, а она меня учила.

Ольга Андреевна Аристова с дочерью Лорой

Война. Эвакуация

Когда началась война, отца забрали на фронт в войска ЭПРОН [3]. Их задача состояла в том, чтобы ремонтировать подводные лодки. В войсках ЭПРОН он прослужил до конца войны.

В октябре 1941 года мы были эвакуированы на теплоходе в Самару. Там были наши родственники – мамина двоюродная тетка, тётя Катя – родная сестра её мамы, а мне она как двоюродная бабушка. Не в самой Самаре, а, если я не ошибаюсь, станция Безымянка такая есть, так вот там она жила. Вся семья, все мамины родственники похожи на цыган, а она светленькая.

Во время эвакуации, когда была остановка, мама пошла за яблоками и отстала от теплохода. Мама прекрасно знала географию, вышла в том месте, где была следующая остановка теплохода, поняла, что не успевает вернуться, и пошла на другую сторону, встречать теплоход. Теплоход гудел, гудел и, не дождавшись, уплыл. Капитан, наверное, тоже сообразил, что мама пойдёт на другой берег по перешейку. Мы с сестрой рёв, помню, устроили.

Маме предложили работу в Мордовии, в Ново-Буяновском районе. И она уехала с Эллей устраиваться, я ещё маленькая была. Мне было 6 лет. Меня оставили у тети Кати, но как-то там не по-доброму было. Я часто была голодная. Прибегу покушать, мне говорят: «Ещё рано». Прихожу – уже поели: «Что же ты опаздываешь?» В сенях стоял мешок семечек, я их ела. В этой семье я прожила где-то полгода. Мама приехала за мной. Помню, мы с ней пешком очень долго шли. В деревнях ночевали.

Во время войны очень трудно было с продуктами. Был такой инцидент. Мама слышала, что хлеб делают с лебедой. Но не знала, что семена надо использовать, и она сделала из листьев. И получилась такая горячая зелёная бяка, как лягушка. И кто голодный? Первая – я. Наелась. У меня чуть заворот кишок не случился, увезли в больницу. Слава Богу, всё обошлось. Как-то я увидела навозного жука и закричала, а мама я помню, сказала: «Какой красивый, как новенький!». А Элля маленькой увидела распряжённую лошадь и заплакала, говорит: «Мама, лошадка сломалась».

Во время войны, помню, очень дружно жили все в деревнях. У меня мама – умница, она многое умела, в том числе шить. Кому-то что-то сошьёт, и ей в знак благодарности несли кто яйца, кто молоко. Со временем мама завела козочку и поросёнка.

Переезд в Тушино

Кликните на изображение, чтобы его увеличить

После войны маму направили в Тушино. Тогда Тушино считалось Красногорским районом Московской области. Мама вела начальные классы и занималась ликбезом [4] с рабочими. Вначале она работала без оплаты, чуть ли не за бутылку молока. Хотя её направили официально, но зарплаты не было. Потом она преподавала обществознание и обществоведение в школе. Она была очень любознательной. До войны смогла закончить 3 курса факультета иностранных языков, последний курс закончила уже после войны.

Отец после войны приехал к нам в Тушино. Наша семья жила в тамбуре барака. Я недавно нашла мамино письмо в РОНО, в отдел образования, где она просит перевести ее в другую школу, потому что дом находился рядом со школой и ей было стыдно перед детьми, что она, учительница с семьёй из 4 человек, живет в барачном тамбуре 2 на 2  метра.

Из тамбура мы переехали в барак. Нам дали комнату 17 метров, и мы в ней жили до 50-го года. Школа, в которой мама работала учительницей начальных классов, была тоже типа барака. И туалет был – 2 дырки. И чтобы детям не ходить в грязь, мама, засучив рукава, туалет сама мыла (нянечек не хватало). А отец в это время работал уже авиаконструктором на заводе в Тушино. Там он познакомился с прекрасным человеком – Константином Адамовичем, белорусом. Отец его был награждён орденом Ленина за то, что принимал участие в 1-м коммунистическом субботнике с Лениным, был машинистом паровоза, чем очень гордился.

Разрешение на въезд в Московскую область г.Тушино

Мамина подруга, Елена Дмитриевна Генека, всё время говорила: «Лорочка у нас французистая». Елена Дмитриевна, чудесный человек, всегда с нами очень много занималась. Она была преподавателем в начальных классах. Мама с Еленой Дмитриевной были очень дружны. Ирочка, её дочка, окончила МГУ, филологический факультет. Интересно она рассказывала, как сдавала экзамены по истории. Какую-то дату она не совсем точно указала. Ей говорят: «Не точно». А она: «Извините, пожалуйста, а если бы у Вас не было учебника перед глазами, Вы бы на все даты ответили точно?» И её приняли, поставили «отлично». Она филолог, но работала педагогом. Замечательная книга про Ландау [5] была издана под её редакцией. У них тоже вся семья музыкальная была. Папа-музыкант. В начале войны послали его сражаться без подготовки, как пушечное мясо. Недалеко от Паланги всех и положили. Мы как-то были с мамой в Паланге на его могилке. А в прошлом году Ирочка не смогла поехать. Очень дорого. Закрытый въезд в Литву. Она пыталась через «Красный крест» попасть только на могилу отца. Так и не получилось.

Я с детства всегда крутилась перед зеркалом. Это отец считал «минусом». Знаете, какая забава была? К нам домой приходили мамины ученики и мелом с закрытыми глазами рисовали. На стекло капали подсолнечное масло. Брали волос. И этот волос палочкой в масле можно было уложить в любую фигуру. В масле волос очень послушный, и любую фигуру можно было составить.

В школе у нас очень хороший театр был, школа танцев. Очень интересные девчонки были, учились хорошо. Везде успевали. По математике, например, у меня были пятёрки и двойки. Иван Кузьмич, я даже его помню, военный, офицер, он был похож на Ива Монтана. «Аристова вопрос не слышала?»  Не повторит никогда вопрос, скажет: «Садитесь, «два»».

Сестра Элла

У моей сестры Эллы тяжёлая судьба. Она в 14 лет ушла из дома из-за вспыльчивого характера отца. Он очень музыкальный был, с закрытыми глазами играл на любом инструменте, мог подобрать на слух всё, что хотите. Мама тоже в детстве играла на балалайке и на скрипке. У Элли был хороший голос. Но так получилось, что в 14 лет, как говорят, она была «себе на уме». Мама писала в дневнике, что у Элли был такой характер, что «всё время теребит ушки». У нее из-за отца обида осталась на всю жизнь, она маме говорила: «Почему ты не разошлась с отцом?» – даже такое было. Два года её не было, она не объяснила причину своего исчезновения. Потом, оказалось, она уехала в Киев. В Киеве на швейной фабрике работала, жила в общежитии. А мы её под Москвой разыскивали, по детским домам. Через 2 года она появилась и стала опять с нами жить. А потом получилось так, что мы с ней одновременно в 5-м классе учились. У нас в Тушино было три школы: первая, где мальчики, вторая, где она училась, – только девочки и третья – смешанная, где я. Потом Элла окончила Мичуринский плодоовощной техникум, работала около Тамбова в совхозе. Я к ней в совхоз заезжала, когда у меня был отпуск. Когда она окончила сельскохозяйственный институт, её направили главным агрономом в Южно-Сахалинск.

Поступление в техникум

Осенью 50-го года маме дали финский дом в посёлке, построенном  специалистами-немцами со своими магазином, поликлиникой, больницей. У нас домик был русской конструкции  «тип-А». Посередине стоял сарай. Мама в крошечном сарайчике держала 8 или 9 кур и петушка. Кормила камушками, варила каши. Она знала, как кормить. И почти круглый год у нас каждый день было 8 – 9 яиц.

В 1950-м я закончила 7 классов и поехала в Ногинск. Там было очень хорошее педучилище. Поскольку росла я среди педагогов, у меня другого не было в помыслах. Я попала в третий поток. Как раз нас было  четыре пятнадцатилетних девочки: одна из Москвы, другая из Талдома, третья из Подольска и я. Мы вчетвером пошли в магазин, купили ливерную колбасу (ещё посмеялись, что на цыплёнка похожа – пушистая была). Мы не понимали, что в магазине могли продавать испорченные продукты, ума нам не хватило. Наевшись ее, последние экзамены проболели. Забрали документы.

В Ногинске был также очень хороший техникум зелёного строительства. Мы все четверо сдали документы туда. Отец беспокоился, что долго я не приезжала, поехал меня искать. Если бы приехал не отец, а мама, или отец сообразил бы сказать, что я дочь учителя, меня бы взяли, несмотря на то, что я не сдала экзамены. Раньше детей учителей в педучилище принимали без экзаменов. Но он ничего не сказал, и мама не приехала – так получилось.

Училась я хорошо. Стипендию платили 14 рублей. Из этих денег 3 рубля мы платили за общежитие, 3 рубля доплачивали тёте Фисе, у которой мы жили прямо напротив станции, в частном доме. Сейчас эти дома все сломали. Я ездила как-то посмотреть – ничего не осталось. Чай без заварки пили, «белая роза», по сути, кипяток. У тёти Фисы были такие большие чашки по пол-литра. Мы во время войны сахар не видели. Потом со стипендии уже покупала сахар. Такие, знаете, были «столбики» в 4 кусочка, я не замечала, как за один день всё заканчивалось. В первый день я всё съедала. Хрум, хрум, хрум, и сахара нет.

Пока мы учились в техникуме, занимались лыжами, ходили на каток. На коньках я, как рыба в воде, держалась. Даже перед пенсией с детьми ходила, каталась.

Смерть Сталина

В марте 53-го года не стало Сталина. В техникуме, пока он болел, в громкоговорители зачитывали историю его болезни, все знали о состоянии его здоровья. Когда он умер, поезда гудели, тётя Фиса рыдала, все вышли на улицу: «Что теперь будет?!»  Мы с подругой Ирой поехали на подножке поезда в Москву. Поезда были переполнены, в поезд не сажали. Из Ногинска до Москвы, мы ехали, держась за поручни. Минут за 20 до Москвы проводница сжалилась и пустила нас в свой вагон. А ехал поезд тогда 1,5 часа. Холодно, но охота пуще неволи. Мы приехали на Маяковку. Народу видимо-невидимо. Приезжали люди со всего Советского Союза. На Маяковке подошли к одному офицеру, а тот военный был, как раз из Ленинграда, и спрашиваем: «А как нам попасть в очередь?» Он говорит: «Девочки, не ходите. Я приехал с сыном, он теперь в больнице». Такая давка была.

Я считаю, это было вредительство. Идёт толпа по улице Горького, если кто-то споткнулся, уже мёртвый – его раздавливали. Никто не мог сдержать напора толпы, обезумевшей массы людей, которая была вынуждена сворачивать в соседний переулок, на другую улицу. Поток людей перекрывали посты милиции. В обморок люди падали: хотелось пить и есть. Многие приезжали издалека. Из окон жители видели, что происходит, спускали хлеб, подкармливали, чем могли. Местные жители сочувствовали, а на улицах перекрывали проходы. Больницы и морги были переполнены. Сумасшедший дом был! Мы храбрые девочки. Ира жила в 3-м Самотечном переулке, очень хорошо знала центр Москвы.  Вот стоят конники. Мы раз – проскочим между ногами коней. Стоят машины трёхтонники, «газики». Мы раз по-пластунски под машиной проползли. В конце концов, мы попали к Колонному залу, и тут переулок был перекрыт высоким забором. Вдруг оттуда прыгает парень. Я не знаю, каким образом, но милиция заставила его залезть обратно и не пустила! Когда мы пошли уже по Колонному залу, видели Сталина. Рядом стояли Булганин, Маленков, Ворошилов и другие. Толпа проходила медленно, по 3-4 человека. Сталин лежал метрах в 10-ти от нас. Я обратила внимание, что он был загримирован, не был бледным. Для нас это прощание было, конечно, событием. Мы попали благодаря тому, что Ирина знала Москву и что мы не были трусихами, лезли напролом.

Обратно из Москвы ехали на третьей полке. Это сейчас в электричках сидят. А раньше ходили только поезда дальнего следования с тремя ярусами полок.

На производственной практике

В 1953-м году летом, помню, мы поехали на месяц на практику в Западную Белоруссию. Были в Пинске. От Пинска через 200 км уже начинается Польша. Мы, три девочки, жили в еврейской семье. У хозяев смешная была дочка Полина. Гардероб трёхстворчатый весь увешан платьями. Девочка ходила в Дом офицеров на танцы. Она открывает гардероб: «В этом была, в этом была, в этом была… Девочки, мне сегодня не в чем идти!». У нас глаза на лоб — совсем другой уровень жизни.

Милиция подчинялась Берии. И в 1953-м году летом, в тот день, когда Берию арестовывали, приехал наряд милиции, перекрыли границу. Боялись, что Берия откроет границу…

В 1954-м на практику поехали в Херсон. В Херсоне на территории ремонтного завода мы делали дипломный проект – сквер. Большая территория. Разбили дорожки, посадки. В помощь нам дали молодых ребят.  Самое смешное было,  когда мы увидели, как ребята с завода ждут конца рабочего дня. Остаётся 3-4- минуты до гудка, а они все уже висят, как виноград, на воротах. Ждут, когда их откроют.

Какой мама человек

Как-то в газете «Известия» мама прочитала заметку «Обида студентов педучилища города Павлово» (в Нижегородской области). Они попросили, чтобы московская школа приняла их на зимние каникулы. Их не приняли. Мы жили тогда уже в маленькой квартире (54 квадратных метра) на 5-м этаже. Мама даёт телеграмму: «Много не могу, 6 человек можете прислать».

Оповещение о награждении учит. Аристовой О.А.

И они 6 человек студентов прислали, естественно, бесплатно, и мама до самой старости с ними переписывалась. Раньше модная причёска была «бабетта», с начёсом. У приехавших девочек обнаружилось скопище вшей. И мама расчёсывала девочек, керосином вшей выводила. От нас они чистенькие вернулись к себе домой в училище. У меня мама, как говорят, альтруистка, никогда ни в чём не выгадывала.