Маски генерала Власова

 

о.Василий Секачев

— В чем проявилось сотрудничество генерала А. Власова с немцами?

— 13 июля 1942 года, на следующий день после сдачи в плен, Власов в беседе с командующим 18-й армией Линдеманом подробно изложил все, что ему было известно о положении дел в Красной Армии, ее командирах и их военных планах. Он сообщил, что сил для прорыва блокады у русских нет, и это позволило немцам перебросить их резервные дивизии под Сталинград.

Согласитесь, что это измена, причем не только правительству, но народу. Благодаря информации Власова, погибло больше русских солдат. Прибалтийский немец Сергей Фрелих, бывший впоследствии рядом с Власовым, свидетельствовал, что генерала вообще больше волновали жизни немецких солдат, чем русских. Власов сетовал, что немцы не привлекают его для анализа советских военных планов: «Я убежден, что мой совет сделал бы не одну военную операцию успешной и помог бы избежать лишних жертв».

— В какой лагерь его определили?

— 15 июля Власов был переправлен в офицерский лагерь Летцен, под Кенигсбергом, а потом в Винницу (лагерь «Проминент»), где с ним начал работать также прибалтийский немец капитан Вильфрид Карлович Штрик-Штрикфельдт, бывший царский офицер, участник Гражданской войны в составе армии Юденича, в 1942 году — сотрудник отдела Иноземных войск на Востоке при германском сухопутном штабе, разведчик. Именно Штрик-Штрикфельдт и подсказал пленному советскому генералу идею «русского движения». Причем сам Штрикфельдт, по всей видимости, искренне верил в то, что внутри Третьего рейха удастся создать русскую армию, зачаток правительства, а после войны перейти к созданию подлинно свободной России.

— Как это было возможно? Неужели он полагал, что Гитлер это разрешит?

— Конечно Штрикфельдт был знаком с «Майн кампф» (написанной Гитлером еще в середине 20-х гг.), где было определенно заявлено о том, что немецкий народ задыхается без жизненного пространства, а народ этот – единственно достойный этого пространства, потому что он — высшая раса, — в то время как славяне представляют собой совершенно выродившуюся под властью еврейских большевиков низшую расу. Они, по утверждению Гитлера, почти уже не люди, основная их масса подлежит уничтожению, но какая-то часть может использоваться в качестве рабской силы. Кстати, все это должен был знать и Власов – по материалам политзанятий.

— Так в чем же дело?

— Вильфрид Карлович не был расистом и, кроме того, считал подобную политику в отношении России недальновидной. Он видел, что так полагают и многие немецкие офицеры, причем нередко – высшего звена, в том числе и его начальник, глава армейской разведки Рейнхард Гелен. Кроме того, как участник Гражданской войны, Штрикфельдт еще мыслил ее категориями и полагал, что в России достаточно сил, на которые можно опереться в борьбе с большевиками. Это, конечно, уже не было так. Он был немного романтик (или хотел им казаться). Между тем, именно из общения со Штрикфельдтом Власов вынес неверное убеждение в том, что немецкая политика в отношении России стала меняться. «Сталинский генерал» не мог представить, что внутри немецкого руководства может быть разномыслие. Именно поэтому он поставил на РОА. Если бы Власов знал, что у партийной верхушки и генералитета разные взгляды на русский вопрос, он никогда не полез бы в политику, предпочитая оставаться военным информатором.

 

Власов. Первые дни в плену.

– Русская освободительная армия (РОА) была создана за спиной у Гитлера?

— Почти так. Гитлер допускал, что русские пленные могут использоваться только в качестве «добровольных помощников» (хи-ви — hilfwillige): связистов, строителей, охранников и т.д. Формирование частей «хи-ви» началось в январе 1942 г., по приказу известного впоследствии генерал-лейтенанта Ф. Паулюса, в то время – одного из руководителей штаба сухопутных войск. Но уже с весны 1942 г. русских добровольцев, без ведома Гитлера, также по инициативе армейского командования, стали использовать для борьбы с партизанами и давать им в руки оружие.

Осенью же 1942 года Штрикфельдт, заручившись согласием Власова и имея визу своего начальства, провозгласил создание Русского комитета, от имени которого было опубликовано «Смоленское обращение к бойцам и командирам Красной армии». В марте 1943 г. появилось уже упомянутое открытое письмо Власова «Почему я стал на путь борьбы с большевизмом». Тогда же под Берлином в Дабендорфе были открыты курсы по подготовке пропагандистов для работы среди военнопленных и на фронте (пропаганда на врага с целью его перехода на немецкую сторону).

В отмеченных документах Власов позиционировал себя как антисталинист, но не враг власти Советов — что-то в духе лозунга Кронштадтского восстания 1921 года «Советы без коммунистов» (в случае с Власовым – без сталинистов).

«Я увидел, — писал Власов в открытом письме, — что ничего из того, за что боролся русский народ в годы Гражданской войны, он в результате победы большевиков не получил <…> Не к возврату к прошлому зову я народ <…> Я зову его к светлому будущему, к борьбе за завершение Народной Революции». Теперь понимаете, почему белые генералы считали его «красным»?

В личной беседе своему сотруднику по РОА Ф. Богатырчуку Власов говорил: «Пусть никто не забывает, что мы советскую идею не считаем самое по себе плохой, мы против обмана и насилия, против преследования политических противников, но не против того хорошего, что дала народам России советская система. Поэтому со всякими реакционерами и единонеделимщиками <сторонниками «единой и неделимой России»> нам не по дороге».

 

Мелетий Зыков

Одним из главных идеологов РОА и автором ее программных документов был бывший журналист газеты «Известия», дивизионный комиссар Красной Армии, который называл себя Мелетий Зыков. Кем он был на самом деле – историки спорят. Может быть, литературным критиком Цезарем Вольпе. Но именно при непосредственном участии Зыкова, будем называть его так, появилось на свет и открытое письмо Власова. Зыков был убежден в преимуществах советского строя, каким его основал Ленин, имея в виду НЭП. Сталин, по мнению Зыкова, исказил учение и дело Ленина, уничтожил его верных соратников, в том числе Бухарина, приверженцем которого Зыков себя называл. Этот ленинизм, которого в общении с товарищами Зыков почти не скрывал, и погубил его. Летом 1944 года Мелетий Зыков таинственно исчез. Уже в наши дни стало известно, что он был похищен гестапо и казнен в Заксенхаузене.

Власов высоко ценил Зыкова, который мог один, без посторонней помощи, надиктовать целый номер газеты «Заря», включая письма читателей; и тяжело переживал его исчезновение.

Но верил ли в идеи Зыкова сам Власов, трудно сказать. Вряд ли. Власову был близок сталинизм. Он научился приспосабливаться именно к сталинскому строю, умел пользоваться его выгодами.

Власов видел действенность пропаганды Зыкова (ведь для основной массы советских солдат идеалы революции и Гражданской войны были священными) и одобрял ее, но идейно он был более близок к другому своему пропагандисту, бывшему секретарю Ростокинского райкома ВКП(б) города Москвы, бригадному комиссару Жиленкову, который, привыкнув жить «советским барином», не изменял своим привычкам и у немцев: завел себе особняк, прислугу, добился разрешения носить форму генерал-лейтенанта и любил покрасоваться в ней перед народом в метро.

С другой стороны, оказавшись у немцев, Власов прекрасно понимал, что назад дороги нет и надо теперь приспосабливаться к новому строю, а для этого нужно было обслуживать его интересы. Вот как это выглядело.

В своей первой листовке, написанной в Винницком лагере, еще до переезда в Берлин, Власов писал: «Лживая пропаганда пугает вас фашизмом, расстрелами и зверствами в немецком плену. Пишет о голоде в Германии и истощении ее ресурсов. Миллионы пленных могут заверить вас в обратном». Звучит кощунственно, если знать о подлинной участи наших пленных.

Смоленское воззвание 1942 г. уже призывало советских солдат вступать в ряды Русской освободительной армии, «действующей в союзе с Германией». При этом Власову и другим составителям этого документа (в том числе и принципиальному ленинцу Зыкову) пришлось пойти на сознательную ложь, выдавая желаемое за действительное: «<…> Германия ведет войну не против русского народа и его Родины, а лишь против большевизма. Германия не посягает на жизненное пространство русского народа и его национально-политическую свободу» (Зыков потом оправдывался, что ради успеха в главном, можно было пойти на компромиссы во второстепенном).

Но главный обман был в том, что РОА до самого конца 1944 года существовала лишь на бумаге. Желавшим в нее вступить выдавался шеврон РОА – и все. Солдат считал себя служащим в Русской армии, но подчинялся немецким командирам, служил в немецкой армии и был по-прежнему «хи-ви». Поэтому правильнее сказать, что РОА вовсе не была создана, возник только «брэнд», владельцами которого были немцы, использовавшие «хи-ви» в своих военных целях – но это действительно за спиной у Гитлера.

Власов этого до конца еще не понимал. Весной 1943 года он совершил ряд поездок по прифронтовым районам и, по всей видимости, впал в некоторую эйфорию, видя себя главнокомандующим всеми «хи-ви», сведенными в РОА. В Смоленске Власов заявил, что немцы без русских справиться с большевизмом не смогут, а в Гатчине, на подступах к Ленинграду, генерал поднял тост за то, как после войны он будет принимать немцев в городе на Неве в качестве дорогих гостей. Тогда разгневанный фельдмаршал Кейтель, начальник штаба Верховного главнокомандования, строго-настрого запретил власовские поездки.

А в начале июля 1943 г. слух о РОА дошел до Гитлера. Узнав о том, что есть какая-то Русская армия и ее солдатам дают оружие, он был вне себя от ярости. Все восточные батальоны, как еще назвали формирования русских помощников, были сняты с русского фронта и отправлены во Францию, в Италию и на Балканы, где приняли участие в борьбе с партизанами, а позже – в военных действиях против союзников (что, кстати, стало одной из причин выдачи Западом русских солдат вермахта Сталину). Так у Власова не стало и армии. А самого его поместили под домашний арест на его вилле под Берлином. При этом использование «бренда» РОА в пропагандистских целях Гитлер счел и далее возможным.

Сей печальный для Власова конец еще в мае 1943 года весьма точно предсказал председатель Объединения русских воинских союзов русский белый генерал фон Лампе:

«Власов — не что иное, как червяк, нанизанный на крючок для уловления разных сортов рыбы. Червяк этот начинает понимать свою роль и довольно резко протестовать. В успехе этих протестов позволительно сомневаться!..» (письмо полковнику Гегелашвили от 16 мая 1943 года).

— Многие ли русские пленные переходили на сторону немцев?

— Это очень хорошо, разделять две вещи: сдачу в плен и переход на сторону немцев. Сталин, как Вы знаете, не разделял. Пленный автоматически считался в СССР предателем, пленных предписывалось уничтожать, а их семьи лишать всякой помощи (приказ № 270 от 16 августа 1941 года).

В плену в течение 1941 года оказалось около 3 млн. 800 тыс. человек. Условия их содержания были страшными. Германия выводила советских военнопленных из-под действия Женевской конвенции, которую она, согласно пункту 82 этого документа, обязана была соблюдать, — как вредных в идеологическом и расовом отношении — и обрекала на вымирание. Под открытым небом от голода, болезней и холода погибло около 80 % наших пленных. Ясно поэтому, что когда предлагали выйти на свободу, но для службы Германии, многие соглашались. Тем более, когда это служба оказывалась скрыта под привлекательной вывеской РОА. Людям было легче называть себя власовцами, чем немецкими наемниками…

При этом все равно наших солдат тяготил факт нарушения присяги и в то же время согревала надежда вернуться, невзирая ни на что, на Родину, что отмечал начальник оперативного штаба уже настоящей РОА, сформированной в конце 1944-го, Андрей Нерянин в своей книге с характерным названием «Армия обреченных» (Нью-Йорк, 1969; написана под псевдонимом А.Г.Алдан)). Известно, кстати, что за 1943 год 15 тыс. «хи-ви» перешли с оружием в руках на сторону партизан.

Конечно, среди русских добровольцев были и достаточно идейные солдаты. Анализ источников показывает, что они не принимали коллективизацию и, как правило, Сталина, но не отвергали Советскую власть, часто хорошо относились к Ленину. Например, ставший «хи-ви» и членом РОА капитан Васильев пишет о начальном этапе плена: «Надо что-то предпринять, надо как-то действовать, надо учесть и примеры из недавней истории нашей страны, действия Владимира Ильича Ленина в прошлой войне». То есть, это была та аудитория, на которую была направлена пропаганда Зыкова и которая, во многом, благодаря этой идеологии и осознавала себя антисталинской силой.

Но все-таки основная масса пленников не откликалась на немецкую пропаганду. По состоянию на 1 января 1945 г. в немецких лагерях и на принудительных работах в Германии находилось 1 680 287 русских военнопленных, в то время как сотрудничало с нацистами в это время около 300 тыс. человек.

Даже ставший власовцем Лев Дувинг свидетельствовал: «При всех недостатках, какие наблюдались у соотечественников в плену, с удовольствием и удовлетворением видишь, что священный огонь патриотизма не погашен: большинство непоколебимо верят в победу России над немцами, радостно и доверчиво воспринимают слухи о победе русских…».

Когда немцы потребовали для слушателей Дабендорфских курсов присягать Гитлеру как верховному главнокомандующему всех антибольшевистских вооруженных сил, многие советские офицеры предпочли вернуться в лагеря.

Отказались сотрудничать с Власовым и искалеченный генерал Лукин, и генерал Понеделин, по свидетельству очевидцев, плюнувший Власову в лицо (что не помешало в 1950 году Сталину Понеделина расстрелять), и генералы Снегов и Потапов. Из 80 попавших в плен советских генералов и комбригов сотрудничали с нацистами лишь 12 высших офицеров (15 %).

— А почему все-таки столько человек с нашей стороны попало в плен? Не было ли это проявлением массового желания советских граждан бороться против Сталина?

Это расхожее пропагандистское клише, появившееся на свет уже после войны, в среде эмиграции. Если бы это было так, Власов обязательно бы об этом говорил в своих воззваниях и манифестах. Появление такого огромного числа военнопленных стало результатом просчетов командования, прежде всего Сталина, истребившего высший комсостав в 1937-1938 гг., из-за чего у нас не было передовой тактики ведения боя, не было подготовленных командиров. Немцы с помощью танковых клиньев легко рассекали нашу оборону, окружали отдельные соединения и части, а мы ничего не могли этому противопоставить. Общее командование утрачивалось, войска теряли управление. И люди, привыкшие за предвоенное десятилетие Советской власти к безынициативности, подавленности, страху, попадали в некий ступор и сдавались в плен, просто не зная, что делать.

Весьма характерно заявление одного советского военнопленного, оставшегося жить на Западе — Ф. Черона: «Мысли о сдаче в плен у меня никогда не было… Мы готовы были воевать, если бы нас не бросили на произвол судьбы наши «доблестные командиры»» (сборник воспоминаний «Наше недавнее», издательство YMCA-Press, 1987).

В то же время нельзя не вспомнить о героизме наших солдат именно в первые дни войны: пограничников, защитников Брестской крепости, Моонзундских островов, чуть позже – Одессы и Севастополя (все эти твердыни оборонялись в тылу врага от одного месяца до полугода). Стихийно, а не по заданию НКВД, возникали многие партизанские отряды.

Именно под влиянием войны инициативности у русских людей становилось гораздо больше – и на фронте, и в окружении, и в немецком тылу. Люди начинали чувствовать, что они – сила, защитники Отечества.

И вот это пугало Сталина – получалось, что русский человек выходит у него из-под контроля. Этим объясняется послевоенное «закручивание гаек».

Малоизвестный факт, но внутри власовского движения существовала патриотическая советская организация — Берлинский комитет ВКП (б). Ее возглавлял заместитель начальника Дабендорфской школы пропагандистов полковник Николай Степанович Бушманов. Подпольщики действовали безо всякой связи с Центром и прекрасно понимали, что «Родина их может не понять» (как, кстати, и получилось: те, кто остались в живых, получили по 10 лет лагерей, в том числе и сам Бушманов), но считали своим долгом вредить власовскому движению как только возможно. Многое предпринималось для того, чтобы не могла работать эффективно школа пропагандистов. Также были установлены контакты с остарбайтерами — угнанными с Востока рабочими, — среди них создавались диверсионные группы; и во время налетов английской авиации на Берлин они устраивали взрывы в заводских цехах, чтобы их списывали на англичан. Именно в эту организацию входил Муса Джалиль. Принадлежал к ней и сын Тимофеева-Ресовского Фома (Дмитрий).

— Как Власову удалось добиться создания настоящей армии?

— Ну это не ему удалось, просто обстановка изменилась. Еще в январе 1944 года Власов, по отзыву фон Лампе, в буквальном смысле слова сидел на своей вилле у разбитого корыта, пил и куражился, говоря, что «его время еще не пришло, что у него 1 000 000 армии и что он еще покажет, что его популярность больше сталинской». Кстати, как свидетельствовал Фрелих, без стакана в окружении Власова никогда никакое дело не обходилось.

Однако, после немецких поражений лета 1944 года, о Власове вспомнили. Прежде весьма низко отзывавшийся о нем Гиммлер дал согласие на встречу с Власовым, разрешил формирование настоящей РОА и предоставил необходимые средства. Между прочим, тогда же Гиммлер выпустил из концлагеря Заксенхаузен и Степана Бандеру, которому также дал добро на формирование из членов Украинской повстанческой армии (УПА) диверсантов в составе абверкоманды-202. Поступаясь принципами, «черный Генрих» привлекал к сотрудничеству всех, кто хоть как-то мог еще помочь обреченному рейху.

14 ноября 1944 года в Праге было объявлено о создании Комитета освобождения народов России (КОНР) и подписан Манифест, сформулировавший программу движения (его основным автором стал Г. Жиленков, вносил какие-то поправки и утверждавший документ Гиммлер).

Несмотря на свое сочувствие военнопленным и определенную симпатию к власовскому движению, Александр Солженицын называл Пражский Манифест «ублюдочным» — «ибо в нем не разрешалось мыслить Россию вне Германии и вне нацизма». Надо сказать, все в Праге было под стать этому «ублюдочному Манифесту» и завершилось, по свидетельству С. Фрелиха, грандиозной пьянкой: «Собрание <в Пражском автомобильном клубе в честь принятия Манифеста> очень быстро выродилось в дикую пьянку. Зал наполнился кричащими, жестикулирующими подвыпившими людьми. По углам лежали заснувшие пьяницы. Но эта распущенность объяснялась отчаянием: мы все понимали, что это начинание пришло слишком поздно».

Так произошло вступление власовцев в «колхоз» Гиммлера (выражение самого Власова).

Началось формирование вооруженных сил КОНР, 28 января 1945 Власов был объявлен их главнокомандующим. РОА стала реальностью. К весне 1945 года в ней насчитывалось около 62 тыс. человек. В основном, это были бывшие военнопленные, а также некоторые «хи-ви» и пропагандисты (были и 5 тысяч головорезов из расформированной самими немцами бригады палача Варшавского восстания Каминского). В марте-апреле 1945 г. 1-я дивизия РОА (600-я по немецкой нумерации) под командованием генерала Буняченко приняла участие в боевых столкновениях с Красной Армией на Одерском плацдарме. Две другие дивизии находились в стадии формирования.

В апреле 1945 г., не получив снабжения со стороны вермахта, генерал Буняченко попытался выйти из-под немецкого контроля. Он ушел с фронта и отправился на соединение с другими войсками РОА в сторону южной границы Германии. В это время в Праге вспыхнуло антифашистское восстание. Повстанцы попросили Буняченко о поддержке, 5 мая 1-ая дивизия РОА вошла в пригороды Праги и приняла участие в нападении на немецкие части, но 7 мая ушла из Праги для того, чтобы войти в контакт с американцами. Это удалось сделать, однако, 11 мая американцы разоружили дивизию Буняченко, а 12 мая заявили о том, что оставляют эту местность советским войскам. В этот же день соединившийся с 1-ой дивизией Власов был захвачен советскими войсками. Последним его распоряжением по РОА был приказ прекратить сопротивление и сдаться Красной Армии. «Всем гарантирую жизнь и возвращение на Родину без репрессий», — обещал Власов. Похоже, что он настолько привык обманывать, что сам верил в то, что не предает 9 тысяч своих солдат.

— Почему процесс над Власовым в Советском Союзе сделали закрытым?

— Предполагалось, что идеи власовцев могли встретить сочувствие. На самом деле, никаких идей на суде высказано не было, все обвиняемые чувствовали себя подавленно, признавали свою вину, просили прощения у Советской власти, многие просили сохранить жизнь. До суда с ними, конечно, работали заплечных дел мастера. Познакомившийся со следственными делами власовцев на Лубянке историк К. Александров свидетельствовал о том, что в протоколах допросов есть определенные несоответствия: например, допрос Буняченко продолжается почти весь день, что фиксирует протокол, а показаний никаких почти не записано. Потом, на следующих допросах первоначальные показания Буняченко, данные еще при аресте, меняются, делаются все более лояльными к Советской власти. И это общая тенденция.

Использованная литература:

Андреева Е. Генерал Власов и Русское освободительное движение. М., 1993.

Лехович Д.В. Белые против красных. М., 1992.

Окороков А. «Дело Бушманова» // Материалы по истории Русского освободительного движения. Т. II. М., 1998.

Решин Л.Е., Степанов В.С. Судьбы генеральские // Военно-исторический журнал, 1993, № 5. С. 36.

«Ты у меня одна». Публикация Н.Перемышленниковой // Источник. 1998. № 4.

Финкельштейн Ю. Свидетели обвинения: Тухачевский, Власов и другие… Спб.- Нью-Йорк, 2001.

Штрик-Штрикфельдт В. Против Сталина и Гитлера. М., 1993.

Беседовал: Андрей Кульба

Печатается в сокращении по материалам
www.pravmir.ru.