Комендор тяжелых орудий

Отправка на ратную службу состоялась в августе сорок второго: меня провожали родные и друзья. Само собой, они затянули знаменитую песню «Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты… » Группу рязанских призывников по железной дороге повезли к берегам Невы. Неподалеку от нашей Северной Пальмиры поезд попал под налет вражеской авиации, но, к счастью, эшелон непосредственно от бомбежки не пострадал, хотя команде новобранцев дальнейший путь к месту назначения пришлось проделать пешком. Сопровождающие увели флотское пополнение через болото к Ладоге, где нас, недавнюю гражданскую молодежь, собрали на корабле-тендере и доставили в Ленинград. Пройдя там в морском сборном пункте еще одну медкомиссию, мы, выражаясь казенным языком, убыли в Кронштадт – в оружейную школу учебного отряда Краснознаменного Балтийского флота.

В учебке сказали решающее слово – отныне быть тебе, Иван, комендором тяжелых орудий. Освоившись с флотским бытом, матросы-курсанты написали рапорта с просьбой направить в действующую армию, когда готовился прорыв блокадного кольца. Однако командование школы оружия оставило в учебке всех рвущихся на передовую, немногословно пояснив, что вскоре придет и их черед воевать.

Надо сказать, что постижение ратных флотских премудростей происходило в тяжелейшей прифронтовой обстановке: на город то и дело обрушивались вражеские огневые удары, донимал холод, стихийный напор которого «пропускало» основательно порушенное в военное время кронштадтское коммунальное хозяйство, точнее – здешняя система теплоснабжения. Что же тогда говорить о постоянном недоедании: так называемая суточная норма довольствия на курсанта составляла четыреста-пятьсот граммов хлеба. Дележ пайка был справедливым: разрезав буханку, сидящие за столом затем поочередно буквально угадывали свой ломоть.

Нередко после дневной учебы в оружейной школе матросы-первогодки, надев каждый маскхалаты и взяв винтовки с боекомплектом, на ночь уходили дежурить на лед Финского залива, чтобы не допустить проникновения фашистских лазутчиков в город. На открытой снежно-ледяной глади, в общем-то, укрыться было негде, так что дозорных сильно продувало. На этих боевых вахтах я дважды поморозил себе обе ноги, хотя и был обут в добротные валенки. Некоторым курсантам не повезло еще больше: для них дежурства в самую зимнюю круговерть закончились серьезными обморожениями.

Наконец в марте 1943 года в школе оружия учебного отряда состоялось знаменательное событие – очередной выпуск молодых специалистов флотского дела, получивших распределение на корабли Краснознаменного Балтийского. Став полноценным комендором, я прибыл в 4-й дивизион «морских охотников» по охране водного района. Этим подразделением командовал капитан третьего ранга Григорий Иванович Лежепеков.

Меня зачислили в списки личного состава катера МО-409. Определили боевой номер – кормовая сорокапятка, а до открытия стрельбы комендор должен был по совместительству исполнять обязанности сигнальщика. Мы, новобранцы, тяжело переживали развитие «балтфлотской» ситуации. Только во время таллиннского перехода в августе 1941 года от мин, бомб и торпед неприятеля погибли около двухсот кораблей, крейсер «Киров», у которого была оторвана носовая часть, пришел на базу задним ходом. Тогда же, в 1941-м, был потоплен наш линкор «Марат». Про положение на суше достаточно сказать лишь то, что гитлеровцы разбомбили Бадаевские склады и изрядно сократили запасы продовольствия для населения и защитников Ленинграда. Стратегическое положение Кронштадта предопределило далеко идущие планы немецких захватчиков: город по-прежнему подвергался интенсивным артобстрелам и методическим бомбардировкам. Советские линейные корабли и подводная флотилия оказались приякоренными на базовых стоянках в Кронштадте и выйти в море не могли, поскольку все фарватеры находились в зоне массированного действия артиллерии противника. Именно поэтому основная тяжесть в обеспечении выныривания наших подлодок в координатах боевой активности в пределах водного района и, кроме того, сопровождении караванов с продовольствием и вооружением выпала на долю «морских охотников», тральщиков и торпедных катеров.

В первый боевой поход я отправился весной 1943 года, перед личным составом МО-409 в качестве главной была поставлена задача охраны основного фарватера, что подразумевало и нейтрализацию попыток гитлеровцев на каком-либо участке караванной водной дороги установить грозные минные кругляши. И так получилось, что почти сразу же после выхода с базы на «морском охотнике» была сыграна тревога. На расстоянии двух-трех миль от 409-го обнаружили цель, которая издали напоминала корабль. Расчет кормовой пушки не подвел: так сказать, странный НПО – «неопознанный плавающий объект» – был разнесен в щепки. Общими усилиями, в том числе моими стараниями как наводчика сорокапятки, цель накрыли уже первыми выстрелами.

Как потом выяснилось, тревога была учебной, однако матросы действовали молодцами, и командир «морского охотника» поблагодарил подчиненных за успешную стрельбу по макету. А сколько же раз потом колокола громкого боя извещали нас, военных моряков-балтийцев, о приближении настоящих поединков с хорошо оснащенным противником – схваток ожесточенных, битв не на жизнь, а на смерть.

Увертываясь от атак фашистских стервятников и, в свою очередь, стараясь подбить управляемые германскими асами воздушные машины, экипажи «морских охотников» сновали по водному району и параллельно выполняли разнообразные специальные задания. Неоднократно нам доводилось вступать в бой с малой флотилией врага – «шюцкоровекими» катерами. Например, порядка шести таких пиратских посудин попробовали одновременно пробиться под покровом темноты к основному нашему фарватеру. Однако германцы быстренько усвоили непреложную истину: если экипаж по-русски скроен, то и один «охотник» в море порой дивизиона стоит. Благодаря умелым действиям командира и слаженности команды, Краснознаменный катер продержался в затяжном неравном бою до подхода подмоги.

Для кронштадтской базы едва ли не операцией года стала высадка десанта на «господствующий» остров, с которого просматривался важный отрезок фарватера, где проходили наши подлодки и караваны судов. Речь идет все о том же сорок третьем, хотя я уже служил на другом катере – МО-402. Советские летчики предварительно пробомбили тактические наземные порядки гитлеровцев, а следом пошел корабельный маневр. С несколькими десятками пехотинцев на палубе 402-11 приблизился к острову и тотчас подключился к выполнению общедивизионной установки – скорейшему десантированию «царицы материка» под прикрытием дымзавесы. Выполнив эту часть своего задания и убрав сходни, МО-402 вместе с другими катерами стал посылать снаряды вглубь острова, чтобы облегчить пехотинцам вытеснение фашистских завоевателей с островной территории. Продолжая вести обстрел, «морские охотники» осторожно двинулись в обход отвоевываемого форпоста. В это время в стороне прошел неприятельский корабль, открывший прицельный огонь по острову и прижавшимся к нему дивизионным «четырехсотникам».

Не медля, «морские охотники» снова окутались дымовой завесой и пропустили на боевую позицию наши торпедные катера, которые свой шанс не упустили. Точное попадание – и вражеский корабль стал медленно идти ко дну. «Морские охотники»», включая и МО-402, подошли к тонущему германскому сторожевику, по которому перед этим тоже стреляли, когда корабль фрицев атаковали юркие торпедные катера. Экипаж 402-го захватил четырех офицеров, а те впоследствии дали весьма ценную подробную информацию о действовавшей на кронштадском направлении фашистской морской армаде. К слову, это были первые пленные, которых экипаж МО-402 взял на море. За личное отличие в островной баталии я в числе других награжденных получил орден Красной 3везды из рук командующего Краснознаменным Балтийским флотом.

Боевые походы продолжались вплоть до поздней осени, на базу 402-й возвращался для дозаправки горючим и получения запаса продовольствия или для того, чтобы переждать сильный шторм. Когда же при движении кораблей начал получаться эффект фосфоресцирования воды в связи с приближающимся ледовым периодом, дивизион взял курс к месту зимней приписки – в Ленинград, на «судоремонтную».

Само собой, экипажам «морских охотников» и теперь без дела не приходилось сидеть. Матросы не только несли патрульную службу на городских улицах и охраняли стратегические объекты, но и попеременно помогали рабочим ремонтировать свои катера. Как-то в казарму, находившуюся в Ленинграде, на Васильевском острове, заглянул старпом Рылишко и попросил меня подойти к проходной: дескать, сюрприз тебя, орденоносец, ждет редкостный. И впрямь, судьба отблагодарила меня за долготерпение – порадовала незабываемой встречей с братом Сергеем, с которым я, комендор, не виделся аж с 1940 года.

Мне в тот же вечер подкинули увольнительную, и мы направились на плавбазу, находившуюся на Литейном проспекте. Ночь напролет проговорили мы – военные флотские люди, защищавшие вместе с другими моряками Отечество. Сергей связал свою жизнь с ВМФ страны еще с 1937 года, он, мичман, стал уважаемым человеком в экипаже родной подводной лодки Щ-307. В сорок первом она потопила на Балтийском море вражескую субмарину, участвовала в ряде непростых военных операций. Недаром мичман-братишка заслужил орден Красного Знамени и медаль «За боевые заслуги». А Сергей гордился мной, комендором Поташовым: я ведь тоже получил орден и медаль «За оборону Ленинграда»…

Потеплело вовремя, и с весны сорок четвертого для дивизиона открылась новая боевая навигация. Летом старший помощник командира МО-402 опять поспособствовал нашей встрече, пояснив мне, что Сергей вот-вот уйдет в поход, и поэтому его, комендора, сейчас на катере доставят в бригаду подплава. Брат-мичман представил меня командиру и членам подлодки, а потом мы, братья, потолковали в кубрике. Сергей подтвердил, что действительно сегодня Щ-307 уйдет в длительную боевую экспедицию.

Когда я возвратился на 402-й, то услышал неожиданно замечательное известие: несколько катеров, среди которых будет и наш «морской охотник», получили задачу по обеспечению выхода нашей подводной лодки Щ-307 в море. У острова Лавенсаари я с приличного расстояния увидел показавшегося в рубке Сергея, когда на подлодке завершились приготовления перед походным стартом. С наступлением сумерек «морские охотники» направились в сторону острова Гогланд, чтобы Щ-307 спокойно прошла в морское раздолье. Дозорные катера перекрыли пути отхода к наиболее уязвимым участкам фарватера, и подводная лодка благополучно миновала опасный «перешеек» и устремилась в бескрайнее море, чтобы где-нибудь в этих соленых волнах подстеречь неприятеля – его надводные силы или шныряющие в темной пучине железные акулы.

Осень я встретил в Таллинне, куда перебазировался дивизион. Здесь «морские охотники» были сориентированы в основном на несение сторожевой службы. А в феврале сорок пятого все дивизионные катера погрузили на платформы и по железной дороге доставили в Ригу. Затем «четырехсотники» через данцигскую бухту пошли в направлении Ростока.

На войне распорядок матросской жизни гибкий – корректируется от тревоги к тревоге. В районе Пиллау (нынешний город Балтийск) «морские охотники» столкнулись ночью с вражескими кораблями, которые спешно покидали свое расположение. Завязался бой: «четырехсотники» изрядно потрепали немецкую эскадру, однако и сами потеряли тут катер.

Когда же дивизион подходил к одному небольшому городу, то угодил под обстрел береговой артиллерии. На боевом посту погиб Рылишко, а комдив, командир дивизиона Лежепеков, получил тяжелое ранение.

С марта 1945 года я являлся комсоргом на 402-М, однако по сигналу тревоги по-прежнему бежал на корму и становился за орудие. Да и разве могло быть иначе: все-таки моя комендорская надежность сыграла далеко не последнюю роль в том, что я стал молодежным вожаком, заслужившим в сорок четвертом еще одну высокую боевую награду – орден Отечественной войны II степени. Два месяца спустя многие матросы не скрывали слезы радости: 9 мая 1945 года в городе Кольберге советские солдаты-сухопутчики поздравили экипажи «морских охотников» с Победой! Уже в мирное время на рижской военно-морской базе я встретился с братом Сергеем и узнал от него, что в том длительном походе, в который подлодку в самом начале пути сопровождали «четырехсотники», Щ-307 потопила пять кораблей противника.

Пробыв с середины 1945 по март 1950 года дивизионным комсоргом, я демобилизовался в звании старшины первой статьи. Приехал в Москву, где поступил на очное отделение Московского юридического института. Этот вуз окончил в 1945 году и был назначен следователем прокуратуры Кировского района столицы.

Мне сразу же пришлось вникать в фабульные хитросплетения уголовных дел – «мехового», «строительного» и других. Достаточно своеобразной была и технология хищений на фабрике имени Менжинсного, выпускавшем стальные принадлежности. На этом предприятии помощник прокурора Виктор Иванович Филимонов при проверке в порядке общего надзора выявил злоупотребления со стороны фабричной администрации. А также и ее пристрастие к Финансовым махинациям.

Следственная бригада, в которую был включен и я, тут же всерьез занялась подпольной «производственной кормушкой»: изъяв необходимую документацию, мы, стражи законности, доставили в прокуратуру главбуха, его заместителя и кассиршу. Допрос последней поручили мне, и я сумел разговорить подозреваемую. Кассирша призналась, что она совместно с «руководящими сообщниками» провернула несколько крупных денежных комбинаций. Любители нелегальных прибылей похитили в несколько приемов свыше 500 тысяч рублей и подготовили чек на получение и присвоение еще 3 миллионов. При этом допрашиваемая пояснила, что часть наворованной налички она спрятала у себя дома в диване. Однако во время обыска, проходившего в присутствии понятых, денег в рассекреченном тайнике не нашли. Впрочем, недоразумение вскоре разъяснилось самым прозаическим образом: прознав про задержание хозяйки жилища, домработница вынесла злополучные «грязные» купюры в сарай и закопала в угольную горку, откуда эти деньги – между прочим, на сумму 300 тысяч рублей – и были наконец-то благополучно извлечены. Возвратившись в прокуратуру около пяти часов утра, помощник прокурора Виктор Иванович Филимонов, мой коллега Петр Осипович Вахмистров и я у себя в карманах наскребли 28 копеек, чтобы купить одну булку к чаю…

Последнюю точку в этом деле поставил суд: участники воровской шайки, которыми, как выяснилось, заправлял сам директор фабрики, были приговорены за хищения к длительным срокам лишения свободы. Генеральный прокурор страны Роман Андреевич Руденко поощрил членов следственной бригады за профессионализм: в частности, я был награжден месячным окладом денежного содержания.

Как-то сама собой пошла в гору моя карьера: с 1956 по 1959 год преодолел две служебные ступеньки – был сначала помощником, а затем и старшим помощником прокурора города Москвы по надзору за следствием в органах госбезопасности. Потом, вплоть по июль 1963 года, являлся прокурором Бауманского района столицы, а впоследствии был направлен в Управление охраны общественного порядка Москвы – на должность заместителя начальника следственной службы. Через десять лет, в 1973 году, был удостоен ордена Трудового Красного Знамени. И тогда же стал начальником Следственного управления столичного милицейского главка и членом коллегии ГУВД города Москвы.

Разумеется, многие сложные уголовные дела были доведены до логического завершения, то есть направлены в суд, как раз под моим непосредственным руководством. Так, в свое время немалый общественный резонанс вызвало хищение преступной шайкой миллионов ру6лей из ереванского банка. В армянской столице задержали одного уголовника, а остальных налетчиков арестовали в Москве. Проводя допрос, я допытался, что считавший себя едва ли не самым ушлым уголовник 100 тысяч рублей, составлявших часть его криминальной доли от взятого в банке куша, в Ереване зарыл в песочке у пруда. В целом, по «банковскому делу следственно-оперативной группе удалось изъять подавляющую часть уплывшей налички. Или можно вспомнить о «книжном» деле – в этом случае дельцы вздумали нажиться на хищениях неучтенных допечаток из типографий.

Уйдя 1 июля 1989 года на заслуженный отдых, я поддерживал тесные деловые взаимоотношения со своим преемником и его подчиненными. Став председателем совета ветеранов следственного управления ГУВД города Москвы и являясь заслуженным юристом России, охотно передаю свой опыт молодым офицерам юстиции.

Источник: Мы сражались за Родину. Москва, 2010 г. с. 325-329.