Когда началась война, я окончила школу и собиралась в институт

Рая Печкурова, 18 января 1938 года

Родилась я в Смоленске 15 мая 1923 года. Папа был железнодорожником, дежурным по станции. У мамы было 5 человек детей: два мальчика и три девочки. Я была самая младшая. Мы жили в маленьком домике. Папе дали двухкомнатную квартиру в Колодне Смоленской области. Это были бараки, в которых селили семьи железнодорожников. Жили мы здесь до 1934 года. Времена были голодные. Мамина сестра жила в городе Днепропетровске, а муж ее был директор хлебозавода. Она написала, чтобы мы переезжали к ним, буханку хлеба найдут для нашей семьи, полегче на Украине жить: там и ягоды, и фрукты. Папа написал заявление на работе, и его отпустили.

В школу я пошла с 8 лет. Тогда не принимали с 7 лет. Был нулевой какой-то класс. Я уже умела и читать, и писать, но все равно не приняли. А во втором классе было рисование, и вот помню: учитель нарисовал картину, а мы должны были срисовать. Я хорошо помню, что там было нарисовано: стол, на столе стоит бутылка водки, стоит кулич, яички крашеные и написано: «Долой пьянку и Пасху!» У меня остались в памяти костры – жгли иконы. Ходили по квартирам и проверяли, у кого есть иконы. Не знаю, сохранилась ли мамина иконка? В нашем классе была девочка, у нее забрали отца, который был директором завода на хорошем счету: выполняли и перевыполняли план. Она не ходила какое-то время в школу. Когда, наконец, пришла, ничего не рассказала нам, и мы вопросы ей не задавали. Тогда многих сажали в тюрьмы, и это под руководством Сталина.

Михаил Печкуров, 1940 год

Мой брат Михаил, когда окончил военно-политическое училище на Украине, был послан в Западную Белоруссию. Он там служил. В 1936 году женился, через год у него родился сын Слава. Брат приехал к нам 23 февраля 1941 года в отпуск и пришел в школу делать доклад. Привез мне подарок – туфельки на каблучках. Ничего не предвещало войны.

Когда началась война, мне было 18 лет. Я окончила школу и собиралась поступать в институт. Мы жили на Украине, в городе Нижне-Днепровске. Мы думали с папой вместе, куда мне поступать. Папа закончил церковно-приходскую школу, в которой проучился 4 года. Эта школа давала знания средней школы. Он был очень образованный, много читал. Папа сказал, что мне нужно учиться на экономиста. Я хорошо знала украинский язык, но чтобы учиться на украинском — я не представляла себе. Училась-то я в русской школе. Мы послали письмо в Москву моему старшему брату Алексею, чтобы он узнал об условиях поступления в экономический институт.

А мама моя в этот момент была у старшей сестры Елены в Минске. За 2 месяца до родов сестра прислала ей письмо. У нее дочечке было 4 годика. Сестра была в положении и должна была рожать как раз в июле 1941 года. И мама поехала к ней. Когда война началась, она была там.

Когда наступило время сестре рожать, она родила мальчика и девочку. Еще немцев не было, но война началась. Немцы уже были близко, уже начали бомбить Минск. Через 6 часов после родов она слышит: шумят машины, заводят моторы. Приходят сестры и врач, говорят: «Сейчас пришли машины, мы погрузим сначала детей». Это детей, которые только что родились! Их же матери не дашь, за ними медсестры еще должны смотреть. «А потом за вами придут машины: вас погрузят, поедете вслед за ними». Лежала она, ждала. Все затихло, ни машин, никого нет. Детей увезли, а за роженицами не приехали. Она решила пешком, в больничном халате, в больничных тапочках, идти до дома. Хорошо, что тепло было. Деваться некуда – у нее еще дочка и мама. Когда она с большим трудом дошла до дома, то увидела, что дом полуразрушен после бомбежки. В свою квартиру попасть не может: никого вокруг нет. Она села на обломки и сидит. Тут подъезжает военный, зашел в свою квартиру в этом доме, она уцелела. Достал плюшевое пальто своей жены и еще какие-то вещи. Одел сестру, посадил в проезжавшую мимо машину, которая везла раненых с фронта. Где дочь с мамой и новорожденные дети, она не знала. Малыши так и пропали на всю жизнь…

Мы с папой не знали, что делать. Думали: «Где там эти немцы? Может они еще и не пришли…» В это время к нам приехала знакомая, Валентина из Днепропетровска, и попросила помочь уехать ей с мамой, так как немцы приближались. Она предложили мне ехать с ними в Саратов, куда эвакуировался завод, на котором они работали. Папа мне и говорит: «Поезжай!». Я уехала от войны, а в Нижне-Днепровск пришли немцы, погрузили все мирное население в вагоны, отправили на работу к себе. Завезли их в Молдавию, и папа оказался там, на станции Рыбница.

У меня были с собой фотографии родных и одна большая книга, завернутая в полотенце. Я знала, что мама моя читала эту книжку. Это была Библия. Помню, мы ехали и нас два истребителя сопровождали, охраняли наш поезд. Мы называли их «ястребки». Мы доехали до Харькова, там была воздушная тревога. Переждали до утра, поехали снова. Когда мы приехали в Саратов, нас поселили в комнату в общежитии.

Алексей Печкуров, 1942 год

Связующим звеном нашей семьи была Москва. Там находился брат Алексей, который ездил по фронтам с Краснознаменным ансамблем, поднимал дух бойцам. У него в Москве была жена и ребенок. Я написала письмо брату в Москву, и он сообщил мне, что мама с сестрой и дочкой находятся в деревне Мишкино Челябинской области. Я еще не знала, как она родила второго ребеночка, волновалась и стремилась их найти…

Очутились они там таким образом. Когда началась бомбежка, они вышли из квартиры во двор. Все бежали, скрывались в лесу. Когда летел самолет, мама ложилась на землю и внучку Галечку прятала под себя и думала: «Меня убьют, а ребенок жив останется!» Так они дошли до какого-то леса, а в лесу тьма народу. Недалеко была железнодорожная станция, подавали вагоны. Постепенно людей вывозили по Смоленской дороге кого куда. Когда люди вышли на платформу, вдруг выбежал какой-то человек, начал строчить из пулемета в людей. Мама легла на землю и закрыла собой Галю. Спаслась и девочку спасла. Поездом они доехали до станции Колодня (Смоленская область), где проживала свекровь Елены, потом их отправили в Можайск, а оттуда они попали в Челябинскую область. Когда муж Лены отступал с войсками, пришел к матери, она ему и сказала где найти жену с дочкой.

А у моих хороших знакомых в городе Зима Иркутской области были родственники. Моя знакомая Валя с братом Константином уезжали и говорят мне: «Поехали с нами». Я согласилась, потому что получила адрес, где находилась мама и сестра. Думала, мимо будем ехать, и как раз попаду к своим в Мишкино. Но поезд не останавливался на этой станции. Мы пошли к начальнику поезда решать, как нам быть. Попросили машиниста, чтобы он потише сделал ход. И вот стали подъезжать, а он никак ход не убавляет. Тогда говорю: «Я буду прыгать!» Конечно, может, он и сделал тише, но все равно поезд идет, и я прыгаю. Мне сбросили чемодан. Была зима. Мимо проезжают сани, я спросила: могут ли подвезти? Но они ехали в другую сторону. Через какое-то время едут другие, они проезжали те места, куда мне надо было. Эх, сугробы были! А я была в каких-то туфлях, у меня никаких валенок не было. Довезли меня до места, откуда виднелась деревня Мишкино. Было раннее утро, светало. В домах вдали потягивал дымок. Дороги не было никакой. Как я шла сейчас, уже не помню, но дошла… Смотрю, на одном доме красный флаг. Это сельсовет. Захожу, а там народ стоит: наверное, получают наряд и расходятся на работу. Я спрашиваю:

– Не знаете ли, здесь Елена Георгиевна?

– Да, она сейчас придет. Это заведующая детского сада.

Вот открывается дверь, а мороз был! И вот входит краснощекая такая, у нее платок теплый был, валенки, шуба какая-то на ней. И я как «снег на голову» — она ж не знала ничего. Слезы радости. «Пошли домой!» – говорит. Подходим к дому, открываем дверь, а мама моет пол. Стояла спиной, не видела меня. А сестра говорит: «Мама, посмотри, кто к нам пришел!» Она поворачивается: «Дочушка!» Опять слезы. И тут же племянница Галечка стояла. С ними был Ленин муж, Владимир. Оказывается, когда войска отступали из Смоленска в Москву, он пришел в штаб и получил назначение в Челябинское танковое училище. Он был старший лейтенант. Его назначили преподавателем. Он приехал, чтобы забрать их всех и увезти в Челябинск. Они уже на следующий день собирались уезжать, и не знаю, что было бы, если бы я опоздала и приехала позже. Так сложились обстоятельства. И я вместе с ними уехала. В Челябинске ему дали комнату. Он преподавал в училище, сестра тоже устроилась на работу. Ей было нечего надеть — ходила в моем шерстяном платьице. Я уж его не носила. Кстати, в Челябинске находился московский Малый театр, я там все спектакли пересмотрела во время войны с участием Орловой, Ильинского.

В Челябинске я познакомилась с девочкой Верой, она жила в переселенческом пункте. Когда началась учеба, по-моему, это было в январе месяце, она говорит: «Пойдем со мной!» Она уже была на втором курсе. А я работала на заводе «Компрессор», который был эвакуирован из Москвы. Пошла на завод, вот только школу кончила, что я умела? Не знала, куда деться. Меня направили в инструментальный цех, дали ящик, я вела картотеку по учету инструмента. Поработала я там 3 месяца, и мне как раз Вера предлагает пойти в мединститут. Я согласилась. За месяц я выучила строение тела человека. Когда дело дошло до «анатомки», войти туда я не смогла.

Вдруг объявление, что с Дальнего Востока через Сибирь едет комиссия Ленинградского Института Железнодорожного Транспорта (ЛИЖТ). Она набирает студентов. Все институты были эвакуированы в тыл, дополнительные наборы проходили в других городах, там работали комиссии. Это был 1942 год. Многих забрали на фронт, в институте был недобор. Я подумала: «Вот хорошо, в Москву попаду», потому что Ленинградский институт находился в это время в Москве из-за блокады Ленинграда. Хотя Москва была закрытая, но если кто едет учиться или по вызову, можно попасть. Пришла, а набор уже сделан. Тогда Володя, муж сестры, надел военную форму и пошел просить за меня. Меня приняли.

Надо было уезжать в Москву, а билетов нет. У Володи был адъютант Петя Шишкин, он квартировал у женщины, которая была проводницей поезда «Москва-Челябинск». Она обещала меня отправить. Ехала я на третьей полке, где матрасы лежат. Как доехала и не помню… Разместили меня в общежитие. Про Алексея, который жил в Москве, я ничего не знала. Холодно, голодно было. Руки мерзнут. Как писать? Но учиться надо было как-то. С фронта приехал наш Краснознаменный ансамбль. Там был один очень хороший артист, он организовал такую группу артистов, которая ездила по госпиталям в тылу. Пели, танцевали. Им нужны были девушки для выступлений. Они пришли в наш институт и спросили: «Кто хочет к нам в ансамбль?» Я пошла. Перед репетициями нас кормили, потом мы шли петь и танцевать. Нам выдали форму: юбочки защитного цвета, пилоточки.

Как-то одна из девочек нам говорит: «Приехал Ленинградский Институт Внешней Торговли (ЛИВТ), набирает студентов. Там стипендия 200 рублей!» Я даже понятие не имела, есть ли там экономический факультет или нет?! Я хотела быть экономистом. Нас было четыре девочки, кто хотел переходить в ЛИВТ. Мы забрали аттестаты из ЛИЖТа. Институт Внешней Торговли находился в Московской области, в городе Балашиха. Мы поехали его искать. От Балашихи нужно было идти пешком. Пришли в секретариат директора. Объяснили причину прихода. Нам сказали, что мы поздно пришли, начались уже занятия… Но, думаю, ладно, мало ли что там. Говорим: «Нам нужен директор». Директор – хороший человек, поздоровался и говорит: «У нас набор закончен, приходите на будущий год». Девочки молчат. А я говорю: «Как же на будущий год? Мне жить негде. Дом разрушен, на Украине немцы. Как мне жить?» «Ничего, поработаешь, потом придешь», — он мне говорит. А я стою, не ухожу. Вдруг входит профессор, Федор Петрович Быстров. Я его запомнила на всю жизнь, завуч учебной части.

Спрашивает:

— Что происходит?

Директор говорит:

— Пришли поступать.

— Так прием кончился!

— Так я им тоже говорю. А они вот, видите…

— Что, все отличницы?

— Да, трое.

— Куда вы хотите, на какой факультет? – спрашивает нас.

— На экономический.

— Все трое — отличницы? Ну, ладно. Поставим на них крест.

После этого еще несколько человек приняли. Как они приходили, не знаю. Мы все-таки честным путем попали. Четвертая наша подружка была очень огорчена, ее не взяли. Она хотела на юридический факультет, а там не было мест. Наши пути с этого момента разошлись, я больше с ней не встречалась. А с этими двумя я встречалась и после окончания Института. С одной из них мы даже работали в одной организации.

Война – это очень тяжело и страшно. Брат мой Михаил погиб 16 июля 1944 года в 15 часов. Похоронен в Брестской области, Пружанском районе. Он много пережил: война внезапно нахлынула. Он успел жену с ребенком эвакуировать… Когда пришли немцы, пришлось документы спрятать и бежать искать свои войска. Он побежал, как все нормальные люди. Когда нашел своих, ему сказали: «Где доказательства?» А документов-то у него нет… И его отправили в штрафную роту простым солдатом. Какие он письма писал: «Пройдет еще немножко, и закончим войну». Когда я ему написала, что поступила в Институт, он мне ответил: «Я тебе дорогу расчищаю. Для меня Родина – мать родная! Я никогда не предам». Последнее письмо он прислал мне 29 апреля 1944 года. Осталось от него только несколько писем – светлая память.

Записала Татьяна Алешина.

30 марта 2010 г.

www.world-war.ru