Как говорят, несолоно хлебавши

Зима 1943-44 года на Украину пришла рано. За ночь снежная круговерть быстро и аккуратно запорошила хо­рошо еще видимые вчера страшные раны на теле земли. Воронки от мин и снарядов теперь белыми проплеши­нами проглядывали сквозь едва заметный слой пушис­того снега, легшего на талую землю. Только ходы сообщений и траншеи по-прежнему безобразили ее лик.

К этому времени на дивизионные склады еще не завез­ли ни белые маскировочные костюмы, ни халаты. Стар­шина нашей разведроты прекрасно понимал, что в обычном обмундировании к противнику не подобраться, бу­дем выделяться, как грачи на снегу. И немцы нас об­наружат, едва мы покинем свои траншеи. Принимая во внимание, что все мы были далеко не Гулливеры, а ре­бята небольшого росточка, худенькие, и желая как-то об­легчить нашу участь, старшина получил со склада два де­сятка пар нательного белья большого размера — каль­соны и рубахи. С таким решением и нам пришлось со­гласиться — как говорят, на безрыбье и рак рыба. И ког­да предвечерние сумерки готовились накинуть на окре­стности полог ночи, мы облачились в эти своеобразные балдахины и стали похожи не на солдат, а скорее на во­долазов-глубоководников. Белыми бинтами обмотали автоматы и головные уборы. Теперь не так просто было в каждом из нас выявить и неунывающего Юру Серова, и острослова Юру Канаева, и сосредоточенного, всегда нацеленного на успех нашего взводного Владимира Дышинского.

Признаться, идти было неудобно. Нога не всегда уве­ренно ставилась на всю ступню, и мы скользили по слег­ка обледенелым неровностям почвы. Едва отошли, как повалили крупные, как вата, хлопья снега, они как-то торжественно и плавно опускались на землю.

В таком экзотическом обмундировании мы с наступ­лением густых сумерек покинули свои окопчики перед­него края. Снег пошел сильнее, видимость резко упала.

А передний край жил своей жизнью — взлетали раке­ты, с придыханием изредка рвались вражеские мины: то почти рядом, то поодаль. Молниеносно возникала стрель­ба и так же скоро смолкала, готовая в следующее мгнове­ние снова разразиться пулеметными очередями.

На этом участке фронта оборона наша и немецкая еще не стабилизировалась и в основном это были отдельные окопчики и огрызки-хвостики траншей.

На снегу мы теперь кажемся белыми обрубками: хо­телось хотя бы слабого ветерка, но его не было — валил снег, все потонуло в белом месиве. К счастью, нам без особых усилий удалось незамеченными приблизиться к вражеской обороне и осторожно преодолеть ее ползком, в основном по-пластунски, хотя на это и терялось много времени. Вскоре ракеты стали взлетать за нашими спи­нами. Выждав немного, командир группы встал, а за ним и мы направились в левую сторону, к лесопосадке, едва проглядывавшейся сквозь белую пелену. Если издали, из наших окопов, она еще просматривалась, то, достигнув ее, мы были разочарованы увиденным. Почти все дерев­ца были побиты, обезображены, только кустарник еще сохранился. Все более существенное от посадки было ис­пользовано населением на отопление, а часть — немца­ми на устройство позиций. Но как объект маскировки и укрытие от постороннего взгляда она оказалась для нас вполне полезной. Пройдя метров триста вдоль посадки, наталкиваемся на хорошо замаскированную землянку, к которой вел видимый даже под снегом телефонный ка­бель. Посовещавшись, командир приказывает двигаться по нему в сторону, противоположную переднему краю противника. Вскоре, крадучись, подошли к земляному холмику — землянке, туда и юркнул конец кабеля.

Командир оставляет группу прикрытия наверху, а сам с группой захвата врывается в землянку. Итак, мы в ней — но она пуста. В углу, на земляном выступе — полевой те­лефон, рядом вихлялся из стороны в сторону дымок от огарка свечи, в другом углу висела шинель, рядом сто­яла винтовка. В землянке была маленькая печурка, до­вольно еще теплая, по-видимому, хозяева только что по­кинули свое жилище.

Вездесущий Канаев вопросительно смотрит на коман­дира, поднимает телефонную трубку, прикладывает ее к уху и, обратившись в слух, замирает. Послушав, переда­ет командиру. Вскоре вся группа поочередно побывала в землянке и каждый изъявивший желание послушал не­торопливый разговор немецких телефонистов.

Сквозь потрескивание доносилась веселая музыка. А вот о чем немцы говорили, мы так и не поняли. В этом наша беда. Удавалось только иногда разобрать отдельные слова. Наконец, выходим из землянки и решаем побли­зости устроить засаду. Залегли в непосредственной бли­зости, в четырех-пяти метрах от входа, где был погуще кустарник. Ждем. Тихо. Крупными хлопьями по-преж­нему валит снег, удачно маскируя и наши обрубки. За спиной, на передке, вялая перестрелка. К счастью, ждать пришлось недолго. Немца увидели еще издали. Он был в мундире, в обеих руках что-то нес, по-видимому еду с кухни. Шел не торопясь, что-то мурлыча себе под нос. Когда он приблизился к нам, мы рассмотрели рослого солдата-связиста, с ножевым штыком на поясе. Не до­ходя до нас метров пять, он остановился, опустился на корточки и начал осматриваться по сторонам. В этот-то момент Канаев дал автоматную очередь над его головой, и немец от неожиданности упал на землю. Серов молни­ей метнулся к нему, а подскочившими разведчиками не­мец был обезоружен, руки заломлены за спину, в рот втол­кнули кляп. Итак, «язык» в наших руках, можно уходить. Подумав немного, командир принимает решение — по­строиться в колонну по два, а пленного разместить в се­редине строя. Приняв такой порядок, направляемся в сто­рону переднего края. Сначала все складывалось удачно. Немец, руки которого были завязаны за спиной, часто оскальзывался и однажды упал на спину. Поднимать та­кого бугая для нас было делом непростым. Да и он нам в этом особо не помогал. Вот он снова упал. А нам идти тоже было скользко, но мы как-то, как канатоходцы, ба­лансировали руками. Наконец поднимать фрица нам ос­новательно надоело, и командир разрешил развязать ему руки. Теперь он шел, поддерживаемый с двух сторон на­ми. При подходе к переднему краю командир приказал: они с Серовым будут конвоировать немца, а — Канаеву ор­ганизовать отход группы.

Приготовились и пошли строем. Так подошли почти вплотную к переднему краю обороны противника. Идем смело, ни на что не обращаем внимания, а каждая ни­точка, каждая клеточка нерва напряжена до предела. На­конец, нас заметили. Окрик «хальт!», и вверх поползла ракета, за ней вторая. Стало светло, как днем. Из ближ­них окопов вновь раздается гортанное «хальт!», над го­ловой гремят очереди. Теперь исход операции решают секунды. Командир кричит: «Глуши!» И мы, быстрень­ко развернувшись вправо и влево, забрасываем ближние окопы гранатами, в упор бьем короткими злыми очере­дями, Дышинскому и Серову даем зеленую улицу, а весь огонь вызываем на себя. Миновав передний край про­тивника, стали отходить волнами. Пока два-три развед­чика били по немецким окопам, другие успевали отбе­гать на 30 — 50 метров и вызывали огонь на себя, а остав­шаяся часть разведчиков стремилась оторваться от про­тивника. И так перекатами мы удалялись, волоком унося с собой раненых. Так посчастливилось преодолеть доб­рую часть нейтральной полосы.

В эти моменты, когда восприятие обострено, каждый нерв на пределе, до нас доносится непонятный шум, да и кожей ощущаем — происходит что-то неладное. Вна­чале видим двух бегущих. Третий нагоняет их, но падает, потом вскакивает, снова устремляется за ними и снова падает. С обеих сторон взлетают десятки ракет, захлебы­ваются пулеметы, а третий человек, как заговоренный, бежит вдоль нейтралки и теряется в белой кипени.

Проходит еще несколько томительных минут, и уже на своем переднем крае удается восстановить все пери­петии происшедшего.

Пленный, усыпив бдительность конвоирующих и улу­чив момент, когда Юра Серов резко поскользнулся и упал на спину, ударяет сапогом в пах лейтенанту и бро­сается бежать. Пружинисто вскочив, Юра кинулся за убегающим немцем, нагнал его и уже начал хватать за фалды мундира, но в самый критический момент опять упал. Виною была порванная или развязавшаяся на каль­сонах завязка, которую он до сих пор не заметил. Каль­соны сползли вниз, и Юра оказался спутанным. Когда лейтенант увидел, что Юра упал и немец уходит, он вслед ему бросил гранату. Взрыв подстегнул немца ус­корить темп бега, а Серову осколком повредило кисть правой руки.

Итак, немец убежал, а мы под вой мин и стрекот пу­леметных очередей, как говорят, несолоно хлебавши, вме­сте с ранеными вернулись в разведроту.

Слух о том, что разведчики из рук упустили «языка», по «солдатскому радио» быстро разнесся по подразделе­ниям дивизии. В течение нескольких дней мы были пред­метом недвусмысленных улыбочек в наш адрес. И только Юра Серов, несмотря на полученное ранение руки и легкую контузию головы, успокаивал нас: «Не горюй, ребя­та, будет и на нашей улице праздник».

Прошло недели две с того злополучного дня, следу­ющий поиск прошел удачно, и мы взяли ценного «язы­ка». Присутствуя на допросе, мы поинтересовались у пленного, известно ли ему о прошлом инциденте. Тот ухмыльнулся и рассказал, что сбежавший от нас немец был не только награжден медалью, но и поощрен крат­косрочным отпуском для поездки на родину. Так нашей оплошностью воспользовался вражеский солдат, заслу­живший награду. Все бывало. Как говорят, из песни слова не выбро­сишь.

Источник: Фокин Е.И. Хроника рядового разведчика. Фронтовая разведка в годы Великой Отечественной войны. 1943-1945 гг. — М.: ЗАО Центрполиграф. 2006.