Из Перепелкино в Москву

Валентина Сергеевна Можева. Пансионат «Коньково», 2015 г.

Мама — в девичестве Тимосова Софья Михайловна — родилась 30 сентября 1903 года в деревне Перепелкино. Почему до сих пор у меня это осталось в памяти? До войны я туда ездила. До деревни Перепелкино от Зарайска — 12 километров. Деревня Перепелкино — очарование! Здесь был барский дом. Когда пришли большевики, они, конечно, это все разгромили. На том месте остался фруктовый сад. Когда поспевали яблони, груши, вишни, то нас организовывали их собирать для колхоза. Позволяли набирать и себе. Когда жила в деревне, ходила в школу. Мама говорила, что тогда окончившие четыре класса знали больше, чем мы.

Мама работала в колхозе. Потом двенадцатилетней девочкой она уехала работать няней в Москву. Она хорошо знала математику и литературу. В Москве постепенно перешла в завуправление на Авиационный завод.

Мой отец Сергей Иванович родился в 1902 году на Оке. Знаю, что родители познакомились в Москве. Папа закончил среднюю школу. Помню, он работал на дрожжевом заводе, занимался проверкой  техники.

Я родилась 17 октября 1929-го года. У родителей было нас двое — я и Лида, которая на пять лет младше меня.  После моего рождения почти год я жила у тети, потом с родителями в коммунальной квартире из 25-ти комнат. Этот дом до сих пор стоит на Пятницкой улице. Весь шестой этаж состоял из коммуналок. Представьте: входите в квартиру, и когда идешь направо – умывальник для мужчин — две раковины и закрытое помещение для душа. Через стенку, которая не до конца доходит – три умывальника, доски, куда устанавливались корыта, в которых можно постирать. Проходишь дальше – туалет женский; два толчка и окно. Следующая ванная комната – мужская; два туалета. Дальше – комната 12 метров для игры детей. Мама купила в этой коммунальной квартире комнату в 18 метров. И там же папина родная сестра купила комнату в 12 метров. В квартире располагались три кухни. Кухонные столы – одинаковые у каждой семьи. В нашей кухне стояло два итальянских окна.

Когда мне исполнился один год, мама со мной поселилась в комнате. Нашими соседями была, в основном, молодежь. Когда случались праздники, вытаскивали столы, накрывали. Заводили патефон: пели, танцевали. Жили дружно.

Все праздники мы отмечали в семье. Мамин день рождения был главным нашим праздником. У мамы было три сестры и четыре брата. Младшие братья дядя Сережа и дядя Саша жили в Москве: один был преподавателем, а другой работал на московском небольшом заводе. По Пятницкой улице ходил трамвай. Напротив нашего дома располагалась Первая Образцовая типография. Летом мы открывали окна. Напротив дома до ночи ходил трамвай. Мы как-то привыкли к уличному шуму.

Однажды мама подарила мне куклу в красивом вишневом шелковом платьице, в памяти остался Дед Мороз. Из детских воспоминаний еще помню, что в углу стоит ёлка и мандарины на столе. На новогодние праздники ходили в «Дом Союзов». Какие там были нарядные залы!

В мае 1941-го года я окончила 4 класса, мне было 10 лет. На лето меня отправили в пионерский лагерь. Тогда в пионерские лагеря дети все выезжали. Мы готовили концерт к приезду родителей, 22 июня. Наступает 22 июня, приезжает мама и остальные мамы, и нас забирают из лагеря. «Мама, а где папа?» — спрашиваю я. – «На работе».

Приезжаем домой. Вхожу в комнату, не могу понять: вместо штор висит скрученное одеяло. Я спрашиваю: «Мама, а что это такое?». Она говорит: «Садись. Девочка моя, ты теперь уже не девочка, ты взрослый человек. Ты отвечаешь за все свои поступки. Ты меня поняла?» Я говорю: «Да». Хотя я ничего не поняла. «Ты должна знать, что папа на фронте, а я с утра до вечера работаю. Меня дома не бывает». После этого разговора я убежала во двор; смотрю, там все наши девчонки, мальчишки.

В конце июня мама приходит домой и говорит, что мы втроем уезжаем из Москвы в Куйбышев [1]. Собрали вещи, пришли на вокзал. А на вокзале стоят вагоны без крыш. Мама, когда это увидела, говорит: «Лучше в Москве погибнуть, чем в дороге». И повезла нас обратно домой. Позже на работе ее вызывали в райком партии: «Почему не уехали?». Мама объяснила. Оставили в покое.

В школе детям выдавали мешки, чтобы мы прошли по домам, собрали теплые вещи для фронта. Люди отдавали шарфы, варежки, свитера своих родственников, ушедших на фронт, и свои собственные. В вещи клали записочки: «Ждём победы от вас», «Возвращение ваше», «Быстрой  победы, скорого возвращения».

Когда стало холодно, вначале мы на кухне зажигали газ и спали с мамой на кухне, стелили перины – тогда перины были – и так ночевали. Потом в квартирах установили буржуйки с трубой через форточку из комнаты, тогда перешли в свои комнаты. Но когда грохнула огромная бомба на Серпуховской улице, нам сказали спуститься в подвал. Подвал был чистым, потому что там располагался в свое время банк. Мы принесли свои вещи туда, мягкие одеяла и подушки. Самое страшное для нас — зажигалки. Огненная зажигалка летит вниз, ребята её хватали и в бочки с водой, или с песком тушили.

Эпизод человеческой доброты, который я не могу забыть. Мама говорит: «Валя, сходи, купи хлебушка». Даёт мне карточки. Возле булочной люди собирались большой толпой, а когда привозили хлебушек, то уже постепенно входили: вначале к кассе, потом к продавцу. Весы тогда были с гирьками. Я получала 400 граммов хлеба на нашу семью. В этот раз я также встала в очередь, выбила в кассе чек на хлеб, когда подошла к продавцу, подала ей чек, а она говорит: «А где карточки?» А моих хлебных карточек нигде нет. Я заревела. Касса перестала работать. Очередь стала искать карточки! Кто-то выбежал посмотреть, не выпали ли они на улице. А потом кто-то меня обыскал, они оказались в кармане и из очереди я услышала: «Ну, теперь у вас будет хлебушек». Этот случай у меня остался в памяти на всю жизнь!

Двери в квартиры не запирались. Кто-то из взрослых идет с чайником, наливает воду, подогревает, когда чайник закипает, разливает кипяток. Мы достаем свой кусочек черного хлебушка и вспоминаем: «Ой, дураки какие мы были, что в хорошее время не ели хлебушек с маслом». А почему не ели? Холодильников не было, оно таяло, хлеб пропитывался. Мама просила: «Ешь», а я говорила: «Не хочу!».

В начале 1942-го года к нам в школу пришла делегация: один мужчина, три женщины. Они говорят: «Дети, надо помочь взрослым!». Мальчишек направили на Первую Образцовую типографию. Меня привели на Фабрику полевого снаряжения на Большой Татарской. Поступив работать, я даже не умела иголку-то держать по-настоящему. Научили держать иголку, наперсток не сбрасывать. Первое моё задание – надо было пришить пуговицы. Научилась пришивать пуговицы. Когда посадили за швейную машинку — она большая, а я – маленькая! Так подрезали ноги машинки, чтобы мне было удобно работать. Я как прострочу, обязательно поглажу. Думаю: «Покрасивей чтоб было! Мне же дали задание!» Гладить было необязательно. А когда я нагладила, стало видно, что получилось опрятно и аккуратно. И Фишкин, директор, говорит: «Ребята, а нам с Валюшки надо брать пример».  Работали одни взрослые, я одна была девчонка. Фабрика для меня стала родным домом. Я работала и училась. С работы прибежишь, поешь по-быстренькому, и в школу. В 1944-м я была уже мастером, но нормы свои не выполняла, не успевала я за взрослыми, но все равно мне как надо платили.  Во время войны получила профессию, поэтому я – участница трудового фронта.

Помню свой день рождения в 1946 году. Вдруг собирается весь коллектив, говорят: «Валюша иди-ка сюда». Подарили туфельки на каблучке! Потому что на заводе работал обувной цех, который шил обувь и сапоги для воинов Красной Армии. Это не то, что сейчас. Девчонки такие нарядные! У нас этого не было, и для меня эти туфельки – роскошь.

В школе располагался госпиталь, дети приходили туда помогать. Помню смешной случай: раненый просит: «Девочка, дай, мне утку». Я помчалась по коридорам. А мне все говорят: «Валя, что ты бегаешь?» Я говорю: «Утку ищу!» Медсестра говорит: «Идем, я тебе покажу». Подводит к кровати, а утка-то под кроватью.

Отец был сержантом гаубиц. Он говорил, что когда получил моё письмо, где я написала, что работаю, то не мог стоять на ногах: «Моя маленькая девочка работает!». А папку я любила безумно. Отец остался жив, вернулся домой, работал, как и до войны, на Дрожжевом заводе. После войны у него болел желудок. Умер он в 1984 году.

С 1948 года примерно 2,5 года я работала в библиотеке возле метро Дзержинская [2]. Мы снабжали поезда дальнего следования литературой. У нас у каждой было по вокзалу. Мне достался Павелецкий. Приходили на территорию вокзала. В одном из вагонов поезда выделяли купе с полками и книгами. Мы доставляли требуемые книги и отчитывались перед начальниками поездов дальнего следования. В основном, это была художественная литература для пассажиров.

Время шло… Меня вызвали в райком комсомола и предложили работу в ЦК ВЛКСМ.  С января 1950-го по 1963-й год я работала в ЦК ВЛКСМ. Помню свой первый день. Прихожу в отдел, где картотека, сажусь  её перебирать. Вдруг подходит мужчина, говорит: «А что Вы здесь делаете?» Я говорю: «Работаю. Я – новый сотрудник!»». Говорит: «Это не Ваше место. Идемте». Входим в приемную. Заведующий отделом комсомольских органов Соловнов Александр Александрович говорит: «Я заведующий отделом, а ты будешь у меня секретарем». Сама организация находилась по адресу: Моховая, дом 3. ЦК ВЛКСМ.

Помню, как-то мне дают задание: проверить Малаховский детский дом. Приезжаем в детский дом. Беднота страшная! Вместо простынок отдельные связанные тряпочки. Я возвращаюсь, рассказываю: «Туда столько денег надо!» Заведующий говорит: «Откуда у нас? Есть такое предложение: ты должна познакомиться с руководителями организации, кто работает на этой территории. Рассказать, что на территории района есть детский дом, которому нужна помощь, а вы о нем не знаете».

Мы познакомились с руководителями всех предприятий района. Я даже ходила в парикмахерскую и там говорила: «Девочки, вы знаете, что у вас есть детский дом?» – «Нет». Я рассказывала: «Малышня, дети, которые живут без родителей, они погибли на фронте» – «Нет, не знаем». Я говорю: «Хорошо. Сходим». В обувной пришла: «Пожалуйста, как вы можете помочь?» Говорят: «Мы можем починить обувь, если принесут, но у нас нет материала…» Тогда я выбрала большой дом, пошла по нему, спрашиваю людей: «У вас есть старая обувь?» – «Есть». – «Можете мне отдать?» – «Можем».

Набрали столько старой обуви из этого дома! Сапожная мастерская из этой обуви ребятам сделала ботинки. В Подмосковье на Сходне тогда работал деревообрабатывающий комбинат. Мы туда тоже ездили и просили доски на дрова. Таким образом, примерно через  2,5 года мы смогли обустроить детский дом.

[1] Сейчас г. Самара.

[2] Сейчас метро Лубянка

Записала Алешина Татьяна
для Интернет-портала «Непридуманные рассказы о войне»
www.world-war.ru