ГУЛАГ в предвоенные и военные годы

Виктор Иванович Филатов. С 1988—1991 гг.  главный редактор «Военно-исторического журнала».

Беседа главного редактора «Военно-исторического журнала» генерал-майора В.И. Фила­това с кандидатом исторических наук генерал-майором Л. Ивашовым и кандидатом юридических наук полковником А. Емелиным.

— Какую роль играл «архипелаг ГУЛАГ» в предвоенные годы?

Л. ИВАШОВ: В предвоенные го­ды «АГ» («архипелаг ГУЛАГ») кро­ме всего прочего являлся средством решения задач в экономике. По­скольку без подневольного труда заключенных государство просто не могло обойтись. Об этом откровенно (среди своих) говорил Сталин на за­седании Президиума Верховного Со­вета СССР 25 августа 1938 года, ко­гда обсуждался вопрос о досрочном освобождении заключенных, отли­чившихся на строительстве одного из объектов:

«Правильно ли вы предложили представить список на освобождение этих заключенных? Они уходят с работы. Нельзя ли придумать какую-нибудь другую форму оценки их работы — награ­ды и т.д.? Мы плохо делаем, мы на­рушаем работу лагерей. Освобож­дение этим людям, конечно, нужно, но с точки зрения государственного хозяйства это плохо… Будут осво­бождаться лучшие люди, а оставать­ся худшие. Нельзя ли дело повернуть по-другому, чтобы люди эти остава­лись на работе — награды давать, ордена может быть? А то мы их ос­вободим, вернутся они к себе, снюхаются опять с уголовниками и пой­дут по старой дорожке. В лагере атмосфера другая, там трудно испортиться. Я говорю о нашем реше­нии, если по этому решению досроч­но освобождать, эти люди опять по старой дорожке пойдут… Давайте сегодня не утверждать этого проек­та, а поручим Наркомвнуделу при­думать другие средства, которые за­ставили бы людей остаться на мес­те...»

— Ну и как же выполнил Наркомвнудел сталинский наказ?

А. ЕМЕЛИН: НКВД СССР «при­думал» проект Указа «О лагерях НКВД», который 15 июня 1939 года был единогласно утвержден Прези­диумом Верховного Совета СССР. В нем, в частности, требовалось: «Отказаться от системы условно-до­срочного освобождения лагерных контингентов. Осужденный, отбыва­ющий наказание в лагерях НКВД СССР, должен отбыть установлен­ный судом срок полностью». Орга­нам суда и прокуратуры было пред­ложено прекратить рассмотрение дел по условно-досрочному осво­бождению из лагерей, а Наркомвну­делу прекратить практику зачетов одного рабочего дня за два дня срока отбытия наказания. Основным сти­мулом для повышения производи­тельности труда в лагерях устано­вить: улучшенное снабжение и пи­тание хороших производственников, дающих высокие показатели произ­водительности труда, денежное пре­мирование этой категории заклю­ченных и облегченный лагерный ре­жим с общим улучшением их быто­вого положения.

По отношению к прогульщикам, отказчикам от рабо­ты и дезорганизаторам производст­ва следовало применять суровые меры принуждения: усиленный ла­герный режим, карцер, худшие ма­териально-бытовые условия и др. меры дисциплинарного воздействия. К наиболее злостным дезорганиза­торам лагерной жизни и производ­ства разрешалось применять более суровые, судебные меры наказания, до высшей меры включительно. Указ требовал от «компетентных орга­нов» «лагерную рабочую силу снаб­жать продовольствием и производ­ственной одеждой с таким расчетом, чтобы физические возможности ла­герной рабочей силы можно было использовать максимально на любом производстве». В этой связи Совнаркому СССР предписывалось пересмотреть и утвердить нормы снабжения продовольствием и одеж­дой лагерной рабочей силы НКВД СССР.

— Кто и каким образом попадал в «АГ»?

Генерал-полковник Леонид Григорьевич Ивашов

Л. ИВАШОВ: К концу 1930-х годов сложился хорошо отлаженный «кон­вейер» обеспечения лагерной рабо­чей силой. Правовой основой его «деятельности» являлось уголовное и уголовно-процессуальное законо­дательство, характерной чертой развития которого в то время было ужесточение санкции и сужение процессуальных гарантий обвиняе­мых и подсудимых. В качестве при­мера можно привести несколько так называемых сталинских законов.

По имеющимся сведениям, в их составлении И.В. Сталин принимал личное участие, либо они были раз­работаны по его поручению. Так, 7 августа 1932 года ЦИК и СНК СССР приняли совместное поста­новление «Об охране имущества го­сударственных предприятий, колхо­зов и кооперации и укреплении об­щественной (социалистической) собственности». Это был знамени­тый «Закон о колосках», который отличался декларативным, жестким тоном. Он был очень несовершенен и с точки зрения юриспруденции, что повлекло за собой многочислен­ные ошибки при его применении. Впрочем, тогда все шло «в дело», и эти ошибки вскоре стали объяв­ляться «происками врагов народа», пробравшихся в органы юстиции. Если позволите, я отвлекусь от За­кона 1932 года и приведу несколько положений из совместного приказа Прокурора СССР и наркома юсти­ции СССР от 1 ноября 1938 года «О пересмотре уголовных дел в отно­шении колхозного и сельского акти­ва и отдельных колхозников, осуж­денных в 1934—1937 гг.». В этом документе говорилось, что к ноябрю 1938 года были пересмотрены уго­ловные дела в отношении 1 179 998 человек, из которых с 480 378 до­срочно сняли судимость, в отноше­нии 106 719 человек прекратили во­все дела; снизили наказание и освободили от дальнейшего его отбыва­ния 22 785 человек. В качестве объ­яснения причин таких чудовищных по масштабам судебных ошибок указывалось на вражескую работу в органах юстиции, выразившуюся в практике массового и необосно­ванного привлечения к уголовной ответственности и осуждения.

— Сколько же человек было осуждено по Закону от 7 августа 1932 года?

Л. ИВАШОВ: Такими данными я не располагаю, но в уже приводив­шемся документе указывалось на имевшиеся большие недостатки в работе по пересмотру подобных дел, и в частности на медлительность, из-за чего много дел остались непересмотренными, особенно в РСФСР, Армянской и Азербайджанской рес­публиках.

— Итак, что же представлял собой «Закон о колосках»?

А. ЕМЕЛИН: В преамбуле изла­галась официальная версия приня­тия этого правового акта и давалась политическая оценка посягательств на социалистическую собственность. В частности, отмечалось, что кон­кретным поводом послужили учас­тившиеся «жалобы рабочих и кол­хозников на хищения (воровство) грузов на железнодорожном и вод­ном транспорте и хищения (воров­ство) кооперативного и колхозного имущества со стороны хулиганству­ющих и вообще противообществен­ных элементов. Равным образом участились жалобы на насилия и угрозы кулацких элементов в отно­шении колхозников, не желающих выйти из колхозов и честно и само­отверженно работающих за укреп­ление последних». В этой связи ЦИК и СНК СССР отметили, что «общественная собственность (го­сударственная, колхозная, коопера­тивная) является основой советско­го строя, она священна и неприкос­новенна, и люди, покушающиеся на общественную собственность, долж­ны быть рассматриваемы как враги народа». Исходя из этих соображе­ний и идя навстречу требованиям рабочих и колхозников, Централь­ный Исполнительный Комитет и Со­вет Народных Комиссаров Союза ССР приняли вышеназванное пос­тановление. В действительности, по­явление Закона от 7 августа 1932 года обусловлено страшным голо­дом, постигшим в 1932—1934 гг. наиболее плодородные районы Ук­раины, Северного Кавказа, Повол­жья, Южного Урала, Казахстана, в результате которого погибло не­сколько миллионов советских граж­дан и, естественно, осложнилась криминогенная ситуация в стране.

В I и II частях постановление требовало за хищения грузов на железнодорожном и водном транс­порте, а также колхозного и коопе­ративного имущества («урожай на полях, общественные запасы, скот, кооперативные склады и магазины и т.п.») применять «высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоя­тельствах лишением свободы на срок не ниже десяти лет с конфис­кацией всего имущества». В III ча­сти ставилась задача «провести ре­шительную борьбу с теми противо­общественными кулацко-капиталистическими элементами, которые применяют насилия и угрозы или проповедуют применение насилия и угроз к колхозникам с целью заста­вить последних выйти из колхоза, с целью насильственного разрушения колхозов». Такие действия были приравнены к государственным преступлениям, и за их совершение ус­танавливалась ответственность в ви­де лишения свободы от пяти до де­сяти лет с заключением в концен­трационный лагерь. Амнистию ко всем осужденным по Закону от 7 августа 1932 года применять запре­щалось.

Л. ИВАШОВ: Могу добавить, что в апреле 1935 года был понижен ми­нимальный возраст, с которого че­ловек мог привлекаться к уголов­ной ответственности. За совершение краж, причинение телесных повреж­дений, убийства и другие тяжкие преступления к уголовной ответст­венности стали привлекать с 12 лет с применением всех мер уголовного наказания. За исключением, разу­меется, высшей меры — расстрела, который в соответствии с действо­вавшим уголовным законодательст­вом не применялся к лицам, не достигшим 18-летнего возраста в момент совершения преступления.  

А. ЕМЕЛИН: Но, пожалуй, са­мым масштабным по количеству осужденных, а следовательно, и эф­фективным с точки зрения интере­сов «АГ» являлся Указ Президиума Верховного Совета СССР «О пере­ходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую не­делю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с пред­приятий и учреждений», принятый «согласно представлению Всесо­юзного Центрального Совета Про­фессиональных Союзов» 26 июня 1940 года. Указ отменил право ра­бочих и служащих по своему жела­нию оставлять или менять место ра­боты и установил ответственность в виде тюремного заключения сроком от 2 до 4 месяцев, налагаемого по приговорам народных судов на лиц, ушедших или перешедших с одно­го предприятия на другое или из одного учреждения в другое без разрешения администрации, а так­же ввел уголовную ответственность за прогул в виде исправительно-трудовых работ на срок до 6 меся­цев с удержанием из заработной платы до 25 %. При этом пре­терпело изменение само понятие прогула: вместо отсутствия на ра­боте без уважительных причин в течение хотя бы одного дня (по за­конодательству начала 30-х годов) прогулом стало признаваться вся­кое нарушение без уважительной причины продолжительности рабо­чего времени свыше 20 минут. Директора предприятий и руко­водители учреждений за уклоне­ние от предания суду или при­нятие на работу лиц, виновных в нарушении Указа, также привле­кались к судебной ответственности. Таким образом, до начала Великой Отечественной войны по Указу от 26 июня 1940 года было осуждено свыше 3 млн. человек, что составля­ло около 8% общего числа ра­бочих и служащих СССР, из них за прогулы — 83 %, за самовольный уход — 16 %. Этот Указ ши­роко применялся в период войны и был отменен только в апреле 1956 года. Чтобы не «портить» показате­ли, практика его применения в об­щую судебную статистику не вклю­чалась.

Что же касается уголовно-про­цессуального законодательства, ре­гламентирующего порядок отправ­ления правосудия, то 1 декабря 1934 года принимается постановле­ние ЦИК СССР «О внесении изме­нений в действующие уголовно-про­цессуальные кодексы союзных рес­публик». Это постановление устано­вило особый порядок расследования и рассмотрения дел «о террористи­ческих организациях и террористи­ческих актах против работников Советской власти». Процессуальные гарантии по делам данной катего­рии были практически сведены на нет: срок следствия, несмотря на очевидную сложность подобных дел и суровость возможного наказания, устанавливался в пределах не более 10 дней; обвинительное заключение вручалось обвиняемому за одни сут­ки до рассмотрения дела в суде; де­ло рассматривалось без участия сто­рон; кассационное обжалование приговоров и подача ходатайств о помиловании не допускались; при­говоры к высшей мере наказания приводились в исполнение немед­ленно. В 1937 году почти такие же ограничения были введены при рас­смотрении дел о контрреволюцион­ном  вредительстве    и    диверсиях.

— Сказанного достаточно, чтобы иметь представление о «правовых осно­вах» механизма комплектования «АГ». Теперь некоторые пояснения о самих «правоохранительных» орга­нах.

А. ЕМЕЛИН: В соответствии с Конституцией СССР 1936 года (ст. 102) правосудие в СССР должно было осуществляться только судеб­ными органами. Однако созданные при НКВД СССР еще в 1934 году Особое совещание (в центре) и раз­личные «тройки» на местах продол­жали существовать и в нарушение Конституции СССР обладали пра­вом применять внесудебные реп­рессии. Так, например, Особое совещание действовало в составе: нар­кома внутренних дел СССР  (пред­седатель),    заместителей    наркома внутренних дел СССР, уполномо­ченного НКВД СССР по РСФСР, народного комиссара    внутренних дел союзной республики, на терри­тории которой возникло дело. В за­седаниях Особого совещания дол­жен был принимать участие Проку­рор СССР или его заместитель. К компетенции Особого совещания от­носились дела о контрреволюцион­ной агитации и пропаганде и др. в случаях, «если судебным следстви­ем выясняется отсутствие достаточ­ных улик и доказательств для вы­несения  обвинительного  приговора, но когда, тем не менее, имеется дос­таточно фактов, свидетельствующих о социальной опасности обвиняемо­го, в силу его связи с преступной средой, прошлой его неоднократной судимости и пр.». Первоначально в административном порядке Особое совещание к лицам,  признаваемым общественно опасными, могло при­менять:

а) ссылку на срок до 5 лет под гласный надзор в местности, список которых     устанавливался НКВД СССР;

б) высылку на срок до 5 лет под гласный надзор с за­прещением проживания в столицах, крупных городах и промышленных центрах СССР;

в) заключение в ис­правительно-трудовые лагеря  на срок до 5 лет.  

Несколько   позднее компетенция Особого совещания была расширена. Аналогичными правами обладали так называемые «тройки», которые создавались в союзных и   автономных республи­ках, краях и областях и существо­вали до конца ноября 1938 года, а в некоторых местностях и дольше. Действовали они в составе: нарко­ма внутренних дел союзной,   авто­номной   республики или его замес­тителя  (начальника УНКВД или его заместителя), начальника управления милиции, прокурора и на­чальника соответствующего отдела, чье дело разбиралось.

Характерной особенностью кара­тельной политики в предвоенные го­ды являлась тенденция к росту на­казаний, связанных с лишением сво­боды. Так, если в 1937 году только общими судами СССР, исключая военные трибуналы и линейные суды железнодорожного и водного транспорта, из 1 131 320 осужден­ных к лишению свободы на различ­ные сроки свыше 1 года были при­говорены 399 259 человек, то уже в 1940-м — 608 988 человек из 1 239 077 осужденных.

— Представляет интерес социально-демографическая характеристика контингента осужденных.

Л. ИВАШОВ: В 1937 году, напри­мер, картина была следующей: ра­бочих осуждено 272 157 человек, служащих — 208 184, колхозни­ков — 306 548; бывших членов ВКП(б) — 19 833, ВЛКСМ — 23 308; женщин — 118 960; молодых людей в возрасте от 12 до 16 лет — 17 264 человека (из них к лишению свободы — 8 891 человек).

— Как можно себе представить удельный вес «АГ» в народном хозяйстве?

Л. ИВАШОВ: По этому вопросу имеется один любопытный доку­мент — обращение наркома внут­ренних дел СССР Л.П. Берии в Совет Народных Комиссаров СССР от 9 апреля 1939 года, в котором, в частности, говорится о том, что на рабочую силу исправительно-трудо­вых лагерей в 3-ю пятилетку возла­гается проведение важнейших стро­ительных работ общей стоимостью 12 млрд. руб. Однако, «печалился» Берия, эту задачу   выполнить    за­труднительно    по    причине низких норм питания заключенных, рассчи­танных на  человека, сидящего в тюрьме и не работающего. Но на практике, откровенничал нарком, и эта заниженная норма не соблюда­ется, т. к. снабжающие организации отпускают 65-70 % положенно­го довольствия. В результате значи­тельный процент рабочей силы ИТЛ попадает в категорию слабосиль­ных. Так, на 1 марта 1939 года та­ких «доходяг» насчитывалось 200 тыс. человек. Плохо обстояло дело и с механизацией работ, поскольку предыдущее руководство НКВД бы­ло избаловано  избытком дармовой рабочей силы и не заботилось о на­личии механизмов, повышающих эффективность работы.

В 1940 году Наркомвнуделом бы­ло выполнено около 13 % объе­ма капитальных работ по народно­му хозяйству страны. Госплан СССР 1941 года предусматривал осущест­вление капитального строительства организациями НКВД на сумму 1,8 млрд. руб. Для выполнения этого задания использовался труд 1 млн. 976 тыс. заключенных.

— Сколько лагерей насчитывал «АГ» накануне войны, и какова численность заключенных?

А. ЕМЕЛИН: На 22 мая 1939 го­да в стране имелось 63 исправитель­но-трудовых лагеря и так называе­мых строительств НКВД. По состо­янию на 1 марта 1940 года ГУЛАГ насчитывал 53 лагеря и строитель­ства НКВД, 425 исправительно-трудовых колоний, в том числе 170 промышленных, 83 сельскохозяйст­венные, 50 колоний для несовершен­нолетних. Общий контингент заклю­ченных составлял 1 668 200 человек. По характеру преступлений заклю­ченные распределялись следующим образом: за контрреволюционные — 28,7 %, за особо опасные против порядка управления — 5,4 %, за хулиганство, спекуляцию и прочие преступления против управления — 12,4 %, должностные и хозяйст­венные преступления — 8,9 %, преступления против личности — 5,9 %, за посягательства на со­циалистическую собственность — 1,5 %, прочие — 27,5 %.

«Бла­годаря» принятым в 1940 году чрез­вычайным законам удалось несколь­ко расширить систему ГУЛАГа и таким образом увеличить число оби­тателей до 2,3 млн. человек на 22 июня 1941 года. О некоторых из этих законов мы уже говорили, дру­гие заслуживают быть упомянуты­ми. Например, 6 июля 1940 года со­стоялся Указ Президиума Верхов­ного Совета СССР «Об ответствен­ности за самовольные отлучки и де­зертирство», в процессе реализации которого только с 10 июля 1940 го­да по 1 февраля 1941 года были осуждены 17 588 военнослужащих, из которых к длительным срокам лишения свободы от 5 до 10 лет бы­ли приговорены 85,5 %. По Ука­зу от 28 декабря 1940 года учащиеся ремесленных, железнодорожных училищ и школ ФЗО за самоволь­ный уход из училища (школы), а также за систематическое и грубое нарушение школьной дисциплины, повлекшее исключение из училища (школы), подвергались по пригово­ру суда заключению в трудовые ко­лонии сроком до 1 года. Берия оперативно «позаботился», чтобы к 1 февраля 1941 года были дополни­тельно организованы 15 специаль­ных трудовых колоний для приема вчерашних школьников.

— Как «АГ» встретил начало Великой Отечественной войны?

Л. ИВАШОВ: Невзгоды заклю­ченные разделили вместе со всем советским народом. В связи с угро­зой оккупации значительной части территории СССР подлежали эваку­ации 750 тыс. заключенных.

По причине транспортных трудно­стей многие из них проделали тыся­чекилометровый путь пешком. 12 июля 1941 года Президиум Верховного Совета принял Указ «Об осво­бождении от наказания осужденных по некоторым категориям преступ­лений». В соответствии с этим Ука­зом в местностях, объявленных на военном положении, подлежали ос­вобождению заключенные, осужден­ные: по Указам от 26 июня и 10 ав­густа 1940 года («О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода ра­бочих и служащих с предприятий и учреждений» и «Об уголовной от­ветственности за мелкие кражи на производстве и за хулиганство»), кроме злостных хулиганов и реци­дивистов; за маловажные бытовые преступления, имевшие остаток сро­ка менее года; беременные женщи­ны и женщины, имевшие малолет­них детей (кроме осужденных за контрреволюционные преступления, бандитизм и рецидивисток); уча­щиеся ремесленных, железнодорож­ных училищ и школ ФЗО, осужден­ные по Указу от 28 декабря 1940 го­да за нарушения дисциплины и за самовольный уход из училища (школы). Всю работу по освобож­дению указанных контингентов сле­довало закончить в 10-дневный срок.

24 ноября 1941 года Президиум Верховного Совета СССР распро­странил действие Указа от 12 июля 1941 года на все местности СССР и принял решение о дополнительном освобождении некоторых категорий заключенных, например, бывших во­еннослужащих, осужденных за не­своевременную явку в часть и мало­значительные должностные, хозяй­ственные и воинские преступления, совершенные до начала войны, при этом их следовало передать в части действующей армии. Освобождению также подлежали нетрудоспособные инвалиды, старики, имевшие оста­ток срока наказания до 3 лет (кро­ме осужденных за контрреволюци­онные преступления).

Таким образом, в соответствии с вышеназванными Указами было ос­вобождено довольно значительное число заключенных, из которых 420 тыс. человек по состоянию здоровья были признаны годными для воен­ной службы и направлены в Совет­скую Армию.

— С началом Великой Отечественной войны по решению военно-политического руководства СССР страна была превращена в единый военный лагерь. Какие особенности в связи с этим возникли в деятельности ГУЛАГа?

А. ЕМЕЛИН: Об одной из таких особенностей мы уже говорили: я имею в виду освобождение части за­ключенных, годных по состоянию здоровья к военной службе, с пере­дачей их в действующую армию. До­полнительно по специальным пос­тановлениям Государственного Ко­митета Обороны и персональным решениям Президиума Верховного Совета СССР в 1942—1943 гг. было освобождено и направлено в Совет­скую Армию более 157 тыс. быв­ших заключенных. Среди них ком­див Букштынович Михаил Фомич, осужденный еще 28 мая 1939 года по ст. 58-7, 17-58-8, 58-11 УК РСФСР и приговоренный к 15 го­дам лишения свободы; полковой ко­миссар Карачинов Сергей Ивано­вич, приговоренный 26 июля 1941 года к 7 годам лишения свободы; генерал-майор Лазаренко Иван Сидорович, осужденный 17 сентября 1941 года   по  ст.  193-17   п.  «б», 193-20 п. «б» УК РСФСР и пригово­ренный к высшей мере наказания; генерал-майор Кособуцкий Иван Степанович, осужденный 26 июля 1941 года по ст.  193-17 п. «б» УК РСФСР и приговоренный к 10 го­дам лишения свободы; генерал-майор Семенов Иван Иосифович, осужденный 7 октября 1941 года по ст. 193-17 п. «б» УК РСФСР и при­говоренный к 10 годам лишения сво­боды; полковник Фомин Борис Ан­дреевич, осужденный тогда же по ст. 193-17 УК РСФСР и приговорен­ный к 7 годам лишения свободы; ге­нерал-лейтенант  Тюрин Александр Алексеевич, осужденный 20 января 1942 года по ст. 193-17 п. «а» УК РСФСР и приговоренный к 7 годам лишения свободы; вице-адмирал Левченко Гордей  Иванович, осуж­денный 29 января  1942 года по ст. 193-21 п. «б» УК РСФСР и приговоренный к 10 годам лишения сво­боды; генерал-майор Ермаков Арка­дий Николаевич, осужденный тогда же по ст. 193-21 п. «б» УК РСФСР и приговоренный к 5 годам лишения свободы; генерал-майор Собенников Петр Петрович, осужденный 6 фев­раля 1942 года по ст. 193-21 п. «б» УК РСФСР и приговоренный к 5 го­дам лишения свободы и др. А всего за три года войны освобождены с передачей в армию 975 тыс. человек. Многие из них в боях с врагом про­явили доблесть и геройство, были награждены   орденами и медалями СССР,а Матросову, Бреусову, От­ставному, Сержантову и Ефимову присвоено звание Героя Советского Союза.

Л. ИВАШОВ: В первый период войны заключенные довольно широ­ко привлекались к строительству по­левых оборонительных сооружений. Так, за счет Вытегорского строительства и лагеря НКВД были обес­печены рабочей силой, продовольст­вием и материалами полевые строи­тельства 2-го армейского управле­ния оборонительных работ Нарко­мата обороны, за счет Беломор-Балтийского лагеря НКВД велись поле­вые строительства управлением обо­ронительных работ Карельского и Северного фронтов. А всего с этой целью ГУЛАГом были выделены не менее 200 тыс. заключенных.   

Особое значение в годы Великой Отечественной войны имело обеспе­чение рабочей силой расширенного военного производства. Государст­венный Комитет Обороны обязал НКВД помочь кадрами 640 пред­приятиям и строительным объектам других наркоматов. При этих пред­приятиях и стройках ГУЛАГом бы­ло оборудовано 380 специальных ис­правительно-трудовых колоний НКВД на 225 тыс. заключенных. В производстве боеприпасов и воору­жения участвовало 39 тыс.; на пред­приятиях черной и цветной металлургии работали 40 тыс.; в авиаци­онной и танковой промышленности трудились 20 тыс.; угольной и неф­тедобывающей — 15 тыс.; лесной — 10 тыс. заключенных и т. д. Заключенные спецколоний использова­лись следующим образом: на строи­тельных работах — 34 %; непо­средственно на производстве (в це­хах) — 25 %.; на горно-рудных работах — 11 %.; на лесозаготовительных, погрузочно-разгрузочных — 30 %.

Заключенные, работавшие на предприятиях оборонной промыш­ленности, принимали непосредствен­ное участие в производстве танков, самолетов, боеприпасов, вооруже­ния. Так, на заводе № 711 Нарко­мата минометного вооружения в ли­тейном цехе на отливке корпусов 120-мм мин использовался труд 2000 заключенных; на комбинате № 179 Наркомата боеприпасов в це­хах заводов на производстве снаря­дов, мин и др. работали 1500 за­ключенных. На заводе имени Киро­ва Наркомата танковой промыш­ленности в кузнечном и литейном цехах трудились 2000 заключенных и т. д.

Другим характерным направлени­ем деятельности ГУЛАГа в годы Великой Отечественной войны явля­лось выполнение решений ГКО о строительстве необходимых стране объектов, ответственность за кото­рые целиком возлагалась на НКВД. Таким образом, авиационные заво­ды в Куйбышеве[1], металлургические комбинаты в Нижнем Тагиле, Челя­бинске, Актюбинске, Норильске, Бо­гословский алюминиевый завод, нефтеперегонный завод в Куйбышеве, Северо-Печерская железная дорога, а также железные дороги Са­ратов — Сталинград, Комсомольск — Совгавань и другие построены в основном силами заключенных.

На строительстве железных дорог бы­ло занято 448 тыс. человек, на про­мышленном строительстве — 310 тыс., на строительстве аэродромов и шоссейных дорог — 268 тыс. чело­век и т. д. Таким образом, по име­ющимся сведениям за 1941 —1944 гг., НКВД СССР построил и сдал в эксплуатацию: 612 оперативных аэродромов и 230 аэродромов с взлетно-посадочными полосами; группу авиационных заводов в рай­оне Куйбышева; 3 доменные печи общей мощностью 980 тыс. т чугу­на в год; 16 мартеновских и элек­троплавильных печей производи­тельностью 445 тыс. т стали; про­катные станы общей производитель­ностью 542 тыс. т проката; 4 коксо­вые батареи производительностью 1 740 тыс. т кокса; угольные шахты и разрезы общей производительно­стью 6 790 тыс. т угля; 46 электри­ческих турбин общей мощностью 596 тыс. киловатт; 3573 км новых железных дорог; 4700 км шоссейных дорог; 1058 км нефтепроводов; 6 гидролизных и сульфатно-спирто­вых заводов общей производитель­ностью 3 млн. декалитров спирта; 10 компрессорных станций для неф­тяной промышленности; 2 химиче­ских завода по производству соды и брома; завод нитроглицериновых порохов; мощную радиовещатель­ную станцию.

Буквально через полтора года по­сле начала войны весь комплекс Безымянских заводов, состоящий из 10 единиц, мощной ТЭЦ, большого жилого города с населением более 100 тыс. человек, с водопроводом, канализацией и развитой сетью же­лезных и шоссейных дорог, был го­тов. Был построен также авиазавод в Сибири и т. д.

На промышленных комбинатах НКВД: Воркутинском, Норильском, Джидинском, Ухтинских нефтяных промыслах, Северо-Печорской же­лезнодорожной магистрали и ряде других объектах все работы по добыче и эксплуатации производи­лись специалистами и квалифици­рованной рабочей силой из числа заключенных. По главнейшим видам горно-металлургической и лес­ной продукции промышленными предприятиями НКВД СССР, на ко­торых трудились 171 тыс. и 320 тыс. заключенных соответственно, за 1941—1944 гг. выдано: золота в пе­реводе на химически чистое — 315 т; олова в концентратах — 14 398 т; вольфрамового концентрата — 6795 т; молибденового концентрата —1561 т; никеля электролитного — 6511 т; хромовитой руды — 986 тыс. т; угля — 8 924 тыс. т; сажи газо­вой — 10 150 т; нефти — 407 тыс. т; леса и дров — 90 млн. куб. м, в том числе 3 млн. куб. м — деловой дре­весины.

А. ЕМЕЛИН: Война коренным образом изменила существо и со­держание производственно-хозяйст­венной деятельности ГУЛАГа, кото­рая с первых дней переключилась на выполнение заказов для нужд фронта. Так, выпуском боеприпасов стали заниматься 35 промышлен­ных колоний, и НКВД СССР вышел на второе место в СССР по произ­водству 82-мм и 120-мм осколочно-фугасных мин. А всего за три года войны заключенные сделали 70,7 млн. единиц боеприпасов на сумму 1,25 млрд. руб.

По заданию Государственного Ко­митета Обороны 58 промышленных колоний ГУЛАГа вместо мебели стали делать спецукупорку для мин, снарядов, авиабомб. В 1942 году вы­пуск этой продукции в сравнении с 1941-м увеличился в 2,3 раза и со­ставил 6,4 млн. комплектов, что так­же обусловило второе место в СССР.

Со второго полугодия 1942 года 20 промышленных колоний ГУЛАГа занялись пошивом обмундирования для Советской Армии и выпустили 22 млн. комплектов. Другие пред­приятия НКВД силами заключен­ных в 1941 —1943 гг. произвели 500 тыс. катушек для телефонного кабе­ля, 1,7 млн. масок для противога­зов и т. д.

В области сельского хозяйства «АГ» в годы войны имел 414 сель­скохозяйственных предприятий, в том числе 3 специальных сельскохо­зяйственных лагеря (Карагандин­ский, Сибирский, Среднебельский), 96 сельскохозяйственных колоний, 315 подсобных хозяйств. Общая площадь пахотной земли составляла 441 тыс. га. По производственному плану в 1944 году должно было быть собрано 211 тыс. т зерна, 437 тыс. т овощей и картофеля, 317 тыс. т сена. Кроме того, «АГ» располагал специальным рыболовецким лаге­рем (Астраханский), 8 рыболовец­кими колониями и 45 подсобными хозяйствами, которыми за 1941— 1944 гг. выловлено 420 тыс. центне­ров рыбы. Значительная часть про­дуктов и фуража направлялась на нужды армии.

— Итоговые показатели произведенной заключенными продукции, конечно, потрясают. Однако хотелось бы знать, как трудились и жили подконвойные люди.

Л. ИВАШОВ: По имеющимся сведениям, в трудовом соревнова­нии в годы войны участвовало 95 % заключенных, число отказ­чиков от работы в сравнении с 1940 годом сократилось в 5 раз. В лагерях и колониях широко прак­тиковались стахановские вахты, тру­довые салюты, открывались лице­вые счета по выпуску сверхплановой продукции в фонд Главного Коман­дования. Имели место массовые по­дачи заявлений об отправке на фронт, сбор теплых вещей, денег и облигаций в фонд обороны, приоб­ретения за наличный расчет обли­гаций государственных военных займов. Так, в 1941 году в фонд обороны от заключенных поступило более 250 тыс. руб., в 1942-м — бо­лее 2 млн. руб., в 1943—1944 гг. — 25 млн. руб.

Производительность труда заклю­ченных в 1943 году в сравнении с 1941-м поднялась на 80 %, а в 1944 году рост производительности труда превзошел довоенный почти в два раза. Выработка продукции на одного рабочего возросла с 5600 руб. в 1940 году до 10,5 тыс. руб. в 1944-м. Общий объем промышлен­ной продукции, произведенной за­ключенными за три года войны, со­ставил 3 млрд. 651 млн. руб., сель­скохозяйственной продукции — 1 млрд. 188 млн. руб.

А. ЕМЕЛИН: Что же касается ус­ловий жизни в сталинских лагерях то, конечно, они были, мягко выра­жаясь, экстремальными. Отдел по надзору за местами лишения свобо­ды Прокуратуры СССР был вынуж­ден даже послать на имя Берии спе­циальное представление о тяжелом положении заключенных в лагерях, многие из которых оказались совер­шенно неподготовленными к зиме. Поэтому от холода, голода, страш­ной перенаселенности в бараках, где в 1941—1942 гг. на человека приходилось менее 1 кв. м жилой площади, многие заключенные бо­лели и умирали. Только в 1944 го­ду положение стало выправляться, норма стала около 1,8 кв. м. На­пример, в Богословлаге в 1941 го­ду из 13 тыс. заключенных больше половины были больны, там же умерло: в октябре — 247 человек, в ноябре — 458 человек, в первой по­ловине декабря 1941 года — 495 че­ловек. В Ураллаге умерло в 1941 го­ду — 1510 человек, в Сызранском особлагпункте — 1039, на этапе Устьлабинск — Котлас в пути умер­ло 199 человек и т.д. А всего в 1941 году ГУЛАГ потерял 100 997 человек, в 1942-м — 248 877, в 1943-м — 166 967, в 1944-м — 60 948, в 1945-м — 43 848 человек. О физическом состоянии заклю­ченных свидетельствуют и следую­щие данные:

Правда, администрация лагерей стремилась как-то поощрять за­ключенных, которые являлись от­личниками производства. С этой целью они размещались в специ­альных, более просторных бараках, где на каждого обитателя приходи­лось не менее 3 кв. м жилой пло­щади, имелись койки с постельным бельем. Остальные заключенные размещались на двух-трехъярусных сплошных нарах. Ежемесячно они имели три выходных дня, и еже­дневно 8 часов отводилось на сон.

— Сложилось мнение, что в годы Великой Отечественной войны маховик репрессий несколько сбавил  обороты. Так ли это  было на самом деле?

А. ЕМЕЛИН: Думаю, что нет, да и не могло быть иначе. В чрезвы­чайной обстановке войны вводился особый режим военного положения, страна жила в условиях военного лагеря, действовали суровые зако­ны военного времени. Например, 6 июля 1941 года Президиум Верхов­ного Совета СССР принял Указ, по которому «за распространение в во­енное время  ложных слухов, воз­буждающих  тревогу среди населе­ния, виновные караются по приго­вору военного трибунала тюремным заключением на срок от 2 до 5 лет, если это действие по своему харак­теру не влечет за собой по закону более тяжкого наказания», а  1 де­кабря 1941 года ГКО  принял по­становление «Об ответственности за расхищение  снегозащитных ограж­дений на железнодорожном транс­порте», согласно    которому  винов­ные подлежали ответственности по известному Закону от 7 августа 1932 года, и т. д.  Впрочем, судите сами. Во второй половине 1941 года общими судами СССР было осуж­дено 1 294 822 человека, а с учетом военных  трибуналов получается 1 339 702 человека, из которых 67,4 %  приговорены  к различным срокам лишения свободы. В первой половине 1942 года картина выгля­дела следующим  образом. Общие суды дали 1 281 377 осужденных, во­енные трибуналы — 115 433 чело­век, итого — 1 396 810 человек, из которых 69,3 % приговорены к различным  срокам лишения свобо­ды. Вторая половина 1942 года име­ла итоговое количество осужденных 1 807 020 человек, из  них к лише­нию свободы 66,1 %. Поэтому на 1 июля 1944 года в СССР насчиты­валось 1,2 млн. заключенных. Убы­ло, начиная с 22 июня  1941  года — 2,9 млн. человек, поступило за это же время — 1,8 млн. Такие вот аст­рономические цифры, но, конечно, меньше, чем можно встретить в не­которых публикациях на эту тему.

— Имеются ли какие-нибудь   данные, характеризующие контингент осужденных уже в военное время?

А. ЕМЕЛИН:  В качестве приме­ра можно привести сведения о ра­боте общих судов СССР по 9 рес­публикам за 1943 год. Итак, в 1943 году всего было осуждено 780 908 человек, из которых к лишению сво­боды приговорены 427 741. По соци­альному положению осужденных картина следующая:

рабочих — 333 643,

служащих — 117 505,

кол­хозников — 225 340.

Из них: быв­ших членов ВКП(б) — 14 978 чело­век, ВЛКСМ — 16 026 человек, не­совершеннолетних от 12 до 14 лет — 10 919 человек, от 14 до 16 лет — 36 499 человек.

Характерной тенденцией военного времени являлся рост женской пре­ступности: с 18,1 % общего ко­личества осужденных в первой по­ловине 1941 года до 27,5 % за первую половину 1942-го. Женщи­ны привлекались к уголовной ответ­ственности в основном за растрату, кражи социалистической собствен­ности, мелкие кражи на производст­ве, кражи личной собственности. Возросла преступность и среди не­совершеннолетних. Так, если в 1937 году в СССР осуждены 17 264 чело­века в возрасте от 12 до 16 лет, то только за первую половину 1942 го­да таких было уже 21 240 человек.

— Известно, что ГУЛАГ «ведал» не только заключенными. Военно-политическое руководство СССР выразило недоверие советским гражданам национальностей  воюющих с СССР стран и возложило на ГУЛАГ «заботу» об их использовании в интересах войны. Не могли бы вы осветить и этот вопрос,  имеющий  непосредственное отношение к теме нашей беседы?

Л. ИВАШОВ: Действительно, Го­сударственный Комитет Обороны СССР в годы минувшей войны при­нял решение не призывать в Совет­скую Армию граждан национально­стей воюющих с СССР стран, но привлечь в обязательном порядке этот контингент для работы на про­изводстве и в строительстве. С этой целью ГУЛАГ в 1942—1944 гг. про­вел несколько мобилизаций граж­дан указанных национальностей — всего не менее 400 тыс. человек, из которых 220 тыс. были задейство­ваны на предприятиях НКВД СССР, а 180 тыс. переданы другим наркоматам. Использовались они, как правило, на добыче угля, неф­ти, производстве оружия и боепри­пасов, в черной и цветной металлур­гии, на строительстве заводов, элек­тростанций, железных дорог и т. д. По своему правовому положению этот контингент все же заметно от­личался от заключенных   ГУЛАГа.

— Судя по содержанию  приведенного вами материала, довольно значительное число обитателей «архипелага ГУЛАГ» просто несчастные, безвинно пострадавшие люди, которые, тем не менее, отдавали все свои силы Победе. Но, видимо, были и настоящие враги Советской власти?

А. ЕМЕЛИН: Да, разумеется. На­пример, 19 апреля 1943 года Прези­диум Верховного Совета СССР при­нял Указ «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, ви­новных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из чи­сла советских граждан и для их по­собников». Президиум Верховного Совета СССР принял решение о соз­дании в действующей армии СССР специальных военно-полевых судов, которым предоставлялось право виновных в чудовищных злодеяни­ях против советского народа в зави­симости от степени вины пригова­ривать к смертной казни через по­вешение или ссылке на каторжные работы сроком от 15 до 20 лет.

Хочу еще раз подчеркнуть, что только к предателям и пособни­кам фашистских палачей, безмерно виновным перед советским народом, применялась смертная казнь через повешение, а не к более широкому кругу лиц, как это утверждают не­которые историки и кинодокумента­листы.

 [1] Ныне г.Самара

Источник: Военно-исторический журнал №1, 1991. С. 14-24.