Грамотный наводчик

Был призван в августе 1941 г. К этому времени я окончил речной техникум в городе Перми, то есть был «грамотным». Грамотных ставили наводчиками и командирами орудий. Обучение длилось месяц, и меня назначили наводчиком на гаубицу. Гаубица – это 152-миллиметровая пушка. Орудие весит 7,5 тонны в походном положении. Вес снаряда 43–45 кг. Снарядный ящик с порохом, гильзой снаряда весил – 75 кг.

Помню, глубокой осенью нас привозят на Ленинградский фронт. Уже зима, снег. Трактора тащат орудия, мы идем за ними с рюкзаками и противогазами. Доходим до нужной точки. Трактора отцепляются, нам говорят встать на огневую позицию. А где она? А, вон там. Мы берем нашу «милую подружку» и идем. Нас десять человек; с нами командир орудия, наводчик, орудийные номера. Метров 400 тащим, дороги нет, идем по снегу. Орудие тащить по снегу непросто! Нужно расчистить сектор обстрела, кругом деревья. Их пилишь, укладываешь таким образом, чтобы защитить орудие. Подвезли снаряды. Ящиков 400, а то и больше, и мы вчетвером разгружаем. Мне было тогда 17 лет и весил я 55 кг.! Клали ящики на еловые лапы и тащили. Притащили ящики, нужно готовить укрытие для себя…

Утро начиналось артподготовкой – непрерывной продолжительной стрельбой. Дальность стрельбы нашего орудия 19 с лишним километров. Бывало, что после этого несколько дней «отдыхали» – стояли в обороне на контрбатарейной борьбе, это когда мы стреляем по батареям противника, а они по нам.

Однажды приходит приказ, переходить на новый участок, до которого 150–170 км. Орудия тащит трактор, снаряды везут наши полуторки, а мы идем пешочком. Идем по 3 часа, ночью, привал – 15 минут, у кого что было, несем в рюкзаках на себе. Идешь – засыпаешь, тебя стукнут. На орудие сесть нельзя. Один у нас сел – моментально уснул. Попал под колесо и все, на этом его жизнь на фронте закончилась.

При каждом артиллерийском полке были разведчики. Разведчиков больше выбивают, чем командиров орудий. Во время наступления, из ребят, которые идут в передовых, из 10 человек 7 погибает, другие ранены. А командир орудия нередко выживает, потому что он за щитом, на каком-то расстоянии.

Был случай в июне 1944 года. Началось наступление Ленинградского фронта на Карельском перешейке, и мы, сломав оборону противника, пошли вперед. Я был помощником командира взвода 96 артиллерийского полка, и шел в боевом дозоре. Боевой дозор – три человека: я, сержант Михайлов и рядовой Ковальчук. Мы шли впереди управления дивизиона и стрелкового батальона примерно метров на 500 впереди по боковой тропке расположенной слева от дороги. Шли по тропинке так: впереди я, шага на два-три слева – Михайлов, от него шага на два-три сзади – Ковальчук. Внимательно всматриваемся не только под ноги, но и вперед и даже в каждое дерево, потому что у финнов была привычка сажать «кукушек» на деревья. «Кукушка» — это человек, который сидит на дереве с биноклем и контролирует дорогу. Вот внезапно вижу на дороге следы велосипедных шин. Понятно: где-то близко самокатчики — легкие подразделения, которые на велосипедах быстро подъезжают к какому-то месту, совершают акты и скрываются. Самокатчиков я встречал только у финнов. Увидев следы, мы начали внимательно вглядываться, буквально обнюхивать каждый куст, каждое дерево.

Ребята рассредоточились, и вот мы заметили сначала одного, спрятавшегося под кустами, прикрытого плащ-палаткой, потом другого – на дереве. Стали смотреть в бинокль. От них мы были в 200 метрах, может чуть ближе. И я показываю Михайлову, чтобы он обходил их и первым открывал огонь и сам тоже прохожу вперед. Находим место, удобное для стрельбы. Михайлов бросает гранату — взрыв, второй. Поскольку мы зашли к финнам в тыл, они нас не ожидали. Они думали, что мы будем на дороге, а мы их обошли. Когда взорвалась граната, финны встрепенулись, и нам сразу их стало видно. Полетели гранаты. Бой длился недолго, буквально 10 минут или меньше. Финнов было пятнадцать, нас трое, а двоих мы взяли в плен. Один из них – тот, кто сидел на дереве, – «кукушка». Финны хотели устроить засаду, а мы пришли с другой стороны и сзади, смогли их вычислить благодаря велосипедным следам. Но награду за тот бой я не получил. Нас, конечно, поздравили, сказали: « Ребята, крутите дырки, ордена вам будут. Но операция продолжается – вперед». Мы опять пошли вперед. Через два или три дня ранило Ковальчука, через неделю ранило меня. Когда я прибыл в часть, то узнал, что Михайлов погиб.

Зимой так воевали. В это время года невозможно держать сплошную оборону. Что такое оборона? Мы стоим по одну сторону, они – по другую, между нами нейтральная полоса метров 200–300, в некоторых местах 400. Слышим, как нам кричат: «Сдавайтесь, сдавайтесь!» Каждое утро осматривали нейтральную полосу. Бывало такое, что вчера на этом месте ничего не было, а сегодня появился пенек. Говоришь ребятам пулеметчикам: «Проверь». Стреляют, а оттуда выскакивает финн (или уже не выскакивает). Финны под пеньком делали укрытие, пробирался туда боец с биноклем и с помощью радиотрубки корректировал огонь.

Наконец, сплошную оборону удалось прорвать, остались очаги – там группа, здесь группа. Вот их то мы обнаруживали и уничтожали. Бывало и так: входишь в дом, смотришь, дом как дом, в печке стоят щи и еще что-то, попробуй, тронь – все взорвется! С финнами нужно было быть очень осторожными.

Были такие случаи. Ведут троих человек пленных, впереди и сзади наш конвой. Когда финнов брали, осматривали – ничего не нашли. Идут какое-то время спокойно, а когда уже недалеко штаб, вдруг, один из кармана выхватывает «финку» и бьет переднего конвоира, задний пленный бьет заднего. Нападают на штаб. Ножи финны прятали в голенище ботинок. Пощупали — вроде нет ничего, а за голенище никто не залезает.

Медаль за отвагу.

Идем мы как-то, вдруг выскочили финны, в нескольких метрах от меня, а слева – камень. Я бросаю гранату к камню, а сам их из автомата. Трое полегли. Ребята ко мне подходят, они были на некотором расстоянии, спрашивают: «Что случилось?» «Да, вот, финны», – говорю. Мы подошли, сняли у них часы и пошли дальше.

У разведчика кроме пистолета или автомата с патронами ничего не было, да еще вещмешок и плащ-палатка. В вещевом мешке портянки, полотенце, кусок мыла, рукавицы и все. Ложка была за голенищем. Когда шли по Прибалтике, у каждого была каска, причем без «внутренностей», чтобы котелок не носить с собой. Во время обеда, подходишь, вытираешь ее травкой, подставляешь – тебе первое или второе накладывают. Вытер травкой, опять на голову и пошел дальше. Синяков от такой каски не бывает. А больше ничего не было! Рюкзака не было, потому что мы должны были быть налегке, мобильными. Рюкзак у пехоты.

Под Нарвой в 1944 г.

Здесь, помню, была немецкая огневая точка, повернутая своими амбразурами в нашу сторону. С задней стороны прочная стенка, мы установили там стереотрубу и наблюдали за полем боя. Когда вышли немецкие танки, они заметили блеск стереотрубы, и начали бить по стенке, разрушая ее, в нас отлетают куски бетона. Мы сидели закупоренные, положение было очень опасным. А начальство еще ждет команды, куда вести огонь, а мы ничего не можем сказать. Но все же удалось передать, куда стрелять и наши «накрыли» сразу целый участок.

Как мы выживали?

У меня в расчете был Сабир Сабитов, татарин. Он меня звал «маленький сержана». Как только начинался артобстрел, так Сабир мне говорил: «Маленький сержана, я пошел». Где бы он ни был – на посту или еще какое задание выполнял – давай заменяй его, потому что раз где-то идет огонь, так обязательно найдется «окорок с подковой». Притащит он эту погибшую лошадь, и мы едим.

Бывало и по-другому мы животных использовали. Существовали специальные подразделения, которые держали собак. С этими собаками бойцы спали, те их облизывали, а кормили собак специально под танками. Когда шли вражеские танки, на собак одевали мины. Собаки рвутся под эти танки (привыкли там есть ) и погибают. Но и танки разрываются. Вот такая была война.

Материал передан сотрудницей компании «Элкод» Ариной Коркиной

Подготовка материала: Татьяна Алешина и Елена Максимова