Форсирование Днепра своим ходом

Моисей Марьяновский

В годы войны я командовал танковым батальоном, был трижды ранен. Знаю не с чужих слов, что это за шту­ка — осколки снарядов в теле. Хорошо знаю! И все же я не мог даже предположить, что со мной случится такая история…

Пассажиры нерв­ничали: в Ларнакском аэропорту, что на Кипре, заканчивалась по­садка на рейс Москва — Ларнаки — Тель-Авив, а мне все ни­как не удавалось пройти еще один таможенный досмотр, хотя ничего недозволенно­го в моем багаже не было. Но стоило мне подняться на пло­щадку специального турнике­та, как раздавался пронзитель­ный предупреждающий сигнал. Уже лежали на столе «изъятые» ключи от квартиры, наручные часы, монеты… Таможенники с недоумением разводили ру­ками. Повинуясь приказу, я за­шел в служебное помещение и начал раздеваться.

— Десятки раз проходил та­можню, — сказал я. — И ничего такого не случалось!

— В Ларнаки сверхчувстви­тельная аппаратура, — заметил переводчик. И вскрикнул вдруг, взглянув на экран рентгенов­ского аппарата: — Да вы нашпи­гованы металлом!

И переводчик был прав: действительно, я был «нашпи­гован» осколками брони «тридцатьчетверки» — танка, в ко­тором я, командир батальона, участвовал в своем последнем, тяжелейшем бою 13 августа 1944 года при штурме польской крепости Осовец. Снаряд уго­дил в мой танк.

О боевых эпизодах

… Отчетливо вспомнил этот и другие бои, а также тот, за ко­торый был удостоен звания Ге­роя Советского Союза.

Часто приходится слы­шать, что боевые эпизоды про­шедшей войны представляют интерес только для историков и военных специалистов. Но вдумчивый человек увидит в бо­евом эпизоде не только отдель­ное происшествие, но и самую жизнь его участников — солдат и офицеров; поймет их чувства и переживания.

Знаете ли вы, что значит встать из окопа в полный рост и под огнем противника устре­миться в атаку? Двинуть танк на огнедышащий дот или дзот противника? Что значит, для командира отдать боевой при­каз, в результате которого могут погибнуть подчиненные и товарищи? Мужество и страх, са­моотверженность и ненависть к врагу вмещает в себя это сло­во — БОЙ.

А сколько их было, разных боев?.. Попытки нашей пехоты форсировать Днепр в верховьях, в районе Могилева были отби­ты. Немцы засели на высоком правом берегу и подавляли лю­бые намерения наших войск пе­рейти реку. Смельчаков, которым удавалось вы­браться на правый берег, расстреливали в упор. Вода в реке покраснела от крови. Наступление захлебывалось. И тогда командующий фрон­том приказал бросить на помощь пехоте танки. Но сколько ни пытались саперы на­вести для боевых машин пон­тонные мосты, немецкая артиллерия разносила их в щепки. Мы уперлись в мощную оборо­ну немцев, которую они возвели на Днепре за три года оккупа­ции и названную ими «Восточ­ным валом». Неприступную для советских войск, как об этом было объявлено. Этому страте­гическому направлению фашисты придавали очень большое значение. За верховьем Днепра открывалась дорога в Польшу и Восточную Пруссию.

Время уходило. Обстанов­ка ухудшалась и требовала ре­шительных и неординарных решений. Мне сообщили, что перехвачена шифровка Гитле­ра командующему могилевской группы войск генералу Мюл­леру. Гитлер потребовал не­медленного вывода немецких войск из Могилева на Минск. Осуществление этого прика­за привело бы к многократно­му увеличению немецких войск в Минске и обернулось бы для нас дополнительными жертва­ми. Но Днепр в верховьях со­всем не так широк, как в сере­дине и низовьях, и птицы его перелетают, и хороший пловец переплывет. А шестами проме­рили — не так и глубок.

И вот в самой гуще танки­стов батальона родилась дерз­кая идея: форсировать Днепр своим ходом по дну реки. Но «тридцатьчетверки» — все-таки полевые танки, а не амфибии, о которых, кстати, тогда и слы­хом не слыхали. Выручила сол­датская смекалка.

Знаете ли вы, что такое «са­пун»? Это один из элементов танкового двигателя. Он заса­сывает воздух и подает его к мо­тору. Так вот, к сапунам прикре­пили автомобильные резиновые камеры для того, чтобы они вы­совывались над водой, и под­страховывали их поплавками из бревен, чтоб не затонули. Те­перь предстояло найти неглубо­кое место, где машины могли бы пройти по дну, которое мак­симально скрыто от противника. Вскоре такое место было найде­но. Но и этого оказалось мало. Следовало законопатить отвер­стия в танковых корпусах, за­крыть дула пушек и пулеметных стволов. Танк, поднявшись на берег, должен сразу же открыть огонь. Ясно, пыжи-пробки для этого не годятся. Орудие, зат­кнутое пробкой, разорвало бы при первом выстреле. После не­долгих споров решили дула пу­шек и пулеметов закрыть плот­ной промасленной бумагой, а отверстия в корпусах заткнуть паклей. Этого добра здесь ока­залось вдоволь — в разобранном доме на берегу реки.

Картина смерти

Под самое утро 27 июня, едва забрезжил рассвет, взвыли моторы, и танки двинулись к реке. Одна за другой машины вползали в реку и скрывались в ней. И только по деревянным поплавкам можно было про­следить подводный путь танков. Они уверенно двигались вперед, приближаясь к правому бере­гу. И вот снова послышался на­растающий гул моторов. По­казался зеленый камуфляжный ствол танковой пушки. И пер­вая громадина — мокрый танк, облепленный водорослями, по­хожий на морское чудовище, выполз на берег. Не останавливаясь, развернулся и с ходу открыл огонь по ошалевшему противнику. А следом выполз и вступил в бой второй, третий, четвертый.

Весть о том, что танкисты перешли Днепр, распространи­лась мгновенно и вызвала у на­ших воинов восторг. С криками: «Ура-а!» они бросились в реку кто как: и на плавсредствах, и просто саженками, — помочь танкистам удержать и расши­рить отвоеванный кусок родной земли.

Оценив обстановку, я по­вел батальон на шоссе Моги­лев — Минск. Мы перерезали его в тот момент, когда генерал Мюллер вытягивал свои войска на Минск.

Удар наших танкистов ока­зался для немцев полной неожи­данностью. Всей своей мощью «тридцатьчетверки» врезались в колонны врага, сокрушая ог­нем и сталью его живую силу и военную технику. Однако, не­смотря на огромные потери, фа­шистам удалось перегруппи­ровать свои силы и подтянуть свежие войска. Развернулись тяжелейшие кровопролитные бои, которые продолжались не­сколько суток. В ходе этих боев враг прилагал бешеные усилия, чтобы вырваться из стального кольца окружения.

В этих боях был тяжело ра­нен командир нашей танко­вой бригады полковник Ершов, убит командир второго батальо­на майор Погодин, погиб ко­мандир противотанковой бата­реи капитан Гапа. Был ранен и я. Но, к счастью, остался в строю. Командование 49-й армии, в со­ставе которой находилась наша бригада, приказало все танки сосредоточить в первом батальо­не и подчинить мне. Время шло, бои не утихали. В один из дней гитлеровцы пошли на чудовищ­ное злодеяние. Из окрестных деревень они согнали на шоссе стариков, женщин и детей и по­гнали их, кричащих и плачущих, впереди своих войск. Они знали, что советские танкисты не будут стрелять по своим людям, и на­деялись таким образом пробить брешь в советских войсках.

Эта картина потрясла на­ших воинов. Часть пехотинцев дрогнула. Я, боясь, что это мо­жет обернуться большой бедой, выскочил из танка, и мне уда­лось из горящей штабной ма­шины выхватить гвардейское знамя бригады и высоко под­нять его. В это время танковый взвод старшего лейтенанта Наконечного нанес внезапный удар с фланга и отсек советских людей от фашистских войск. Наши люди были спасены.

Поднятое мною гвардей­ское Знамя вдохновило наших воинов. В едином порыве танкисты, пехотинцы, артиллери­сты обрушились на врага. К ис­ходу четвертого дня фашисты сдались.

За эти бои командование представило меня к званию Ге­роя Советского Союза. В представлении говорилось: «…Вы­полняя боевую задачу, тов. Марьяновский, командуя тан­ковым батальоном, 27 июня 1944 года умелым обходным ма­невром вышел на дорогу Моги­лев — Минск и отрезал пути от­хода противнику из Могилева…»

Шли месяцы. Я думать за­был об ушедшем по инстанци­ям представлении. Мало ли их оседало в столах военных чи­новников?

Но вот после очередного тяжелого ранения, полученно­го в Польше, в марте победного сорок пятого, после госпиталя я решил съездить из Пятигорского санатория к сестре в Таш­кент. Приехал в Баку и стал ждать парохода, чтобы пересечь Каспий. Погода была сквер­ной, море штормило, дул силь­ный северный ветер. Отъезд то и дело откладывался. К кон­цу подходили деньги и талоны на питание. Однажды по доро­ге в порт, куда я уже в который раз ходил узнавать об отплытии парохода, мне попался на гла­за стенд со свежей «Правдой». Внимание привлек очередной Указ Президиума Верховно­го Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза.

Я стал читать фамилии удостоенных высшей награды. И вдруг… увидел свою — Марьяновский Моисей Фроимович. В ту же ночь я выехал в Москву.

А вот чем закончилось мое недавнее путешествие. …Когда я возвращался из Ларнаки в Москву, таможенный начальник Ларнакского аэропорта выстроил в мою честь всю свою команду и самолично про­водил меня к самолету. Чест­но говоря, мне было это очень приятно. И я гордился нашей Советской армией, армией По­беды.

Источник: Говорят герои Великой Победы. Диалог поколений. М.: ЗАО «СВР-Медиа», 2010. с.212-216.