Дневник румынского подполковника

В России, сентябрь 1942 – декабрь 1943 [1]

16 сентября 1942

Было принято решение о том, что последнее подразделение полка авиационных инженеров из тех, которым было назначено отбыть в район боевых действий – подразделение главного штаба военно-воздушных сил – отбудет 16 сентября этого года. Отбытие с вокзала Холм Спирей состоялось в 9:00. При отъезде была задержка на полтора часа, так как состав насчитывал 59 вагонов, на шесть вагонов состав надо было сократить.

Мне было грустно, потому что я оставил Марьоару, в слезах и отчаянии.

Я командир состава, пока мы не достигнем пункта назначения. Мое купе – в немецком пассажирском вагоне 3-го класса. Я расположил свою походную кровать между пассажирскими сиденьями. Долго не мог заснуть, в голове мелькали разные мысли. Время от времени из соседних купе слышались смех и шутки других офицеров.

17 сентября 1942

В 7:00 прибыли в Чернаути [Черновцы], стояли больше двух часов, запаслись продовольствием на семь дней. Погода холодная. Ион – мой ординарец – постелил мне постель.

18 сентября 1942

Проснулся утром с болью в спине и страшной простудой. Ион, чтобы защитить меня от сквозняка, повесил на раму окна одеяло, но само окно по глупости оставил открытым. Всю ночь я мерз, чихал и только утром понял, что наделал Ион.

Встал, побрился, выпил чашку чая с большим количеством рома, почувствовал прилив сил. Оделся и стал ждать прибытия нашего поезда в Станислав [ныне Ивано-Франковск]. Прибыли в 9:30. Сходили на вокзал, я отправил домой открытку.

Вокзал большой и красивый, но выглядит безжизненным. В нем было всего несколько польских гражданских лиц и несколько немецких офицеров.

Здешние поля похожи на наши, они обильно засеяны, но сильно пострадали от засухи, как и у нас.

Около 22:00 прибыли на вокзал в Тернополе. И здесь вокзал также красив и цел. После этой станции мы покинем Польшу и въедем в Россию.

В целях маскировки мы выключили лампу, т.к. впереди по ходу поезда заметили две вспышки света – возможно, там партизаны.

19 сентября 1942

Сейчас день, мы уже в России [2]. Здесь большие и богатые села, с прекрасными возделанными полями. Нет ни клочка пустынной земли, в полях множество скота. Видел несколько разрушенных зданий – следы, оставленные войной.

Остановились на какой-то станции; к нашему поезду, когда он еще только подходил к ней, уже бежали женщины и дети с корзинами яблок, масла и яиц. Они не торгуют своими продуктами, а предлагают их на обмен, как в древние времена. Предлагают меняться на то, что есть у нас, – на сигареты, спички, хлеб. Несколько солдат-словаков отогнали их и рассказали нам, что на днях кто-то из них бросил под автомобиль гранату, притворившись, что пришел обменять продукты.

Внешний вид мужчин, женщин и детей достоин сожаления – большинство из них выглядят раздетыми и бездомными, несмотря на то, что крестьянские дома внешне благополучны.

Я тоскую по дому, мысленно разговариваю с Марьоарой. Что она делает сейчас? Будь она со мной, она бы обо мне позаботилась, чтобы я избавился от простуды!

В 11:00 прибываем в Жмеринку, город на севере Приднестровья. Нам сообщают, что здесь простоим 3 часа.

Железнодорожный вокзал разрушен, на его месте готовится строительство немецкого вокзала. В километре отсюда – румынский вокзал, оттуда отправляются поезда в Одессу.

Я взял с собой несколько офицеров, и мы пошли посмотреть город. Находим румынское поселение, с красивым вокзалом, румынскими магазинами и румынской почтой. Воспользовавшись такой удачной возможностью, отправляем открытки на родину.

Почти весь город разрушен, все пытаются что-то ремонтировать. Я вошел в магазин, в витрине было выставлено несколько пирожных по цене одна марка за штуку. Единственная валюта, которая употребляется в Приднестровье – марки, выпущенные для оккупированной территории.

Солдаты в нашей столовой купили у каких-то детей 5 яиц и буханку хлеба. Еда обменивается на хлеб, сигареты и мыло. Приходила маленькая девочка, принесла двух жареных кур, просила пять марок за курицу. Мы не купили, из осторожности.

Столовая у нас импровизированная, в грузовом вагоне. Радуемся, что у нас обилие еды, чувствуем себя, как дома.

Днем проехали станцию Винница, там красиво и чисто. По одной стороне железной дороги видели промышленную часть города с множеством заводов и фабрик.

20 сентября 1942

С 5 часов утра стоим на станции, так как нет паровоза. Нам назначено отбыть не позже 11-ти. Уже пятый день наше подразделение находится в поезде, как лев в клетке. Я скучаю по моей любимой! Что ты делаешь в этот момент? Несомненно, молишься Богу обо мне. Сегодня я чувствую себя лучше, стараюсь больше оставаться в вагоне, чтобы не дышать холодным воздухом и, по крайней мере, в пункт нашего назначения прибыть здоровым.

Сейчас 17 часов, стоим на станции Мариновка уже почти два часа. Движемся очень медленно, так как не хватает паровозов. Через каждые 100 км останавливаемся на два часа, чтобы сменить паровоз.

21 сентября 1942

В 6 утра прибываем на станцию Знаменка, железнодорожный узел. Будем стоять здесь до 15 часов, затем отбудем, а тем временем нас догонят другие военные поезда.

От прибывающих с фронта услышали плохие новости. На станции Днепропетровск, которую мы должны проехать сегодня ночью или завтра утром, поезда подверглись весьма сильной бомбардировке. Ничему не верю, пока не увижу своими глазами, т.к. я обнаружил, что некоторые преувеличивают, пытаясь выдать себя за очень информированных личностей.

На станциях мы разговариваем с  местными жителями, чтобы понять, как большевики правили этими одетыми в лохмотья горемыками. Их промышленность процветала бы, если бы не работала в течение 20 лет исключительно на производство вооружений.

22 сентября 1942

В 15 часов прибыли в Днепропетровск, невдалеке увидели  Днепр.

Днепропетровск – огромный промышленный город, за несколько километров до города начинается цепь металлургических заводов, они расположены на протяжении примерно 10 км. Но все разрушено, искромсано, везде развалины. Видел, что несколько заводских труб все же дымят; вероятно, там теперь работают немцы.

Железнодорожный путь идет по окраине города; мы увидели, что по каждому дому били пули или артиллерийские снаряды. На улицах видны остовы танков, автомобилей и трамваев, даже, несмотря на то, что прошло уже больше года войны. Здесь была крупнейшая электростанция СССР, гигантская электрическая сеть простиралась на сотни километров вокруг. В некоторых  местах немцы убрали электрические столбы и сняли провода.

При въезде в город мы переехали через Днепр по большому мосту. Он похож на мост через Дунай, с той разницей, что по этому мосту в его верхней части находится путь для дорожного транспорта. Длина моста 1800 метров, он уцелел.

С 4 утра до 10 вечера наш состав стоял на маневровых путях в 12 км от города. Запаслись хлебом на 4 дня, прогулялись около станции.

На станции был еще один немецкий поезд, перевозивший Кавказский батальон. Было удивительно видеть этих людей в немецкой форме; мы не могли понять, что они говорят, из-за их киргизского [3] говора. Все офицеры, кроме командира батальона, были кавказцы, а командир немец.

Это были добровольцы, которых немцы перед этим захватили в плен и предложили им сражаться с большевиками. После нескольких месяцев обучения их отправили на фронт. Мы слышали, что у немцев много таких частей, составленных из добровольцев родом из различных регионов России, и что в некоторых из них командирами служат русские, убежавшие за границу во время революции. Из других источников слышали, что они сражаются храбро и что немцы им доверяют.

Это укрепляет мою веру в то, что немцы победят, потому что те, кто, как полагали большевики, будут воевать совместно с ними, теперь воюют против них.

Более того, на Украине сейчас создается своего рода национальная армия; я видел, что они охраняют мосты, вокзалы и общественный порядок в селах.

Надо отметить, что везде, как в городах, так и в селах здесь видишь только бедность, нищих, лохмотья. Я уже 6 дней в России и ни разу не видел ни мужчины, ни женщины, ни ребенка, одетых сносно. Когда видишь такое, поражаешься и недоумеваешь, как эти советские люди, много миллионов людей, выдерживают столько несправедливости и не восстают против нее, и почему они так убежденно сражаются? Для меня и многих других это тайна!

Вернусь к рассказу о Кавказском батальоне. Их поезд остановился у платформы, из вагонов вывели лошадей и стали на площадке за платформой выгуливать их, потому что лошадей нельзя держать в вагонах лишенными движения по многу дней.

После выгула лошадей завели обратно в вагоны, и пока еще не стемнело, кавказцы собрались на платформе в круг и устроили для нас представление, исполняя кавказские танцы.

Это происходило так: один из них играл на губной гармонике, а другие в такт музыке хлопали в ладоши. Потом по одному выходили вперед и танцевали каждый по-разному, потому что в разных регионах традиционные танцы различаются. На Кавказе 14 разных регионов, каждый со своим особым языком.

Нам очень понравились исполненные танцы, особенно забавно было видеть, что они исполняются танцорами в немецкой униформе. Мы бы с удовольствием показали им и наши национальные танцы, но на это не хватало времени, да и солнце уже садилось.

23 сентября 1942

Уже неделя, как мы в пути, а еще только приближаемся к Сталино [Донецку]. Движемся очень медленно.

В 12 дня прибыли на станцию Чаплино. Сейчас, когда я это пишу, уже 6 вечера, и никакой надежды на то, что тронемся с места. Перед нами ждут оправки еще два поезда.

Мы сошли с поезда и пошли к селу за вокзалом. Везде бесконечная бедность. Босые, закутанные в лохмотья женщины и дети приходят к нашим поездам и просят хлеба. Мы, румыны, даем им еды с избытком, но не видели ни одного немца, который что-нибудь бы им дал. Я дал пару кусков сахара женщине с ребенком на руках, ребенок схватил их, дрожа от радости.

Если бы Марьоара была со мной, она бы отдала все, что у нее есть, если бы только увидела этих бедных раздетых детей, дрожащих около поездов.

24 сентября 1942

В 6:30 прибыли на станцию в 80 километрах от Сталино. На станции был большой вокзал, но он почти полностью разрушен. Около станции был маленький городок, но и он в руинах и грязи, как и все другие. Мы стояли до 13 часов, после чего решили пойти посмотреть город. Увидели большую группу детей, которые играли перед каким-то зданием. Спросили, что там, и нам ответили, что это начальная школа, а дети на перемене. Зашли в школу.

Никогда я не видел и, думаю, что не увижу нигде в Европе ничего подобного, только в России. Школа представляла собой руины без окон. Дети сидели на чем-то таком, что я не знаю, как назвать. Их пальто и шапки лежали на косо лежащей сломанной обшивочной доске. На стенах не было ни классных досок, ни картинок. Перед детьми лежали тетради, но не было ни грифельных досок, ни книг. В классе находился молодой человек, учитель физкультуры старших классов, а теперь и директор школы, и две молчаливые учительницы с испуганными лицами. Мы спросили, почему у детей нет грифельных досок; учитель ответил, что ничего такого у детей нет со времен революции. Я уже не знаю, чему верить.

Мы присутствовали на одном уроке. На уроке учитель читал вслух стихотворение, а дети повторяли, сначала все вместе, а затем по одному.

По сравнению с тем, что я до этого видел на улице, дети в школе чистые, с приятными лицами. Возможно, это только такие дети, у которых есть одежда, чтобы ходить в школу.

Во время дальнейшей прогулки по городу я увидел – в разрушенном здании, которое когда-то было церковью, а теперь было переустроено внутри – театральную труппу, которая репетировала выступление для развлечения горожан или проезжающих через городок военных.

Мы поприсутствовали на репетиции, увидели исполнение нескольких танцев и пьесы; пьесу мы не поняли, потому что ее играли по-русски.

Режиссер труппы, некогда знаменитость Москвы, Сталино, Ростова, 62-летний пожилой человек с благородной внешностью, но старомодно одетый, попросил несколько женщин спеть для нас. Женщины были одеты во всякую рвань, обуты в дрянную обувь, но их прекрасные голоса устыдили бы многих так называемых артистов нашей оперы.

Режиссер рассказал нам, что работники и артисты театра все заработанные деньги тратят только на еду, потому что одежду купить негде.

Режиссер был также и хореографом, и в знак благодарности ему мы позвали из нашего поезда нескольких человек, один из которых играл на скрипке, и под звуки этой скрипки они станцевали перед артистами театра несколько наших народных танцев. Режиссер очень ими заинтересовался, намереваясь использовать элементы румынских танцев в своих постановках.

25 сентября 1942

Всю ночь и сегодняшний день мы простояли на маневренном пути, потому что у нас не было паровоза, а железная дорога на Сталино разрушена бомбардировкой.

Мы все нервничаем и не знаем, что делать.

26 сентября 1942

Сейчас день, а мы все еще на прежнем месте. Я ходил на станцию, расположенную в километре от нас; надежды на отправление нет.

Я решил ехать в Ростов на автомобиле. Вместе с солдатами подтащил к вагону, в который был погружен автомобиль, две передвижные платформы, и мы выгрузили автомобиль из вагона. Я взял часть самого необходимого багажа и уехал в Сталино, где остался на ночевку.

27 сентября 1942

В 6 утра уехал из Сталино в Ростов — 220 километров, по ужасно грязной дороге.

28 сентября 1942

Связался со штабом.

29 сентября 1942

Наконец-то сегодня утром прибыло то подразделение, с которым я уезжал из Бухареста.  В штабе путаница. Никто не может ясно сказать, что ему требуется, приказы часто меняются.

Ночью нам нанесли воздушный визит большевики, и еще раз днем около полудня. Сбросили бомбы, желая разрушить немногие оставшиеся здания, и улетели.

30 сентября 1942

Все здесь боятся повторения прошлогодних событий, когда войска в Ростове атаковали партизаны. В этом году ситуация изменилась, так как фронт теперь у Сталинграда, а не в нескольких километрах отсюда.

Днем связался со штабом связи сухопутных войск, работал в нашем подразделении связи.

3 октября 1942

Сегодня вечером принял ванну, первую со времени отъезда из дома. Как мне это удалось? Ион принес большую ванну из расположения батальона, наполнил ее теплой водой, и я в нее залез. Это было далеко не то, что настоящая ванна, но для меня это было блаженство. В городе нет бани, а штаб не заказал санитарного поезда с баней.

Не представляю, каково несчастным местным жителям в этих условиях. Воды мало и она грязная, мыла нет, процветают вши и чесотка.

7 октября 1942

Опять обсуждался вопрос о возможной передислокации главного штаба и, следовательно, штаба военно-воздушных сил.

Я ездил в Новочеркасск, чтобы разведать обстановку. Новочеркасск расположен в 30 километрах от Ростова. Улицы этого города не повреждены, здания стоят, город выглядит более оживленно, в нем есть большой собор, который не смогли разрушить, даже, несмотря на то, что он был заминирован. Когда-то этот город был столицей казаков, но во время большевистского правления его статус понизили и сосредоточили усилия на укрупнении Ростова.

10 октября 1942

Сегодня работал над несколькими делами. Связь работает безотказно.

Вечером с несколькими офицерами ходил в «Театр». В большом здании, которое во время большевистского режима служило клубом табачной фабрики, немецкое командование собрало артистов оперы, которые не убежали из города, и открыло оперный сезон.

Вечером исполнялась оперетта в трех актах, на русском языке. Некоторые артисты были очень хороши. Спектакль включал балетные номера, с немногими, но превосходными танцовщиками, русские вообще сильны в пении и танцах. Они танцевали в прекрасных трико; удивительно, как им удалось сохранить их в таком отличном состоянии в военное время. Бедный режиссер появился в конце, одетый в уличный костюм, который висел на нем мешком, его воротничок и галстук были изрядно измяты. Я забыл упомянуть, что это была «премьера».

Забыл также упомянуть, что вход в театр был разрешен только офицерам и солдатам немецкой армии и армий, союзных с Германией – итальянцам, румынам, словакам и т.д. На входе пропускали также работников театра и тех, кто был занят в спектакле.

Зал был полон. Билет в первый ряд стоил полторы немецких марки. Только подумать, что буханка хлеба на черном рынке продается за 12-15 марок. Какой дисбаланс цен!

В штаб мы вернулись в хорошем настроении, спектакль отвлек нас от тревог.

11 октября 1942

Сегодня воскресенье. Утром рискнули пойти в город, надеясь, что не попадемся на глаза командующему генералу.

Прежде всего спросили, как пройти к собору, потому что воскресенье, и нам надо быть на богослужении.

Наконец, нашли собор – здание большое, но почти полностью разрушенное. Кое-что было подправлено, оконные проемы забили досками, построили алтарь, на стены повесили иконы, которые при большевиках были спрятаны. В нескольких местах стояли подсвечники для маленьких свечей, несколько свечей горели. Было заметно, что раньше здание использовалось как зерновой склад.

Пространство внутри собора огромно, там можно потеряться. Богослужение уже почти закончилось, его совершали два епископа и два священника.

Собор был заполнен людьми, бедными и измученными; они поклонялись Богу, это им запрещалось на продолжении 24 лет. У дверей десятки нищих, они выучили слова «дай бани» (дай денег) и просили милостыню у румын, – вероятно, узнав, что румыны проявляют больше сочувствия.

Я зажег две свечи, которые мне удалось найти, перекрестился и вышел. Прошел через местный рынок, или базар, как его здесь называют. Там были сотни людей, женщин и детей, которые что-то продавали, вернее, меняли – кто старое пальто, кто пару женских туфель, всякую рвань и такую старую одежду, что можно было только удивляться, откуда она взялась.

Местным жителям нечего есть, нет возможности зарабатывать деньги, поэтому все приходят на базар и продают свои домашние вещи. На рынке нельзя найти почти никакой еды, только немного овощей; причем овощи дороги.

Вот некоторые цены: буханка хлеба 12 марок, килограмм помидоров 2 марки и т. д., а обычная цена за килограмм рыбы 1,5 марки; столько стоит мелкая рыба, а цена за крупную доходит до 10 марок.

Город полностью разрушен. Его улицы очень широкие и прямые, проложены под прямыми  углами друг к другу.  Дома и квартиры довольно большие, но сейчас они взорваны или разрушены пожарами. Из ста домов не найти ни одного, который можно было бы хоть частью использовать под жилье. Полное, радикальное разрушение.

По-другому выглядят окраины, где жили рабочие или бедняки, которые не были членами Коммунистической партии; эти трущобы уцелели. Там и сям на улицах видны воронки от снарядов.

Город расположен на обширной территории, в нем была разветвленная трамвайная сеть. Теперь разрушенные трамваи разбросаны по городу, в тех местах, где их застали бои; их скелеты похожи на какие-то призраки. Весь город представляет собой печальное зрелище.

Мы остановились перед оперным театром. Это огромное здание, которому, то ли случайно, то ли намеренно, не было нанесено повреждений, но оно разграблено, все большие окна фасада разбиты.

Архитектурный облик здания тяжелый и массивный, что неожиданно для здания современного оперного театра. Здание было построено в 1937 году. В нем две вращающихся сцены. Одна из них такой же величины, как весь наш Национальный театр. Лестницы сделаны из белого и черного мрамора, с длинными галереями на высоких колоннах. Галереи ведут к тому месту у фасада здания, куда публика выходит во время антракта и любуется оттуда видом города. Здание украшено светильниками изысканной формы. Но внутреннее пространство настолько разорено, что за такое короткое время его невозможно было привести в порядок.

От здания театра мы прошли на окраину города к Дону. Там увидели разрушенную пристань. Мост через реку тоже разрушен. Немцы построили понтонный мост для тяжелой техники. Рядом с ним они строят еще один мост, имени маршала Антонеску, на дубовых сваях.

14 октября 1942

Начались разведывательные полеты наших самолетов и рейды бомбардировщиков в сопровождении румынских истребителей. В донесениях указывается, что с того дня, как мы прибыли на театр военных действий, наша зенитная артиллерия предположительно по периметру расположения наших частей сбила 14 самолетов противника.

21 октября 1942

Сегодня ходил делать прививку против холеры со специальной сывороткой для данной местности. Было уже несколько смертельных случаев.

25 октября 1942

Русские отчаянно атакуют; предположительно им удалось совершить несколько прорывов.

28 октября 1942

Безумно тоскую по дому, скучаю по своей стране. Марьоара, что ты скажешь, когда однажды ты увидишь меня у дверей?

30 октября 1942

Наши воздушные силы успешно атакуют. Большевистские перебежчики массово переходят на сторону наших армий.

1 ноября 1942

Сегодня вечером между 19 и 21 часами наши противники нанесли нам визит. Это была самая сильная бомбардировка за время моего пребывания здесь, она вызвала несколько пожаров. Это было ответом на нашу сокрушительную атаку, которую вчера осуществили наши воздушные силы на Донском фронте.

20 ноября 1942

Я обеспокоен услышанными плохими вестями об Африканском фронте, где высадились американцы [4], и сегодняшними новостями о том, что советские войска прорвали фронт 3-й армии – они продвигаются к Ростову?! [5]

У нас почти нет резервов, но мы надеемся на поддержку немецких резервных моторизованных частей. Я вижу, что все вокруг настроены оптимистично; мы с нетерпением ждем разрешения этой неприятной ситуации. Для противника сейчас очень благоприятное время. Погода отвратительная – туман и слякоть, из-за этого действия наших воздушных сил затруднены, и противник пользуется этим для продвижения танков, которые растрачивает невиданным доселе образом. Не исключено, что это наступление закончится для него окружением его частей и катастрофой, как это было при окружении войск под Харьковом [6]. Идут яростные бои, и мы не знаем, что за этим последует, так как в поступающих новостях путаница. Я настроен оптимистично, как и большинство из нас здесь, потому что даже если мы понесем некоторые потери и потеряем немного территории, в конечном итоге побежден будет противник, а не мы.

21 ноября 1942

Критическая ситуация, в которой оказалась 3-я армия, не разрешилась, и противник продолжает наступать. Одна румынская дивизия окружена; сейчас у нее нет продовольствия и боеприпасов. Мы попытались сбросить им продукты и боеприпасы с воздуха, но из-за тумана это оказалось невозможным. В действие вступил немецкий танковый корпус, вместе с еще одной немецкой дивизией и румынской бронетанковой дивизией. Мы надеемся, что завтра туман рассеется, и мы сможем летать; тогда, может быть, исход боя будет решен.

23 ноября 1942

Ситуация остается критической. Армейская группировка под командованием генерала Ласкара [7], состоящая из 5 дивизий, окружена, но продолжает сражаться. Советская сторона прислала парламентеров с предложением сдаться. Наши потери в живой силе и технике очень большие. Неизвестно даже, где в данный момент проходит линия фронта, наши войска смешались с вражескими. Румынская бронетанковая дивизия, которая пыталась освободить наши части из окружения, рассеяна, ее положение остается неясным. Немецкий 48-й танковый корпус сейчас атакует, но результаты атаки еще неизвестны.

Генерал Ласкар сообщил по радио, что он больше не может держаться, так как у него нет боеприпасов и продовольствия.

Наш штаб настроен оптимистично и надеется, что все образуется, ведь окружение наших частей может оказаться для советских войск катастрофой. Наши истребители танков с помощью только одеял и «коктейлей Молотова» вывели из строя 150 советских танков. Думаю, что ситуация прояснится, когда погодные условия позволят летать. Противник продвинулся примерно на 60 км в направлении станции Морозовская.

25 ноября 1942

Ситуация еще не полностью прояснилась, но все еще не кажется безнадежной. Группа генерала Ласкара все еще отрезана. Немецкий 48-й танковый корпус установил контакт с румынской бронетанковой дивизией, точное местонахождение которой до этого было неизвестно. Эта дивизия уничтожила 150 танков, 2 кавалерийские дивизии и захватила 1000 пленных. Продвижение противника остановлено. Среди всего прочего, что происходило в эти дни, наихудшим явлением – как это бывает во всех войнах – была паника. Ее посеяли злоумышленники, затем усилили партизаны, которые начали появляться в эти критические для наших армий моменты. Местных жителей снабжали сведениями их агенты, и можно было видеть, как некоторые встречные проходили мимо нас с торжествующим выражением лиц и улыбками, в то время как другие, предвидя то, что должно произойти в случае возвращения большевиков, были встревожены.

Наши окруженные части снабжаются с воздуха. Создан германский штаб для командования румынскими войсками, их включили в состав германских вооруженных сил. Командующим назначен маршал Манштейн.

30 ноября 1942

Ситуация остается критической. Наступление войск Красной армии остановлено. Во многих местах они отброшены назад. Многие наши части, о которых нам ничего не было известно, начали выходить из окружения. Генерал Ласкар со своими войсками все еще окружен, но продолжает сопротивляться.

Из связанных со мной подразделений попали в окружение отдел связи и метеорологический вспомогательный центр. Я держу с ними связь по радио. Их боевой дух вполне высокий. Им приказано соединиться с немецкими частями западнее Сталинграда, у аэропорта Питомник.

Потери советских войск огромны; территория, занятая ими при наступлении, не стоит такого количества напрасных потерь в живой силе и технике [8]. Полностью уничтожены семьсот танков и почти 4 кавалерийские дивизии. Если бы у нас было, по крайней мере, 4 бронетанковых дивизии, мы бы имели дело с большевиками на других условиях.

4 декабря 1942

Наступление Красной Армии определенно остановлено, они понесли тяжелые потери, которые, повторяю, не стоят нескольких десятков километров завоеванной земли, не имеющей никакой стратегической ценности.

Наши войска все еще в окружении, они ведут бои отдельными частями, стараясь вырваться; снабжение поступает им с воздуха. Германско-румынские силы осуществляют успешные контратаки. К нам на фронт прибыли сотни новых танков и бомбардировщиков. Думаю, советские войска дорого заплатят за свое наступление.

В связи с тем, что организован германский штаб, прошел слух, что наш штаб военно-воздушных сил вернется в Румынию. Мы все молим Бога о том, чтобы как можно скорее вернуться в родную страну, где так хорошо.

13 декабря 1942

Для меня сегодня очень важный день… Я стал на год старше, мне исполнилось 48 лет.

На этой неделе я посетил известного здешнего художника, которого мне рекомендовали. Купил у него три небольших картины с изображением пейзажей. Увидел мастерскую бедного живописца в разрушенном чердачном помещении. Рассматривая картины, я провел там один час и промерз до костей. А он-то ведь там работает.

Сколько бедствий и несчастий принесла эта война? Пока я пребываю в относительном комфорте, сколько участников сражений, бойцов самых разных национальностей, ползут по траншеям, в грязи, пурге, холоде? И сколько из них в этот самый момент издали последний вздох, уходя в мир иной?

 

Источник: http://www.worldwar2.ro/memorii