Честь рождает честь

Мария Зиновьевна Богомолова

Родилась 15 марта 1924 года в с.Ново-Еголдаево Ряжского района Рязанской области С 1938 года жила и училась в Москве. С началом Великой Отечественной войны копала окопы на Можайской линии обороны, дежурила в составе отрядов местного ПВО.

В 1943 году после окончания курсов радистов добровольно вступила в Красную Армию, 22 февраля 1943 года была направлена на фронт в 647-й артиллерийский полк 229-й стрелковой дивизии Волховского фронта. Была старшим радистом, начальником радиостанции. В действующей армии до конца войны.

После войны 40 лет проработала в организациях Министерства обороны СССР. Чемпионка Москвы 1973-1974 гг. по радиоспорту.

Кавалер орденов Славы III степени, Отечественной войны I степени, медали «За отвагу». Автор двух сборников воспоминаний о Великой Отечественной войне.

Всю войну трудно описать, но в памяти остались отдельные моменты и эпизоды. У каждого своя правда войны. Страх и тяжелый повседневный быт изнуряли солдат, особенно страдали девушки от такого невыносимого фронтового быта. Не проходило ни одного дня чтобы солдат не проявил личный свой подвиг в повседневной схватке с врагом, находясь на переднем крае. Казалось бы, пока тихо, общее наступление части еще предстоит, но солдаты погибали почти каждый день. То шальной снаряд взорвется около землянки или окопа, то короткая автоматная очередь из-за куста, то трассирующие пули вдоль переднего края по траншеям – каждый солдат находился под прицелом вражеского снайпера. Уцелеть было трудно, если выйти из укрытия. Вот и получалась повседневная, почти закономерная гибель солдата на переднем крае фронтового рубежа. И больше всего доставалось связистам, обеспечивавшим связь с передним краем и с глубоким тылом командного пункта штаба фронта. Есть важные слова: «Без связи нет Победы!» И это правда.

Моя военная служба началась с учебы в радиошколе, которая находилась на старинной московской улице Сретенка.

1941 год для Москвы и для меня был самым тяжелым в жизни. С 22 июня налеты на Москву немецкой авиации происходили каждый вечер и каждую ночь. Я со своими сверстниками сбрасывала с крыш домов зажигательные немецкие бомбы. Вскоре нас, молодежь, организованно послали копать рвы на Волоколамском шоссе.

Критическим месяцем стал октябрь 1941 года, особенно 16-17-е числа. На защиту столицы встала вся московская молодежь. Чем ближе к Москве подходили немцы, тем сильнее была битва за нее. День и ночь горели подмосковные деревни, стога скошенной соломы на полях. Огонь и искры взлетали далеко вверх, пепел разлетался во все стороны и долетал до окраин Москвы. Бомбы взрывались на территории Филевского авиационного завода. Москвичей охватила паника. Бегство людей и эвакуация заводов шли полным ходом.

Война ошеломила людей, выбила из колеи, но испугала далеко не всех. Молодые парни и девушки добровольно шли в райвоенкомнаты с одной просьбой — направить их на фронт. Многим было разрешено встать на защиту Москвы. Мы бросились в это пекло, не задумываясь, что можем сразу сгореть в нем, как мотыльки. Но мы шли и шли в военкомнаты с заявлениями, чтоб нас отправили на фронт.

В Москве были организованы курсы радистов, готовившие нас для военных действий. По заявлению меня беспрепятственно приняли в радиошколу. По ее окончании – сразу послали на фронт. Сначала направили в 392-й запасной полк связи, где усиленно и тщательно проверили наши знания и умение работать на рации в эфирном режиме. Не исключена была возможность работать в тылу врага, для этого многие из нас сдали на классность. Через три месяца я стала радистом 1-го класса. Кто сдал экзамены в радиошколе успешно, того сразу направляли на волховский фронт. Я попала в 647-го артиллерийского полка 229-ю стрелковую дивизию.

Наша дивизия готовилась к боевым действиям. Пополнение людьми и техникой проходило прямо на марше. Пешие переходы с одного участка фронта на другой участок были очень трудными. Зима была суровой. Мороз продирал до костей. Обувь была холодной, мы заматывали ноги портянками, порой они примерзали к яловым сапогам так крепко, что снять их, предварительно не отогрев на костре, было невозможно.

В начале артиллерийский полк был на конной тяге, лошади везли 76-мм пушки и повозки с боеприпасами. Вещмешок и рацию несли на себе, на повозку положить было нельзя: лошадь не выдерживала тяжести.

Нас, девушек, на передовой было не так много – только те, кто обеспечивал боевые действия. Это связисты, разведчики, радисты, снайперы и санитары.

Передовая линия фронта – это опасный участок. Риск быть убитой или раненой присутствовал каждый день и каждую ночь. Чувство страха не проходило.

Зима 1943 года выдалась морозной. Хотя нам и выдали теплую одежду: полушубки, варежки-рукавицы, шапку-ушанку, ватные брюки, но это почти не согревало. Металлический корпус моей рации покрывался инеем. Руками дотронуться было невозможно, примерзали пальцы, а ручки на панели управления без усилия повернуть не удавалось, они примерзали намертво. С трудом можно было отвернуть микрофонную трубку и обязательно отогреть ее над костром или своим телом под телогрейкой, и только тогда, когда мембрана оттает, рация заработает.

Артполк и дивизионы развернули свои орудия для поддержки огнем пехотных полков, которые пошли в наступление. Я первый раз должна была участвовать в боевых действиях самостоятельно. Включила свою рацию и стала ждать команды с наблюдательного пункта для огневой батареи. Громко и требовательно прозвучал голос командира с НП. Огневая 2-го дивизиона приготовилась к бою, по команде «огонь» все батареи залпом стали обрабатывать передний край немцев. Я все передавала и передавала команды с НП по целям: по немецким окопам, огневым точкам противника и особенно по живой силе немцев. После обработки переднего края наша пехота пошла в наступление. Дым застилал все видимое пространство. Стали поступать раненые: кто-то шел пешком, несли тяжелораненых на носилках, их сразу клали на повозки рядком и увозили хоронить к братской могиле…Я не могла перенести все это без боли в сердце, тоска была невыносимой.

Огневые батареи и взводы молчали и ждали новых команд с НП. Моя рация была в рабочем состоянии, и я ждала новых команд. Для меня этот бой был первым боевым испытанием. Начальник радиостанции старшина Тимошенко говорил: «Все пройдет, девочка, привыкнешь и будешь настоящим солдатом! А сейчас принимай новые команды с НП, внимательно, правильно и безошибочно передавай боевым расчетам-батарейцам». Но недолго пришлось нам ждать ответного удара немцев. Снаряды посыпались один за другим и накрыли наши огневые позиции. Слышались крики и стоны солдат орудийных расчетов. Один снаряд взорвался близко от меня, каблуки моих новых сапог отлетели вместе с подошвой. Осколком была порвана антена моей рации. Я растерялась и не знала, что делать, куда бежать. Но начальник радиостанции старшина Тимошенко остановил меня и прикрыл своим телом.

Налет прекратился. К счастью, мы и многие бойцы-батарейцы сильно не пострадали от бешеного налета вражеских снарядов.

По моей рации послышались новые команды с другими целями уже в глубь немецкой обороны. Наши огневые батареи и взводы открыли сильный огонь по немцам. Они не выдержали и стали отступать. Наши пехотные полки стали преследовать фашистов.

После боя я почувствовала опустошение, душевную боль и горечь за своих погибших подруг и товарищей. Я очень долго не могла ни пить, ни есть, глядя на поредевшие ряды подразделений. Не стало близких мне людей.

Зима лютовала. Не дай Бог упасть раненому и вовремя не оказать ему медицинскую помощь – он тут же замерзал или сильно обмораживался. Даже техника не выдерживала, покрывалась звенящим льдом. Моя рация снова перестала работать, мембрана в микрофонной трубке замерзала. Я по старой привычке с трудом отвернула ее от рации и стала отогревать своим телом… После этого у меня пошли нарывы-фурункулы. Нельзя было сделать ни одного шага без дикой боли. А воевать надо, мое стремление преодолеть трудности было велико.

Тяжелые бои продолжались, наши части гнали фашистов с родной земли все дальше и дальше.

Вдруг немцы остановились, никаких выстрелов с их стороны не было. Тишина. Мы не знали, где же теперь немецкая оборона. Где их передний край? Почему все замолчало?…На этот раз без разведки не обойтись. Командование решило послать разведку дивизии и полка, вплоть до разведки батареи. Радистам приказано следовать за разведкой для экстренной связи. Шли мы осторожно, держась за провода, которые тянулись вслед за разведкой. Нас было трое: я, моя подруга Тоня и солдат, который нес рацию. При необходимости следовало включить рацию и связываться с командованием полка – таков был приказ.

Приближалась весна. В лесу сыро и холодно. Был темная ночь. Встречались болота, обойти которые было нельзя. Шуршали ветки кустов и деревьев, а идти нам надо осторожно, без шума. Колючая тьма затрудняла наше продвижение, свернуть в сторону нельзя, провод тянется за разведкой. Вдруг впереди нас началась возня и перестрелка. Мы остановились и сильно испугались. Кто в кого стрелял? В кромешной темноте было трудно разобраться. Мы прислушивались к каждому шороху. Никого не видно. Провод тянулся вперед, а потом круто повернул в сторону и концы оборвались…Стрельба усилилась, разгорелся ночной бой. Что случилось с разведкой и связистами, где они? Вдруг послышалось шуршанье веток и шлепанье шагов по болоту. Мы прижались к дереву и притаились. Но гранаты и автомат на случай приготовили. Все ближе приближались к нам шаги и тихий шепот. Различаем: идут два человека, они то остановятся, то опять идут в нашу сторону. Вдруг они остановились и стали тихо звать нас по имени: «Где ты, Маша, Тоня? Гусев, ты здесь?» У нас отлегло от сердца… Саша Гусев спросил пароль, они ответили. Мы убедились, что за нами вернулись разведчики, которые были впереди. Ох, как мы испугались, что остались одни в лесу! Оказалось, что разведка и связисты встретились с разведкой немцев. Нашим удалось захватить двоих фрицев, и они вернулись за нами. Искали нас в темном лесу, обследуя каждый куст.

Стало светать, ночная тьма проходила. Впереди обрыва на опушке леса находились другие наши разведчики вместе со связистами. Мы собрались все вместе и пошли вперед. Сразу обнаружили немецкие окопы и землянки. Кругом валялись трупы и разбитая техника: орудия, ящики со снарядами, видимо, до нас здесь был горячий бой…Фашисты даже трупы убрать не успели.

Дошли до ближайшей землянки, тщательно обследовали ее, и здесь я включила рацию – разведчики доложили командовании обстановку и получили приказ оставаться на месте до прихода других подразделений. Наша разведка еще тщательнее стала обследовать окопы и землянки, где находились немцы. Прибыли новые подразделения, проверили весь населенный пункт, но нигде не обнаружили немцев. Видимо, они удрали еще ночью.

Штаб нашего полка и пехота остались в этом населенном пункте, а другие части шли по пятам убегающих немцев. Догнали их быстро, и с ходу начались бои, не останавливаясь. Гнали и гнали их, очищая свою землю.

Фрицы успели укрепиться в Новгородской, Ленинградской, Псковской областях. В ходе кровопролитных боев выбивали немцев из населенных пунктов штурмом. На дорогах валялось много убитых лошадей, а мы уже были на машинах, новых «студебеккерах». Много раз наши бойцы-батарейцы останавливались около убитых лошадей, отрезали кусочку мяса и варили в котелках как доппаек. Я тоже ела конину, и она была вполне съедобна. Помню, когда наш старшина батареи нам, девчонкам, приготовил суп с кониной, он оказался таким вкусным, что до сих пор у меня осталось в памяти то ощущение.

На Новгородской земле бомбежки были тяжелыми. В бою за деревню Хутынь погибло так много людей, что вся земля была усеяна трупами. Новгород горел и был сильно разрушен. Людей в городе было мало. Река Великая, протекающая под Новгородом, была наполнена разбитыми орудиями, брошенными ящиками от снарядов и плавающими трупами…

Наши огневые батареи укрепили позиции вдоль берега реки Великой и били из пушек прямой наводкой по монастырю, где залегли фрицы. С какой силой и злостью наши бойцы-батарейцы стреляли по фашистам! Как бы тщательно они ни маскировались, но мы выбили их из гнезд. Монастырь был разрушен, но и огневых точек противника больше не стало.

Моего начальника радиостанции старшину Тимошенко убило зимой 1943 года. Я очень переживала и страдала из-за его гибели. Он много раз меня спасал, научил работать на радиостанции самостоятельно, а главное – фронтовому терпению и выдержке.

Я уже была начальником радиостанции и работала на ней вместе с вновь прибывшим бойцом-радистом. Рации были типа 12-РП, 13-Р и РБМ. Я хорошо знала их материальную часть и в бою сама устраняла неисправности.

Не забыть мне тех кровавых событий, которые учиняли фашисты. Наши военные части штурмом заняли деревню Медведь, но для немцев эта деревня была выгодной позицией, они предприняли атаку и снова заняли ее. Наша дивизия, в частности 783-й полк, не могла отдать снова деревню Медведь и в жестокой атаке опять отбили ее. К сожалению, санинструктор не успела отступить вместе с нами, осталась с ранеными. Немцы окружили ее землянку, ворвались туда и искромсали девушку так, что ее невозможно было узнать, а из раненых сделали кровавое месиво. Жутко и больно вспоминать об этом…Наши бойцы, каждый по очереди, подходили к Шуре и клялись отомстить за нее и за всех погибших. Я до сих пор не могу слышать немецкую речь, содрогаюсь, когда произносят немецкие слова. Может быть, грех мне будет за это, но иначе я не могу. Потому что я помню все…

Милые, красивые девушки, сколько они совершали подвигов во имя Родины! Мою подругу Тоню Никитину перевели в другой дивизион начальником радиостанции. Ее бывшая 6-я батарея стояла на прямой наводке. Батарея вела бой, до последнего отражая натиск немецких танков. Осколки снарядов поражали батарейцев. Бойцов становилось все меньше и меньше: выходили из строя, противостоять больше не могли. Радист был ранен, но собрал все силы и волю: знал, что Тоня по своей рации следит за ходом боя, слушая на той же волне 6-й батареи, вызвал ее по рации и попросил доложить командованию, что требуется срочная медпомощь, бойцы все были или ранены, или убиты. Тоня выполнила его просьбу, доложила командованию полка и командиру дивизиона. Ждала, но помощи не было. Тогда она взяла у санинструктора медицинскую сумку и бросилась бежать по нейтральной полосе к 6-й батарее. Она падала, вставала и снова бежала. По ней фашисты открыли минометный и пулеметный огонь, не подпуская ее к батарее. Солдаты, следившие за ней, кричали: «Вернись, Тоня, убьют!» Но она продолжала бежать и вдруг мина взорвалась, Тоня упала…»Ох!» — вырвалось у бойцов, наблюдавших за ней. Но Тоня появилась далеко в стороне, где по лощине протекала речушка, встала во весь рост и махнула бойцам рукой. Они поняли ее и броском с ранеными на носилках, вышли в лощину. Когда она доползла до батареи, каждый звал ее к себе перевязывать раны. Бойцы, которые последовали ее примеру, вынесли всех раненых и погибших. Тоня плакала и приговаривала: «Командир баратеи был второй раз ранен и истекал кровью, а я его любила!» Вот так моя милая подруга Тонечка спасла раненых бывшей свой батареи, любовь и верных своих друзей. Награды за ее героический поступок от командования не было, лишь гораздо позже Тоню наградили медалью «За отвагу» за другие подвиги.

Наступила осень 1944 года, пошли проливные дожди. Грязь и распутица захлестнули всю землю, наполнили ямы и низины водой и грязью. Наши сапоги промокали, как будто в них были одни дыры. Вода лилась с головы до ног, плащ-палатка не помогала, промокала насквозь.

Бои на Волховском и Ленинградском фронтах были на редкость жестокими. Артиллеристы поддерживали наступающую пехоту огнем, но снарядов не хватало, подвести их по таким дорогам и ухабам было тяжело. Солдаты несли снаряды на себе. Нас с Тоней снова свела фронтовая судьба. Кухня отставала, повар мог в термосе в одиночку принести только кашу. Тоне пришлось одной идти очень осторожно по топкому болоту, взяв с собой два котелка. Она не выдержала, споткнулась и упала, один котелок утонул в болотной жижи. Пришла расстроенная, огорченная. Но мы ведь подруги – ели кашу из одного котелка.

Начался обстрел немцев на наши позиции полетели снаряды. Один снаряд упал прямо нам под ноги – шипел-шипел, впился в землю и…не разорвался. Ох, Господи, мы и тут спаслись от гибели. Командир батареи быстро приказал нам укрыться в другом месте с рацией.

Бои не прекращались. Обидно и горько было видеть, как горели дома и деревни, как погибал в огне неубранный хлеб. Немецкая подлость доводила нас до страшного желания: уничтожать даже пленных, а Германию – с лица земли!

Выходившие из окружения бойцы других частей были страшно измождены, голодные, и все обросшие, шли молча, говорить не могли, а только тихо-тихо шептали. Они рассказали, чем питались: ели траву, муравьев, березовую кору. Но никто из них не помыслил отступить или сдаться в плен. В их глазах осталась злость и сила, воля победить фашистов.

Один Волховский фронт потерял свыше 250 тысяч человек ранеными и пропавшими без вести. 20 января наши войска вошли в разоренный Новгород. Более 3-х тысяч немцев сдались в плен. Но их сопротивление продолжалось. Один наш солдат написал домой, когда уже были на Ленинградском фронте: «Мама, я нахожусь за Ладогой, тут очень трудно, но я сильно хочу есть! Пришли сухариков. Здесь стоят сильные морозы, если можно, то пришли еще носочки. Ты, мама, не переживай, если я погибну. Я не один такой. Все равно победим! И вас освободят!» Вот такое неотправленное письмо мы нашли в его кармане. Он погиб, его еще не успели похоронить.

Суровые многоснежные зимы создали огромные трудности в обороне и в наступлении. Несмотря на это, наши бойцы, и даже девушки, находили в себе силы, чтобы выполнить свой долг перед Родиной. Для воинов Волховского и Ленинградского фронтов была одна задача – освободить от блокады Ленинград, очистить от фашистов города и села Ленинградской и Псковской областей.

Наши разведчики нашли полевую сумку убитого немца, а в ней дневник, куда фашист записывал свои наблюдения: «В деревне, которую мы заняли в глубокой тишине, стоят дома с пустыми черными окнами. На улице воет одинокая собака, мои солдаты расположились на отдых, молчат. Кругом угрюмо ходят часовые. Они похожи на обреченных. Кругом ни одного человека, но повсюду и везде – в лесах, болотах – носятся тени мстителей. Это партизаны. Неожиданно, точно из-под земли, они нападают на нас и исчезают. Мстители преследуют нас на каждом шагу. Проклятье! Никогда и нигде на войне не приходилось переживать ничего подобного…Партизанская война стала настоящим бичом, сильно влияет на моральный дух фронтовых солдат». Вот так оккупанты стали понимать непрочности своих завоеваний.

Со Дня Великой Победы минуло 60 лет. Но память навеки запечатлела мужество и стойкость советского солдата.

Моя однополчанка Мария Демидова из Оренбурга вначале служила связистом 674-го артполка, потом стала поваром 2-го дивизиона. В одном тяжелом бою ранило и погибло много солдат. Маша укрылась со своей кухней в лесочке. Землянка для кухни была неглубока. Маша пристроилась и наскоро стала готовить еду, старалась хоть как-то накормить измученных, выбившихся из сил раненых бойцов до отправки в госпиталь. Приготовила пищу и раздала раненым солдатам. Вдруг неожиданно появились немцы – их было пятеро, — наставили на нее автоматы, требуя еду…За котлом кухни лежал ее автомат, она его схватила и с такой злостью стала стрелять, что сразу замертво уложила троих фрицев, а двое убежали, вслед им раненые бойцы бросили гранату. Так Маша защитила себя, кухню и раненых. Приехавшие за ранеными санитары увидели вокруг кухни трупы немце и ее, живую и невредимую. Расспросив, удивились ее поступку. «Как же ты, Машенька, справилась с пятью фрицами, а? Тебе надо быть автоматчиком, а не поваром!» — говорили солдаты. Она посмеивалась, но в то же время у нее дрожали руки. Командир полка наградил ее орденом Славы III степени, перед строем благодарил за мужество.

Кончилась война, Маша вернулась домой в свой Оренбург. Судьба у каждого из нас после войны сложилась по-разному, не обошла и ее. В 1977 году у нас была встреча ветеранов – однополчан в Новгороде. И все как один рассказывали о своей жизни. Рассказала и Мария Демидова, как обошлись с ней местные власти, когда она обратилась в райисполком, а потом в райвоенкомат за помощью. После войны у многих судьба была не устроена, приходилось обращаться и напоминать о своем участии в Великой Отечественной войне. Напомнила и Мария о войне и награде, полученной на фронте. Рассказывая, Мария не удержалась и заплакала: «У меня стали отнимать орден Славы и со злобой говорили: «Где ты взяла этот орден: У кого украла? Такими орденами поваров не награждали» Я с силой вырвала этот свой кровный орден из рук тылового начальника и больше к ним не обращалась». Но она долго не могла успокоиться, и мы ничем не смогли ей помочь, кроме утешений. Мы общались письмами до тех пор, пока ее не стало. Но ее фронтовой подвиг остался у нас в памяти. Я его не забыла.

Ведь на фронте в бою главным двигателем успеха был воин – Солдат. Сколько бы ни приказывал командир, без стойкости и мужества рядового солдата – фронтовика Победы бы не было ни в одной битве!..

Источник: Слово солдата победы.:М.Изд-во Патриот, 2005. — т.1