Частицей Победы был я сам

Глеб Каледа

Есть дни, которые на всю жизнь остаются в памяти с мельчайшими под­робностями. Таким днем для всех, переживших Отечественную войну, был день 9 мая 1945 г. Я его встречал в дельте реки Вислы, недалеко от Гданьска. Многочисленные протоки реки здесь текут в дамбах, и уровень воды бывает выше полей и полотна дорог — Голландия в миниатюре. Дамбы и много­численные водные преграды удобны для обороны и очень трудны для на­ступающих.

Шли бои с форсированием бесчисленных протоков и дамб. Немцы не­ровно и нервно сопротивлялись: то яростно и упорно отстреливались, то легко сдавались, то стреляли, загнанные в воду, до последнего патрона. Стало известно, что фашистское командование старается эвакуировать на кораблях технику и войска для передачи их нашим союзникам. Все жили, каждый по-своему, ощущением близкого конца войны и готовились к нему.

После полудня 8 мая наши самолеты разбросали листовки на немецком и русском языках, подписанные командующим фронтом. Они сообщали о безоговорочной капитуляции Германии в 2.00 9 мая 1945 г. и о приказе по фронту прекратить всякую стрельбу в 1.00. Это было радостным сообщени­ем, мы читали, перечитывали и обсуждали листовки.

Не успел я просмотреть листовку, как попал под прицельный огонь ору­дий немецкого танка: видимо, заметили рацию. «Этак чего доброго под ко­нец и убить могут», — мелькнула мысль, и я спрятался за кирпичную стену сарая.

Шел бой. К концу дня он становился все более вялым. В 23.00 я в после­дний раз передал команду «Огонь!» — и 32 снаряда легли по северной окра­ине, убив, как мы узнали на следующий день, нескольких фашистов. На фронте наступила тишина. Слышались отдельные очереди, но к 12.00 и они прекратились.

На ночь расположились в доме дачного типа, превращенном немцами в казарму — во многих комнатах двухэтажные нары. Медленно тянулось время в ожидании неведомого и нового. Вот-вот наступит победа и конец вой­ны — то, за что боролись в снегах Волхова, сражались, отступая через Дон к Волге, дрались в окопах Сталинграда, воевали под Орлом и Курском, то, во имя чего мы все жили с того самого утра 22 июня 1941 года. Мне хотелось самому услышать слово столицы о конце войны. Я дежурил. В 4.00 поймал голос Левитана, возвещавший о полной и безоговорочной капитуляции Германии. Вышел на улицу. У дверей часовой-пехотинец.

—  Война кончилась. Слушал Москву, — сказал я ему.

—  Вот за это сообщение спасибо большое, очень большое.

Часовой весь просиял, всей своей фигурой (лица его в сумерках я почти не мог различить). Он знал, конечно, что война сегодня кончается, но хо­тел, как и я, знать, что конец войны объявила Москва.

Возвращаюсь обратно. Слышу голос часового:

—  Товарищ лейтенант, поздравляю, война кончилась. Радист Москву сейчас поймал!

«А… (нецензурное ругательство). А мне все равно, есть война, нет вой­ны!… (опять непередаваемое выражение)». Часовой хотел еще что-то ска­зать, но буквально остолбенел. Я разбудил напарника и лег спать.

Вернувшись от немцев, офицеры-парламентеры рассказывали о том, как их учтиво встретили немецкие офицеры, угощали вином, снимались вместе с ними и дарили нашим офицерам личное оружие (в магазинах, правда, не было патронов). Враг учтиво передавал шпагу победителю. Эти рассказы напомнили слова Л.Н. Толстого о шпаге и народной дубинке.

Часов в 11, после встречи советского командира дивизии с немецким генералом, наши войска пошли вперед. По наскоро сделанным плавням мы перешли через проток Вислы. В Фишербакене разведчики нашли карету и лошадей, посадили в нее радистов (меня с напарником Скворцовым), за кучера сел начальник разведки младший лейтенант Рамазанов, а на облуч­ке, на запятках кареты — ребята-разведчики. С татарскими покриками Ра­мазанов погнал лошадей по шоссе. Около кареты пытался гарцевать на коне командир дивизиона капитан Кулик, но вскоре передал коня разведчику (современный офицер не владеет конем).

Вдруг мы услышали боевую немецкую песню — нам навстречу шла пер­вая небольшая колонна немецких офицеров и солдат, — все с орденами и медалями, они четко печатали шаг. Странное чувство вызывала эта солда­фонская бутафория. Поравнявшись с нами, они резко оборвали песню. За­тем стали встречаться колонны немецких солдат, идущих вразвалку и по­ющих фривольные песни. На их лицах была радость — для них война кончи­лась, и они остались живы. Лица наших бойцов были суровы и сосредоточе­ны; для нас 9 мая — боевой день, мы занимали территорию врага, прини­мали капитуляцию и каждую минуту могли ожидать эксцессов фашистских фанатиков. Но это был необычный боевой день, он требовал большей собранности, новых действий и новых реакций вместо уже привычных, выра­ботанных за годы войны.

Впереди раздалось несколько взрывов — фашисты что-то уничтожали. У дорог лежали кучи немецких ружей и автоматов. С чердаков домов свешива­лись белые флаги. Из кареты мы — два радиста и разведчик вместе с капи­таном — пересели в обнаруженную у дороги немецкую амфибию, размером не более современного «москвича», оставив Рамазанова и других с лошадь­ми и каретой. Вечером остановились в небольшом поселке. С детьми на руках нас приветствовали немецкие женщины. Они радовались концу войны, ин­тересовались, как скоро смогут вернуться из плена их родные. Контрастом их радости был ненавидящий и не желающий нас видеть взгляд старой немецкой помещицы.

Нам стали готовить обед, но попросили сразу дать все продукты, так как трудно с топливом. «А забор?» — воскликнул я. В моем солдатском сознании забор был лучшим в мире топливом. Немки пришли в ужас от моего вар­варства. Мне неоднократно приходилось убеждаться, что немецкое населе­ние и отдаленно не имело представления о том садизме и тех совершенно диких и ничем не оправданных разрушениях, которые творила немецкая армия на оккупированных территориях.

Поздно вечером нам приказали переехать в другой населенный пункт. Немки были искренне огорчены нашим отъездом. Под утро командира ди­визиона вызвал к себе командир полка подполковник Коломиец. Ночь. Про­хладно. Быстро несется легкая амфибия. За рулем Кулик. На душе полная радость победы, гордость за родной народ, за героическую советскую ар­мию, частицей которой был я сам. В победу я тоже вложил свой ратный труд; мы — дети своего народа.

Глеб Каледа с однополчанином, 1942 год.

Связь времен

В истории нашего народа имеется несколько дат, которые определили на­циональную судьбу и свободу. Эти даты, как огненные цифры, должны стоять в сознании каждого из нас; в благоговейной памяти к ним мы долж­ны воспитывать своих детей и внуков. Без них не было бы победы в войне 1941—1945 годов. Мне видится следующая связка времен: 1380 г., 1612 г., 1812 г. — и 1941—1945. В эти годы решался вопрос, быть или не быть нашему народу, нашей выпестованной в поколениях культуре.

Выдающийся полководец Великой Отечественной войны К.К. Рокоссов­ский говорил: «Нельзя любить живых, не научившись чтить память павших». Вспоминая героев Великой Отечественной войны, отдавших жизнь за сво­боду и независимость нашей Родины, мы должны вспомнить героев Кули­кова поля и народного ополчения 1612 г., героев Бородина и Шипки (1877—1878). Нельзя забывать, что Куликовская битва сделала Москву психологи­чески осознанным общенациональным центром русского народа.

В своем патриотизме, внешне скромном, внешне порою незаметном, но страшном для врага в годы тяжбины, мы непонятны Европе, так же как многие страницы истории Европы непонятны для нас.

Вольтер с умилением писал, что между армией Карла XII, осадившей Копенгаген, и датскими крестьянами существовали мирные торговые от­ношения: датчане за деньги поставляли фураж и продовольствие в швед­ские войска, окружившие их столицу. На территории же Белоруссии и Ук­раины, занятой полками Карла XII, возникли партизанские отряды. Фран­цуз Вольтер, этот кумир западной Европы и части русских дворян и царед­ворцев, воспитанных Петром I и Екатериной II, поздравлял прусского ко­роля Фридриха с разгромом армии французского генерала Субиза в Семи­летней войне. Когда русские в 1756 году взяли город Габсаль (Хапсалу) в Ливонии, жители города, удивленные тем, что их не грабят и не чинят насилия, как это делали немецкие ландскнехты, устраивали пиры и празд­нества в честь победителей, а местные красавицы надели свои лучшие на­ряды. Русские были шокированы: «Что за странный народ эти немцы! Если бы мы сдали без нужды такой город, то не смели бы поднять глаза на честного человека, а царь наш не знал бы, какой казнью казнить нас».

В годы наполеоновских войн «цивилизованная» Европа считала варвар­ством действия славных партизан Испании. Французы не понимали, поче­му русский крестьянин не продает фураж для наполеоновской армии, а сжигает сено и хватается за вилы и топор. Москва — единственная столица, которая не вручила свои ключи Наполеону.

В Белоруссии в годы Великой Отечественной войны от рук захватчиков погиб каждый четвертый, и репрессии только усиливали накал борьбы. Ду­шою движения Сопротивления в западной Европе были русские.

Гитлер войну с Советским Союзом рассчитал правильно (я в этом убеж­ден), но рассчитал ее по своим — немецким, фашистским, прусским — меркам: внезапность, преобладание в вооружении, в численности армии на 22.06.41 и многое другое. Он не учел только одного: психологии, патри­отизма русского народа и других народов СССР, различия идеологии ар­мий.

В самом начале войны, когда все тяжело переживали неудачи наших войск, отец сказал мне: «Если они далеко заползут, расползутся, будем давить их как муравьев и тараканов (прусаков). Нас победить невозможно». Эти слова мне вспоминались в тяжелые дни разгрома наших войск под Харьковом, в дни и часы агонии на берегу Дона, в немецких клещах. В поражении под Харьковом были виноваты не советский солдат, не советские офицеры, а бездарные военачальники Тимошенко и Хрущев. Познав горечь поражения, мы выстояли в дыму и трупном смердящем воздухе Сталинграда. Морально и физически там были сломлены немцы. Когда я первый раз ворвался в немецкий блиндаж, то был поражен грязью в жилище аккуратных немцев.

В ходе тяжелейших боев мы выдвинули блестящих полководцев и про­явили массовый героизм, который осознали много позже, а тогда казалось: иначе нельзя. Вот это иначе нельзя, которое было в сердцах защитников Бреста, Одессы, участников обороны Сталинграда и т. д., и есть настоящий героизм народа.

Русские никогда не были наемниками иностранных государей. Невоз­можность этого понимала даже коронованная развратница, бедная прин­цесса из германской глуши — Екатерина II — императрица петербургская, кумир крепостнического дворянства. На просьбу английского двора при­слать за крупную плату русских крепостных для английской армии она от­ветила отказом. Умная баба понимала, что под английским скипетром заво­евывать колонии для островной державы и воевать с французами русский мужик не будет. Можно воевать и проливать кровь только за Родину.

В 1757-1758 гг. русская армия заняла Восточную Пруссию и Кенигсберг. Немецкий историк Архенгольц писал: «Никогда еще самостоятельное цар­ство не было завоевано так легко, как Пруссия. Но и никогда победители в упоении своего успеха не вели себя столь скромно, как русские». 24 января 1758 г. Иммануил Кант в числе других присягнул на верность русскому престолу и продолжал читать лекции немецкому юношеству.

Когда русские заняли в 1760 г. Берлин, прусский король Фридрих вос­кликнул: «Спасибо русским, именно они спасли Берлин от ужасов, кото­рыми австрийцы угрожали моей столице». Эти слова зафиксированы мно­гими свидетелями. В 1813 г. русские своим поведением поразили парижан.

В 1945 г. мы, которых лозунги на стенах немецких домов называли варва­рами с Востока, заботились о питании населения Берлина, того Берлина, который мы в окопах Сталинграда называли «логовом врага».

Мы не националисты. Россия никогда не была колониальной державой, подобной Англии. В годы антинаполеоновских войн крупные соединения сражались под командованием грузинского князя Багратиона, любимца армии и русского народа. В войне 1812 г. несколько казахов награждено зо­лотым оружием, и казахи до сих пор этим гордятся.

Бывая в Европе, бродя по набережным Эльбы и Темзы, я ясно чувство­вал, что там никогда не была понята загадка России, а теперь — тем паче.

Вечная слава героям Ледового побоища, Куликова поля, Бородина, мил­лионам братьев и сестер, отдавших в годы Великой Отечественной войны свою жизнь за нашу жизнь. Всем им слава и вечная память в сердцах благо­дарных потомков!

Источник: Священник Глеб Каледа — Ученый и пастырь. ОАО ПК «Зауралье», с. 232-236.