Авианосец

Капитан-лейтенант Розенбаум готовился выйти в свое восьмое патрулирование — последнее перед тем, как стать командиром флотилии новых, «карманных», подлодок на Черном море. (Именно там он через два года трагически погибнет в авиакатастрофе, повторив судьбу многих командиров подлодок, которые, справившись со многими опасностями морских рейдов, впоследствии погибали на суше.) Предыдущий рейд, маршрут которого протянулся от Гренландии до Кипра, не принес больших успехов. Но кто знает, что его ждет сейчас? Может, ему и улыбнется удача…

Нет, у него не было причин жаловаться. Удачи, как и полагалось, чередовались с неприятностями, да по большому счету и тех удавалось избежать. Например, в своем последнем походе, когда он доставлял груз в Тобрук, его лодку «U-73» (класс VII пятьсот тонн водоизмещением) в открытом море неожиданно застиг самолет и бомбой практически снес корму.

Но судьба поторопилась прийти к нему на помощь. «U-73» не только осталась на поверхности и сохранила плавучесть, но и, как ни трудно в это поверить, успешно вернулась — лишенная способности к погружению, — преодолев 1200 миль в водах, кишевших врагами, от Тобрука на побережье Африки до Ла-Специи, что в двухстах милях к востоку от Марселя.

В пути лодка не попалась ни одному самолету. А ведь любому командиру подводной лодки, патрулировавшей в любой части Средиземного моря, приходилось, спасаясь от самолетов, погружаться по двенадцать раз на дню! И кто мог осуждать береговые службы, когда те решили, что видят перед собой привидение, — при свете дня в гавань Ла-Специи с трудом вошла «U-73» с кормой, изжеванной, как окурок сигары, лодка, которая уже несколько недель считалась погибшей!

Ей пришлось еще много недель провести в доке, где, насколько это было возможно в условиях иностранной верфи, ее отремонтировали.

Конечно, адмирал Крейш (он командовал операциями подводного флота в Средиземноморье) не собирался оставлять опытную команду «U-73» ждать у моря погоды в Ла-Специи, тем более что просоленных моряков катастрофически не хватало. Но потребовалось немалое время, прежде чем командир убедился, что и команда и лодка — «старая телега», как он называл ее, — возвращаются в прежнее состояние.

Тем не менее, когда в конце июля пришел приказ, чтобы к вечеру 4 августа лодка была готова выйти в море, это известие взбудоражило всех.

Дело было в том, что, по данным разведки, союзники готовили в Средиземном море крупную операцию, и им наперерез должно было выйти максимальное количество подлодок стран Оси. Первой целью был намечен конвой, который только формировался в Гибралтаре. Роммель стоял у ворот Александрии, и ее защитники спешно нуждались в боеприпасах и подкреплении. Конвою предстояло прорваться в Средиземное море и доставить их. К месту сбора издалека стягивались крупные торговые суда, и подготовка шла полным ходом. (Это была операция «Пьедестал» — предполагалось, что она доставит подкрепления не только в Египет, но и на Мальту, чтобы облегчить ее положение. В составе конвоя были тридцать два эсминца, семь крейсеров, линкоры «Нельсон» и «Родни», четыре авианосца и четырнадцать торговых кораблей. Пять из них достигли Мальты, доставив ее гарнизону жизненно важные грузы, которые и помогли спасти остров.)

4 августа 1942 года. Под палящим полуденным солнцем «U-73» только что пересекла акваторию гавани Ла-Специи. Выйдя из сухого дока в ее дальнем конце, она подошла к бетонному молу арсенала, где ей предстояло взять на борт вооружение и запасы продовольствия. Едва только она пришвартовалась, сразу же началась работа. Новый кок, пышноволосый парнишка, который еще недавно работал на кухне штаб-квартиры, сновал туда и сюда, сверяясь с планом размещения грузов. Принимая бесчисленное количество ящиков, клетей, мешков, банок, корзинок и сеток, он наблюдал, как они, переходя из рук в руки, скрываются в трюмах лодки, а новый первый помощник обер-лейтенант Декерт, пристроившись на кнехте, ставил галочки в списке.

Но сама лодка еще не была полностью готова к выходу в море. Немецкие и итальянские судоремонтники, вооружившись фонариками, еще ползали по ней, проверяя и зализывая последние штрихи ремонта.

На носу лодки боцман с помощником набивали снарядами ленты 20-миллиметрового скорострельного зенитного орудия. Снаряжать ленты приходилось исключительно аккуратно, чтобы во время стрельбы не случилось осечки.

Командир же расхаживал по пирсу, стараясь придать себе бодрый и оптимистичный вид. Конечно, они вышли в море точно в предписанный срок и, как всегда, совершили невозможное — проскользнули мимо узкого перешейка к юго-востоку от Ла-Специи и миновали два маяка-близнеца в Тино и Пальмерии. Тем же вечером «U-73» вышла в свое восьмое патрулирование.

На следующий день командир стал гонять лодку на всех режимах, проверяя, насколько она готова к пребыванию в море, и тренировать команду. Несколько дефектов сразу же дали о себе знать. При глубоком погружении выпускные клапаны давали протечку. Выяснилось, что место, где кабель пеленгатора проходил сквозь обшивку корпуса, не было как следует произолировано, а рация вообще отказывалась функционировать. Протекала главная помпа, серьезная протечка была в сальнике боевого перископа, и, что хуже всего, чувствовалось биение основного вала, идущего от дизеля.

Кроме этих основных дефектов, была еще куча мелких — например, не было бортиков на койках, не было крючков, чтобы закрепить открытые двери в переборках.

На второй день патрулирования появились и другие осложнения. Четыре члена команды слегли с желудочными коликами и высокой температурой. Да и почти все на борту чувствовали недомогание из-за жаркого лета. Немецкие войска придерживались привычки повсеместно кормить личный состав одной и той же сытной нищей. Привычная на родине, она совершенно не подходила к условиям Средиземноморья. Последствием такого подхода были обычные жалобы на желтуху и гастрит, на которые не обращали особого внимания. Но заболевания на лодке «U-73» были куда серьезнее, и они могли стать причиной возвращения лодки на базу.

Все же капитан-лейтенант Розенбаум продолжал патрулирование к северу от Алжира. Его беспокоило, как бы не упустить тот шанс, на который намекал адмирал Крейш, несколько дней назад инструктируя его в Риме.

По сообщению адмирала, получено известие, что к конвою союзников, идущему из Гибралтара, присоединился британский авианосец (название его пока неизвестно). Его задача — отражать нападения с воздуха и атаки подводных лодок. И надо постараться, как можно раньше вывести его из строя, пока еще конвой не вышел под защиту самолетов берегового базирования, или нанести ему такие серьезные повреждения, чтобы авианосец на несколько месяцев вышел из строя. Ради этого стоит приложить все силы.

Но, похоже, судьба в этот момент не благоволила к капитан-лейтенанту Розенбауму. На следующий день, 6 августа, добрая треть команды свалилась с энтеритом, воспалением кишечника. Тем не менее, Розенбаум продолжал считать, что ситуация достаточно типичная, — на подлодках, уходящих в патрулирование, она порой случалась.

7 августа «U-73» достигла района своих действий в западной части Средиземного моря. Днем она держалась на перископной глубине и всплывала лишь по ночам, чтобы перезарядить батареи и продуть отсеки свежим воздухом. За четыре дня на глаза попался лишь танкер, идущий на большом расстоянии, и неопознанная подлодка. Командир решил, что субмарина, скорее всего, итальянская, которая возвращается на базу из патрулирования.

Большинство заболевших стали поправляться, кроме одного человека, у которого, по всей видимости, была дизентерия, и его пришлось изолировать. Последние следы болезней исчезли в ходе непрерывных тренировок, которые вернули команде уверенность в своих силах. Часть технических дефектов в лодке удалось устранить своими силами, и Розенбаум чувствовал, что в его руках — надежное оружие, которое не подведет, когда придет время пустить его в ход.

Оно пришло скорее, чем он ожидал, — 11 августа. Утром гидрофоны уловили шум винтов, приближающихся с запада. «U-73» двинулась им навстречу, и через пятнадцать минут в трех милях от лодки справа по носу в перископе возникли мачты эсминца. Почти в то же мгновение показался и авианосец, который с этого расстояния походил на гигантский спичечный коробок, плавающий в пруду.

Подойдя поближе, Розенбаум убедился, что вокруг него кружат пять эсминцев и еще один корабль поменьше. Авианосец держал скорость двенадцать узлов и шел зигзагами, каждый раз закладывая галсы от трех до пяти миль. Через тридцать минут вся эскадра исчезла из виду.

Спустя час снова появился эсминец и на полной скорости промчался всего в четверти мили от подводной лодки. На мгновение Розенбаум было подумал, что его обнаружили, но, взяв себя в руки, решил не уходить на глубину, чтобы не терять визуальный контакт.

Как только эсминец остался далеко за кормой, Розенбаум снова поднял перископ — на этот раз куда выше — и принялся внимательно осматривать окружность горизонта. Не успел он покрыть ее шестую часть, как с запада появился густой лес мачт — конвой!

Пока Розенбаум наблюдал за его приближением, у него было время примерно прикинуть силы врага, но тут из-за кормы появилось судно эскорта, и ему пришлось опустить перископ. Все же он насчитал примерно восемь кораблей, явно крупнее сухогрузов, — на одном из них высокая трехногая мачта и взнесенный на мостик пункт управления огнем говорили, что это линкор или линейный крейсер; рядом держались еще два крейсера и около восьми эсминцев, не говоря уж о судах поменьше, идентифицировать которые было просто невозможно.

Приказав двигателям дать полную скорость, Розенбаум, держась на перископной глубине, направился в сторону врага. По мере того как расстояние неуклонно сокращалось и подлодка, заходя со стороны моря, все сближалась с конвоем, он убедился, что последним судном по правому от него борту был авианосец «Игл». Но между ним и подлодкой была защита из семи эсминцев.

Похоже, все самолеты авианосца были на борту, и если он будет и дальше идти тем же курсом, то подлодка сможет в упор расстрелять авианосец торпедным залпом. Теперь двигатели работали на половинной мощности, и Розенбаум вплотную приблизился к конвою. Над головой прошли первые три эсминца охраны авианосца, но подводная лодка осталась незамеченной.

Командир снова осторожно поднял перископ. С правого борта приближалась линия конвоя — крейсер, а за ним авианосец с прикрывающими его эсминцами.

За ним ярдах в шестистах тянулась вереница тяжело груженных сухогрузов. В поле зрения шли восемь судов во главе с десятитысячником.

Расстрелять эти цели можно было без особого труда. Один торпедный залп  и в небо полетят обломки. Такой шанс выпадал раз в жизни. Розенбаум с трудом подавил искушение воспользоваться им. Он должен подобраться к авианосцу на расстояние прямого выстрела. И он решил ждать.

Через минуту в поле зрения перископа появился авианосец; он был виден целиком, от носа до кормы. Чуть отвернув вправо, Розенбаум начал атаку. Все торпедные аппараты давно были готовы к бою и ждали только сигнала. Командир решил выпустить залп из четырех торпед с расстояния пятьсот ярдов — они поразят борт авианосца на глубине двадцать футов. В последний момент, удостоверившись, что хотя бы часть из них попадет в цель, он приказал чуть уменьшить угол атаки — так было больше надежды, что ни одна из четырех торпед не пропадет даром.

Все было готово. Настало несколько мгновений мучительного ожидания, пока лодка медленно разворачивалась носом к авианосцу, и тот занимал наивыгодную позицию для торпедного залпа по нему. В последний раз сверившись с перископом, командир скомандовал:

— Огонь!

Едва только четыре торпеды вылетели из труб аппаратов, тут же была пресечена попытка лодки выскочить на поверхность — в балластные цистерны бурно хлынула вода, и лодка пошла на погружение. Пока экипаж уводил лодку на глубину, послышались четыре взрыва. Лодка еще опускалась, когда донесся странный, скрипучий и стонущий звук, — через две минуты после удара торпед авианосец «Игл» пошел ко дну…

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, но через двенадцать минут корпус лодки вздрогнул от далекого раската взрыва — это, вне всякого сомнения, под водой взорвались котлы авианосца.

И только тогда рванула первая из серий глубинных бомб — сначала в отдалении воду вспенили пятнадцать ударов, затем еще шесть и шесть, за которыми последовали еще три; в завершение разорвались две серии по две бомбы. Даже без наушников гидрофонов были слышны писк и шипение «асдика», нащупывавшего лодку, но, скорее всего, его волны гасли в слое плотной воды, под которым скрывалась подлодка. Она почти недвижно зависла на глубине пятьсот футов, куда Розенбаум рискнул увести ее.

Все три часа, которые лодка находилась на этой запредельной глубине, она зловеще потрескивала, хотя неподвижно стояла на одном месте. Все вспомогательные механизмы были заглушены, трюмные помпы стояли без движения, пусть даже вода проникала и сквозь неплотно подогнанные сальники, и сквозь выводы проводки, и сквозь забортные клапаны — и, принимая в трюмы воду, лодка все тяжелела.

Все члены команды, свободные от вахт, получили приказ занять места по койкам, чтобы лежа потреблять меньше кислороду; дышали они через противогазы. Многие уже натянули спасательные костюмы. Дышать в жаркой, влажной и спертой атмосфере лодки становилось все труднее. Все обливались потом. Но команда понимала, что выхода нет, — стоит им сдвинуться с места, и они погибнут.

Спустя три часа разрывы глубинных бомб прекратились. Розенбаум поднялся под перископ. Гидрофоны вышли из строя и не работали, так что иного выхода не было. Но едва только бегло осмотрев окружающее пространство, он убедился, что вражеские эсминцы ушли — и как раз вовремя, потому что за кормой лодки тянулся широкий масляный след. Из поврежденной цистерны вытекало горючее. Должно быть, его не заметили лишь потому, что на месте гибели авианосца переливалось радужными разводами огромное масляное пятно.

Поднявшись на поверхность и перекачав остатки топлива из поврежденной цистерны, Розенбаум послал первое сообщение адмиралу Крейшу, главнокомандующему операциями подводных лодок в Средиземном море:

«Состав конвоя: линкор (под вопросом) — один, авианосец — один, название «Игл», крейсеров — два, эсминцев — пятнадцать плюс девять (или десять) транспортов…»

После чего последовали данные о курсе, местоположении и времени, когда подлодка в последний раз наблюдала конвой. Розенбаум завершил доклад следующими словами:

«Игл» поражен четырьмя торпедами с дистанции пятьсот ярдов. Был ясно слышен звук, когда он пошел ко дну. Лодка подверглась бомбардировке глубинными бомбами, повреждений не имею».

Тем же вечером, в десять часов, экипаж «U-73» поймал передачу немецкого радио. В специальном бюллетене сообщалось, что германская подводная лодка потопила в Средиземном море британский авианосец «Игл». И вскоре потоком пошли сообщения по радиотелеграфной связи с поздравлениями в адрес команды «U-73» и ее командира капитан-лейтенанта Гельмута Розенбаума за их выдающееся достижение.

Сообщения о гибели авианосца заняли центральное место во всех газетах. Но молодого командира не покидала мысль, что эта легкая и простая победа досталась ему лишь в силу потрясающей удачи.

Той же ночью Розенбаум записал в своем военном дневнике: «Ну и день! Один из тех, когда кажется, что все идет как по маслу. Двое суток мучился дизентерией, но сейчас температура спала, и дело, наконец, пошло на поправку…»

Похоже, именно этот факт доставил ему максимальную радость, даже большую, чем Рыцарский крест, которым он был увенчан за его подвиг, но который теперь остался в далеком прошлом…

Источник: Харальд Буш. «Подводный флот третьего рейха». М.:ЦЕНТРПОЛИГРАФ 2003 г. с. 87-100.