Школа № 249 и следующие школы, в которых я училась, составляли единую систему, вводившую детей и подростков всесторонне подготовленными к жизни в стране, такой, какой она была в то время, сначала военное, потом мирное, но всегда сильно идеологизированное. К этому последнему обстоятельству надо было хорошо приспособиться, чтобы прожить нормальную для того времени жизнь. Надо было знать, что и как понимать, что можно и чего нельзя говорить

По ночам жители были дома или в бомбоубежищах, так что никаких решений по поводу объявляемых по радио воздушных тревог или артобстрелов им принимать не приходилось. Днём во время воздушной тревоги или артобстрела дворники и специальные дежурные требовали, чтобы прохожие с улиц заходили под арки над проходами во внутренние дворы домов («загоняли в подворотни») или в бомбоубежища, если они были близко. Там полагалось дожидаться «отбоя».

Именно отец, предвидя голод, решил в августе-сентябре 1941 г. сделать возможные закупки на случай голода, пока еще в свободной продаже в магазинах были продукты питания. Мария Михайловна и мы с Валей ленились и даже стеснялись это делать, потому что официальная пропаганда осуждала любые запасы впрок. Они преследовались как проявление панических настроений и даже были объектом доносительства.

Наша семья снимала комнату у поляка-шорника в доме сельского типа. В хозяйской семье было две дочери – Кристина 12 лет и Ядвига 5 лет. Они рассказали нам с Валей, что когда в Рутки-Коссаки вошла немецкая воинская часть, солдаты стали обходить дома и расстреливать мужчин, не явившихся на регистрацию. Обнаружив хозяина-шорника, немецкий солдат вывел его на его собственный огород и приготовился расстрелять.