Снова нечего было есть, и мы меняли добытые Женей бусы на картошку. Доехали до Поповки. Одно разбитое поле. Приехали к бабушке на Белоостровскую, а нас не про­писывают и не берут на работу. Жили на одну ее карточку, голодали. Бабушка обратилась к своему племяннику, работавшему в «органах», с просьбой пропи­сать маму. Я помню, как он к нам приходил — высокий, угрюмый, в кожаном пальто. Я немцев так не боялась, как его.