Значение операции "Багратион"

Своими фронтовыми воспоминаниями об операции «Багратион» делятся непосредственные участники событий: Владимир Дмитриевич Мелентьев – полковник, профессор, академик Академии Военно-исторических наук, ветеран Великой Отечественной войны с 17 лет, который в этой операции принимал участие и Александр Павлович Гаврин — полковник в отставке, член-корреспондент Академии военно-исторических наук, участвовавший в наступлении советских войск в Белоруссии.

Беседу можно прослушать, скачав аудиофайл

Владимир Дмитриевич Мелентьев: Операция «Багратион» это условное название Белорусской стратегической наступательной операции, разработанной ставкой Верховного Главнокомандования на летне-осеннюю кампанию 1944 года. Это одна из выдающихся операций Великой Отечественной войны. Успех её предопределил успех всех остальных операций летне-осенних кампаний, в результате которых было завершено освобождение советской земли от немецко-фашистской оккупации и, кроме того, советские войска освободили часть территории других государств европейских. Конечно же, операция «Багратион» имела непосредственное значение и для нас, ленинградцев, поскольку события Белоруссии предопределили капитуляцию в Финляндии, и победоносно была завершена таким образом Сибирско-Петрозаводская операция, которая привела к капитуляции Финляндии во Второй Мировой войне.

Александр Павлович Гаврин: А тут я хотел бы дополнить Владимира Дмитриевича. Как известно, 1944 год явился годом решающих побед Советской армии. И вот начало его было связано с полным снятием блокады Ленинграда. Это был первый сталинский удар. Ну а Белорусская операция по всем историческим документам относилась уже к пятому удару. Вот в этом пятом ударе и пришлось мне принимать участие, молодому тогда сержанту в составе 47-й гвардейской стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии, действующей на левом фланге 1-го Белорусского фронта.

Теперь несколько слов о самой операции. К лету 44-го года обстановка на советско-германском фронте была чрезвычайно интересной. В ходе зимней кампании на советско-германском фронте образовалась два огромных стратегических выступа. Один в сторону советских войск в районе Белоруссии и второй на юге в сторону противника. Наличие этих выступов давало возможность каждой из противоборствующих сторон окружить и уничтожить группировку войск противника.

А.Л.:  Все были уже научены опытом и Сталинграда, и Курской дуги и хотели использовать эти позиционные преимущества для того, чтобы взять противника в котёл?

— Совершенно верно. Более того, к этому времени уделом фашистского руководства стал удел стратегической обороны. Под Курском им была предпринята последняя попытка наступления стратегического масштаба. К лету 44-го года гитлеровское руководство ломало голову: где же будет наноситься главный удар, чтобы там сосредоточить свои основные усилия? Белоруссия для противника была чрезвычайно важна, поскольку нельзя было терять стратегического выступа, кроме того, разгром группы армий «Центр» приводил советские войска непосредственно на Варшавско-Берлинское направление и непосредственно на территории фашистской Германии и восточной Пруссии. В то же время общее важное значение имел и южный выступ, на юге. Здесь советские войска ещё зимой 44-го года вышли на территорию Румынии.

А.Л.:  Но ведь насколько я понимаю, гитлеровская Германия всецело зависела от Румынских поставок нефти?

— Румыния являлась единственным поставщиком нефти для фашистской Германии. Потеря Румынии означала неминуемую капитуляцию в войне и, кроме того, Гитлеру, конечно, не хотелось терять две румынских армии, которые воевали на его стороне. Поэтому гитлеровское командование и решало, где же сосредоточить основные силы. А Советское командование, оценив ситуацию, решило главный удар нанести в Белоруссии. В то же время было принято решение демонстрировать усилия, так что советское командование будет наносить главный удар на юге против группировки войск, именуемой «Южная Украина» немецко-фашистской группировки.

А.Л.: Владимир Дмитриевич, Александр Павлович, очевидно, наше Верховное командование тут играло на вот этой боязни Гитлера потерять нефтяные ресурсы для гитлеровской Германии, прежде всего?

— Совершенно верно. Потеря Плоештинского нефтяного района была потерей стратегического характера: воевать без топлива невозможно. В этой связи была организована и проведена операция, характеризующая советское стратегическое военное искусство — операция по стратегической маскировке и дезинформации основных военных действий в летне-осенней кампании 44-го года. С этой целью все шесть танковых армий, которые находились ещё зимой на южном крыле советско-германского фронта, были оставлены на юге, а танковые армии по временам войны являлись основным средством развития оперативного успеха в успех стратегический. Но дело в том, что как показал опыт войны, танковая армия, участвуя в фронтовой наступательной операции, теряла до половины своих танков, а зимой было проведено 10 таких операций. И в результате, к весне 44-го года в танковых армиях оставалось до батальона танков. Вот они-то и демонстрировали нахождение шести танковых армий. И поэтому противник, имея в виду, что основные танковые силы находятся на юге, здесь и сосредоточил свои основные усилия и свою основную танковую группировку. В то же время новые, изготовленные на заводах танки, грузили на железнодорожные платформы, а всю остальную часть платформы занимали тюками прессованного сена. Эти эшелоны с прессованным сеном шли на Белоруссию как корм для лошадей.

А.Л.: Получается, что гитлеровские разведчики с воздуха видели составы с сеном, а внутри этих стогов на железнодорожных платформах находились советские танки?

— Совершенно верно. И в результате в Белоруссии была сосредоточена танковая группировка в 5 тысяч 200 танков против 900 танков, которыми располагала группа армий «Центр».

А.Л.: То, что Вы говорите, конечно, интересно. И я был бы рад, если бы Александр Павлович Гаврин поделился своими личными воспоминаниями о том, как готовилась операция «Багратион».

— Владимир Дмитриевич уже подчеркнул, что операция готовилась очень тщательно. Особенно обращалось внимание на маскировку передвижения войск. Я в составе отдельного эшелона, который должен был идти на пополнение воинских частей из Горького (выпустили выпускников Горьковской военной школы радиоспециалистов). И когда мы следили по карте, куда же мы пойдём, у всех складывалось впечатление, что эшелон идёт на Украинские фронты: либо Первый, либо Второй, либо Третий Украинский фронт. Потому что мы проехали всю Белоруссию и вышли на Украину, а затем вдруг ночью неожиданно эшелон повернул на север. Нужно было ввести в заблуждение противника, что якобы эшелон движется на юг. На самом деле, в какой-то момент был резкий поворот в сторону первого Белорусского фронта. Вот так мы оказались (в том числе и 8-я гвардейская армия тоже получила назначение за перемещение в сторону Бреста) на Люблинско-Брестском направлении.

Мне хотелось бы обратить внимание на гениальность плана. В ходе наступления левого фланга первого Белорусского фронта стоял крупный город Брест. Это не столько город, как крепость, которая была известной ещё с середины 19 века. Но мы тогда мало знали о судьбе Брестских защитников 1941 года, тогда мало говорилось об этом. Но в планах командования, конечно, учитывался этот серьёзный орешек, как серьёзное препятствие для наступающих войск. Поэтому у нас разговор тогда шёл, как мы сумеем овладеть этой крепостью. Но практически не пришлось овладевать. Был разработан план, направленный на обход самого Бреста. И две группировки южного фланга Первого Белорусского фронта (южный в составе четырёх армий там, где, кроме 8-й гвардейской – 47-я, 69-я Польская армия, вторая танковая армия получили направление на Хелм, Люблин и Варшаву), а северная группировка тоже обходила с севера, и, таким образом, сама Брестская крепость, г. Брест, оказывался в окружении. Как бы в естественном окружении, не принимая, каких-либо дополнительных мер к изоляции Брестской крепости. Вот это, на мой взгляд, не поняло немецкое командование. И когда они почувствовали, что их окружают, было уже поздно.

18 июля мы в составе 47-й дивизии участвовали в прорыве. Интересна тоже сама организация прорыва. Немцы обычно рассчитывают, что идёт сперва разведка боем, артиллерийская подготовка, а затем уже наступление. А в этот раз перехитрили. Разведку боем превратили в сплошное наступление. Сперва мы 18 числа по одному батальону от каждой дивизии участвовали в прорыве, а немцы восприняли как уже главный удар. И в результате обошлось без больших жертв, кроме того, мы обеспечили ввод второй танковой армии, которая мгновенно рванулась вперёд.

К.К. Рокоссовский, 1944 г.

А.Л.: Александр Павлович, Вы назвали этот стратегический план 1944 года гениальным, но кого мы должны благодарить за гениальные военные решения?

Александр Павлович: Прежде всего, мне бы хотелось отметить гениальность командующего первого Белорусского фронта, в последующем маршала Советского союза, Рокоссовского К.К. Я думаю, что многие смотрели кинофильм, где показан момент, когда Рокоссовский докладывал о плане развития стратегической операции верховному главнокомандующему Сталину. И Сталин на первых порах не согласился с его планом, заставил подумать ещё раз и вернуться к этому разговору. Но Рокоссовский настоял.

А суть заключалась в том, что немцы, как правило, считали, что удар должен наноситься где-то на одном главном направлении. А он выбрал сразу два главных направления, и это оправдало себя. Это привело к тому, что, естественно, Брестский гарнизон (там сосредоточен был большой гарнизон) получился выключенным из военных действий, и они только тогда опомнились, когда войска наши были уже в Польше. Поэтому они сравнительно легко бросили Брестскую крепость. Наши воины окружили немецкие войска в ночь с 27 на 28 июля, которые пытались бежать на запад, но было уже поздно. Они плелись у нас в хвосте. Я думаю, что это как раз один из гениальных ходов, который обеспечил успешное продвижение наших войск и выход к Висле, Варшаве.

Владимир Дмитриевич: Действительно, военное искусство Белорусской операции великолепно показало себя, но я хотел бы сделать небольшое уточнение относительно действий К.К. Рокоссовского. Говоря о начальном этапе Белорусской операции, надо сказать, что было окружено 4 группировки противника и все они уничтожены в течение, буквально, одной недели.

Для сравнения: Сталинградскую группировку, окружённую, уничтожали в течение двух месяцев. И, надо сказать, что в ходе Белорусской операции мы впервые организовали подвижно-внешний фронт окружения. Опять-таки, для сравнения: под Сталинградом этот фронт был неподвижным, и немцы делали попытку деблокировать группировку Паулюса. И сколько Манштейн, (кстати говоря, фамилия правильно не Манштейн, а Залисский, это немецкий генерал славянского происхождения), так вот, сколько Манштейн не пытался деблокировать Паулюса, ему это не удалось. Тогда как в Белорусской операции противник не мог сделать ни одной попытки к деблокированию окружённых группировок, более того, темп наступления советских войск достигал 50-ти км в сутки, и мы перевыполнили замысел Ставки по продвижению операции. Замысел предусматривал выход на рубеж государственной границы, а мы были в конце операции в предместьях Варшавы.

А.Л.: Владимир Дмитриевич, в сознаниях миллионов советских людей, после того как на экранах прошёл кинофильм, зафиксировался такой драматический момент, когда Сталин с недоверием относится к плану Рокоссовского, заставляет его даже выйти, ещё раз подумать, на сколько этот киносюжет исторически обоснован?

— Дело в том, что это не план Сталина, это план Генерального Штаба, который предусматривал нанесение одного удара на Рогачёвском направлении, а Рокоссовский настаивал на нанесении двух ударов. Так вот, практика показала, что то направление, которое предлагал Генеральный Штаб, оказалось неудачным: там оборону противника прорвать не удалось, а на том направлении, что настаивал Рокоссовский, оборона была прорвана, и группировка, прорвав оборону, вышла в тыл Рогачёвской группировке, и противник вынужден был отходить и на Рогачёвском направлении. Вот такой парадокс деятельности и планирования произошёл, в данном случае, командования фронта и Генерального Штаба.

А.Л.: Доводилось ли Вам в годы Великой Отечественной войны видеть К.К. Рокоссовского? Александр Павлович, видели когда-нибудь?

— Да. Но, конечно, я его видел издалека. Это было на Висле, в районе Магнушева, когда началось форсирование Вислы и овладение плацдармом южнее Варшавы 60 км. Дело в том, что форсирование таких больших рек — это всегда сложная проблема, тем более, что подготовленных мостов и переправ не было. Поэтому приходилось переправляться на подручных средствах. В то же время на подручных средствах нельзя было перевезти тяжёлые орудия, танки и другую технику. Поэтому наряду с командующим армией Чуйковым на нашем участке появился и К.К. Рокоссовский. Он удостоверился, что сперва прошёл бросок разведывательной группы, которая должна была захватить небольшой кусок земли с тем, чтобы обеспечить подход других частей. И вот, когда группа успешно решила задачу, затем инженерные подразделения выбросили на воду лодки. Стали ломать сараи, делать плоты и разные подручные средства. И в этот момент появился Рокоссовский.

А.Л.: Владимир Дмитриевич, а Вам доводилось видеть Рокоссовского в ходе Великой Отечественной войны?

— В ходе Великой Отечественной войны мне приходилось видеть его издалека, а вот после войны, я счастлив, поскольку был знаком с Рокоссовским лично. Дело в том, что мне после войны пришлось быть адъютантом у генерала Лисицына, его давнишнего друга. И они часто общались и по службе, и в частном порядке. И поэтому приходилось встречаться довольно часто. Он лично знал меня, и я мог удостовериться в его высочайших не только военных, но и человеческих качествах. Это Человек с большой буквы! Можно привести много примеров, характеризующих его именно человечность.

А.Л.: Поделитесь, пожалуйста, такими примерами.

— Один из примеров: нам дали в этот период в разведывательный батальон новые мотоциклы и новые бронемашины советского производства (раньше у нас были американские). Их определили в специальном военном городке. И Рокоссовский вместе с группой генералов приехал посмотреть на образцовые парки, где размещалась эта техника. Приезжаем к этому самому парку, дневальный не может открыть этот парк:

— В чём дело?

— Дежурного по парку нет.

Ищут дежурного по парку, найти не могут. Командир батальона в недоумении, в полном расстройстве, все остальные так же. И вдруг появляется этот дежурный по парку, лейтенант, и обращается к командиру батальона. Тот не даёт ему буквально слова сказать. Рокоссовский подходит, отстраняет его тактично:

— «Что у вас случилось, товарищ лейтенант?»

— «Товарищ маршал, жена рожает».

Рокоссовский говорит своему шофёру Васе Косневскому (Вася Косневский — дядя моей жены был):

— «Василий, пожалуйста, поезжайте с лейтенантом к его жене и немедленно отвезите её в госпиталь».

И обращается к генералу Лисицыну:

— «У Вас хватит места в машине, чтоб мне доехать до военного городка?»

— «Конечно».

Вот один из примеров человечности этого человека.

А.Л.: Конечно, на такие проявления добрых человеческих чувств ведь и военнослужащие отвечали искренней глубокой любовью к своему маршалу.

— Безусловно. Эта любовь была основана именно на таком человеческом отношении к подчинённым.

Продолжение следует.

Запись с эфира: 5 июля 2009 г.

Подготовили текст: Наталья Збарская, Татьяна Алешина.

www.world-war.ru

Окончание беседы читайте:
Мы зашли на территорию Германии как воины-освободители