В пионерском лагере: начало войны
В те наши детские годы это было модно: летом ездить в пионерский лагерь. Каждый ребенок не мог дождаться, когда его пошлют в пионерский лагерь. Побывать в пионерском лагере, — значит, многого набраться в детской жизни. Здесь и жизнь в палатке, здесь и костры, здесь и соревнования по плаванию, бегу и другим видам спорта. Здесь и ознакомление городских ребятишек с деревенской жизнью. Вообще, много, много интересного.
Ещё ты не шёл в школу, а уже грезил тем временем, когда поедешь в пионерский лагерь. В нём учили ходить в ногу под барабан и горн. Учили помогать колхозникам при работе в поле. В целом, каждый, приехавший из лагеря, считался на голову выше по состоянию души, ума и тела того, кто не был в пионерлагере. Состояние ума — ты набирался знаний новой жизни, состояние души — приобретал новые человеческие качества, а состояние тела – приезжавший из лагеря был значительно сильнее того, кто в лагере не был. Спортивные соревнования, походы закаляли детей, делали их особенными.
Уже в 1-м классе дети приставали к родителям «А в какой лагерь, куда вы нас пошлёте?» Рассказы о лагерях, о времени, проведенном в том или ином пионерлагере, слушались с захватывающим интересом.
С началом обучения во 2-м классе я стал приставать к маме и папе — куда, в какой лагерь поедем мы с сестрой летом в этот год? В каком месте он размещается?
Так, мне стало известно, что пионерский лагерь от предприятия папы находится под Михневым, в лесу. Дети живут в палатках всю смену. Ходят в походы с ночевками. Проводят военные игры типа «Зарница» зачетом удач и неудач в учебных боях. Военные игры были настолько реальными, что зазевавшиеся участники попадали в плен. Попавшим в плен был позор, их подолгу дразнили пленниками.
К поездке в лагерь долго готовились. Мальчики делали себе деревянные сабли, покупали игрушечные пистолеты с пистонами. У них были шлемы со звездами, как у Буденного, всем хотелось иметь красную звездочку.
В 1941 году, помню, было так. Утром линейка что-то задержалась. Начальник пионерского лагеря, пионервожатые и воспитатели долго стояли и о чём-то спорили. Казалось, они забыли, что должно быть построение и подъем флага. Но вот мы увидели, как начальник пионерлагеря громко сказал что-то приказным тоном. Пионервожатые и воспитатели попритихли и медленно поплелись к отрядам. У нас был хороший председатель пионерской дружины. При его подходе председатели советов отрядов командовали: «Смирно!» И отдавали рапорт, что отряд на линейку построен. Следом за старшей пионервожатой к стоящим в строю отрядам подошёл начальник лагеря. Он поздоровался и сразу же объявил, что этой ночью фашистская Германия напала на нашу страну, и сейчас их самолеты яростно бомбят нашу территорию, разрушают дома, гибнут советские люди, маленькие пионеры и школьники, как мы, возможно на таких же линейках, как у нас.
До Москвы фашистские самолеты ещё не долетали, хотя и пытались пробиться, а наши доблестные летчики их не подпускают. Но дети должны быть, готовы к тому, что и на нас могут налететь фашисты. Сейчас по вечерам не будет такого освещения, которое было перед началом войны.
Он говорил много, но дети, особенно старшего возраста его не слушали. Им почему-то хотелось, чтобы война была, чтобы проучить фашистов так, как говорили в школе.
Помню, в какое-то мгновенье строй смешался. Кто-то из фашистоненавистников крикнул: «Бей фашистов!» Началась потасовка. Одни ребята стали бить других ребят. Те, защищаясь, наносили ответные удары. Дрались молча, награждая друг друга увесистыми детскими кулаками. Даже маленькие дети присоединились к каким-то группам и тоже участвовали в драке, избивая напавших «фашистов».
Через какое-то мгновенье раздался голос начальника лагеря: «Прекратите драку. Здесь нет фашистов!». Он приказал воспитателям и пионервожатым навести порядок и тишину в отрядах. Наконец, все встали в строй и только жестами показывали, как мы будем бить фашистов в этой войне.
Выходило так просто — фашистов бьют, и они падают. А начальник пионерлагеря продолжал: «Ребята, сегодня началась война. К вам должны приехать родители или родственники, но, быть может, некоторые папы уже не приедут, потому что они получат повестки, чтобы отправляться на призывные пункты и ехать на фронт».
Тогда мы, дети, не понимали суть того, что говорил начальник лагеря: какие-то там повестки, призывные пункты и прочее. Все дети относились к войне просто: знали, что война закончится очень скоро. Верили в то, что наша страна сильна и быстро разобьёт наглых фашистов.
В этот день начальник лагеря приказал отрядам далеко от палаток не уходить. На случай, чтобы не тратить время на поиски тех детей, к которым приедут родители.
Тогда электрички до Михнево не ходили, а ездили паровозы. Состав состоял из 12- вагонов. Платформ не было. В вагоны поднимались по ступеням прямо от земли. Для движения поездов подавали сигналы колоколом и свистком, а свистки сопровождали также взмахами флажков желтого или красного цвета. Порядок на железных дорогах был отменный. Милиция жестко наказывала тех, кто вскакивал в вагон на ходу. Дежурный по станции, отправлявший поезда, считался очень большим начальником. Рядом с ним почти всегда был милиционер. Отношение людей к штрафам было уважительное: штрафов боялись.
В этот день с первыми поездами в пионерлагерь стали приезжать родители. Обычно приезд родителей был событием радостным. Родители привозили сладости: конфеты, печенье. Однако в этот раз при встрече родители не были такими радостно-возбужденными. На лицах многих отражалась тревога: что-то будет с этой войной. Уже появились первые мамы, которые приехали без пап. Со слезами они объясняли, что папа не приедет, потому что с утра пошел на призывной пункт получать оружие для войны.
Мальчики и девочки таких родителей ещё не понимали, чем угрожает призыв на пункт за оружием, хвастались: «А у меня папа пошёл за оружием, скоро будет бить фашистов», и т.д. Мы ещё не понимали всей важности и трагичности происходящего.
У детей была привычка делиться с товарищами подарками, которые привозили родители. Обычно по воскресеньям, когда приезжали родители, дети весь день что-то жевали, а в этот день и подарки были не подарками. Ребята их не трогали.
Вечером, на построении, начальник лагеря сказал, что в этот день не приехало около половины родителей — отцов. Мамы приехали одни и забрали детей с собой в Москву.
По вечерам лампа горела только в палатке у стола дежурного. Обстановка в лагере сразу как-то преобразилась. Поступили сведения, что на лагерь могут напасть настоящие диверсанты и уничтожить детей. Внушалось, что дети не должны засыпать на дежурстве, а быть бдительными и предупреждать дежурных воспитателей.
В основном всё было уже отработано на случай действий в условиях войны: дежурные смены, дежурные воспитатели, дежурные пионервожатые и т.д., т.е. врасплох нас застать уже не могли.
Первая военная ночь для лагеря прошла более или менее спокойно. Вечером в небе над Москвой стали появляться огоньки разрывов снарядов. Тогда у детей появились вопросы: «А что это такое?» Им понятливо объясняли, что сейчас на Москву налетели самолеты фашистов, которые пытаются её бомбить, а по ним ведут огонь наши зенитные орудия.
С наступлением следующего дня стали приезжать родители с опозданием. Они или прощались или забирали домой кого-то из детей, хотя до истечения срока пребывания в пионерском лагере было ещё далеко. Количество детей в лагере с каждым днем уменьшалось.
По вечерам дети собирались на опушке леса и смотрели в сторону Москвы, где были видны разрывы зениток, и оживленно обсуждали, сколько самолетов налетело.
В лагере как-то появился председатель местного колхоза и попросил начальника лагеря оказать содействие в сборе урожая. После этого дети стали ходить в поле на сборку снопов. Начали помогать убирать на фермах за скотом. Необходимость привлечения детей к работам объясняли тем, что многих крестьян призвали в армию, и колхоз не может сразу перестроиться на работу по-военному. Надо кого-то переставлять с одного участка на другой, заменять рабочих.
Дети помогали увозить с поля скошенные снопы хлеба, дрова. Порой нам, детям 10-11 лет, было тяжело, но хныканья не было. Очень внушительно действовала фраза: «Ты что? Сейчас же война!».
К 20 июля 1941 года в лагере почти никого не осталось, и начальник лагеря принял решение лагерь расформировать полностью и с вечерним поездом вывезти всех детей в Москву по домам. Все были этому очень и очень рады. За последними детьми должны были приехать родители в лагерь или к Павелецкому вокзалу, куда прибывал поезд.
К последнему поезду дети погрузили на машины все имущество лагеря и затем перегрузили его в вагон. Прощай, мой первый и последний в жизни пионерский лагерь!
Как жаль, что ты был таким коротким!
Это было 22 июля 1941 года.
22 июля 1941 года мы возвратились из пионерского лагеря в Москву. Москва изумила нас, детей, прежде всего необычным видом. Окна многих домов были почему-то оклеены крест на крест. Оказалось, что это было необходимо для того, чтобы стекло не трескалось при взрывах бомб.
Улицы стали перекрывать мешками с песком, оставляя узкие проезды для машин, автобусов и трамваев. Для полного перекрытия проезда, мешки находились рядом так, чтобы улицы можно было быстро перекрыть полностью. Вместо формы белого цвета, милиционеры стали носить темную форму. Они также решительно управляли потоком движения на улицах, не давая никому его нарушать. Было много групп военных, которые назывались патрулями.
Все это я увидел детскими глазами, когда вернулся из пионерского лагеря. В магазинах стояли очереди за продуктами, которые быстро распродавались в больших количествах. Но выделялся порядок. Иногда раздавались выстрелы в очереди. Это патрули расстреливали воров, мародеров, грабителей на месте без суда и следствия. Всё решал начальник патруля.
Около вокзала отец помог разгрузить вагон с лагерным имуществом. Времени ушло немало, и мы поехали с Павелецкого вокзала на Курский вокзал, чтобы ехать на дачу. Попались на глаза несколько разрушенных и обгоревших домов. Во многих местах были привязаны, так называемые аэростаты.
На Курском вокзале сели на электричку и поехали дальше — в Никольское. Очень удивились, когда увидели на платформе Косичку. Оказывается, она выходила встречать нас каждый день. У неё было предчувствие, что мы приедем. Она помогла нам нести вещи.
Мама была дома и тоже ждала нас. Сразу же накрыла стол, стала угощать. Через некоторое время к нам пришли мама и папа Косички. Они тоже будто чувствовали, что мы приедем из лагеря.
За столом разговорам не было конца. Родители Косички хвалили Юлю и меня за внешний вид: какие мы загорелые, посвежевшие и прочее. Я рассказал, как мы работали в лагере, как наблюдали за разрывами зенитных снарядов. Папа Косички при этом сказал: «Сегодня вы и увидите, и услышите, как бьют зенитки по немцам».
Уже стало темнеть, когда все стали из-за стола. Мама опасалась, как бы не было тревоги. Решили расстаться на полпути.
Продолжение следует.
Источник: Жизнь зеленая. Москва: издательство «Карпов», 2004. Тираж 100 экз.