"Трефовый туз"

Этот бой Лиля выиграла с большим трудом. Прилетев к аэродрому, она прошлась над стоянкой, где ожидала ее Инна, и села.

На земле уже знали, что Лиля возвращается с победой, поэтому Инна встретила свою летчицу радостной улыбкой:

— С десятым самолетом тебя, Лиля! Это твой немец выпрыгнул из самолета? Мы видели, как он опускался на парашюте.

— Угу. А где он?

— За ним поехали. Поймают, не убежит.

Она не стала расспрашивать Лилю о подробностях боя, так как видела, что даже удачный вылет не может вывести ее из того молчаливо-сосредоточенного состояния, в котором она находилась после гибели Леши.

Выключив мотор, Лиля откинула фонарь кабины и осталась сидеть в самолете, закрыв глаза. Только теперь она почувствовала, как устала. Нелегко достался ей этот фашист с трефовым тузом на фюзеляже. Дрался он классно, что и говорить!

Мысленно она снова повела с ним бой… Погнавшись за “юнкерсом”, которого ей удалось сразу же отколоть от группы, Лиля вовремя заметила “мессершмитт”, пикировавший на нее сверху. Прежде чем отвернуть в сторону, она успела послать вслед бомбардировщику длинную очередь из пулемета, однако расстояние между ними было велико, и очередь прошла мимо. Преследовать “юнкерс” дальше Лиля не смогла, так как “мессер”, на борту которого красовался большой трефовый туз, буквально повис у нее на хвосте. Завязался трудный бой.

Лиля всячески стремилась перейти в атаку, но это ей никак не удавалось. Она бросала самолет вниз, резко выводя его из пике так, что темнело в глазах, выполняла сложные фигуры, чтобы занять выгодную позицию для нападения, но противник был опытным и не уступал ей ни в мастерстве, ни в быстроте реакции. Наоборот, Лиля чувствовала, что этот фашистский ас намного искуснее – ей тяжело было состязаться с ним. Однако сознание того, что противник сильнее, только удваивало ее силы.

“Может быть, именно этот убил Лешу…” – подумала Лиля и, стиснув зубы, еще крепче сжала ручку. Выбрав удобный момент, она ринулась на врага, нажав на все гашетки… Не уйти ему! Однако каким-то непонятным образом фашист смог увернуться, и атака оказалась неудачной.

Сражаясь не на жизнь, а на смерть, Лиля напрягла всю свою волю, сосредоточила всю энергию, стремясь к одной-единственной цели – победить! В эти минуты, забыв обо всем на свете, не зная ни страха, ни колебаний, она думала только о противнике, о том, как уничтожить этот юркий, неуловимый “мессер”. Оставалось лишь одно средство – перехитрить врага.

Помощи ожидать было неоткуда: “яки” дрались с численно превосходящим их врагом где-то ниже, в стороне. Противник специально увел Лилю подальше от остальных, чтобы расправиться с “яком” один на один. Краешком глаза Лиля успела заметить, что Мартынюк, который дрался ближе других, вел бой сразу с двумя и ему самому требовалась поддержка…

Поединок затягивался. Чувствуя свое превосходство, немец часто менял тактику, словно вел интересную игру. Вот он, разогнавшись, резко пошел вверх и, сделав переворот, уже намеревался броситься в новую атаку, может быть последнюю. Но Лиля, вовремя разгадав его план, успела развернуть свой истребитель навстречу ему круче, быстрее, чем рассчитывал противник и, пользуясь выгодным положением, не теряя ни секунды, всадила ему в брюхо струю огня из пушки и пулеметов: “Вот тебе, гад!.. Это за Лешу…”

Фашистский самолет беспомощно качнулся, свалился на крыло и стал беспорядочно падать, разваливаясь на части.

Проследив за ним, Лиля увидела на земле взрыв и почти одновременно заметила в воздухе над землей белый купол парашюта. Немецкий летчик успел выпрыгнуть.

Теперь быстрее на помощь Мартынюку, на которого наседали два фашиста. Устремившись прямо с ходу в атаку на одного из них, Лиля дала возможность Мартынюку довольно легко справиться с другим. Оказавшись в единственном числе против двух “яков”, “мессер” поспешил выйти из боя и, набрав высоту, скрылся…

Лиля все еще сидела в кабине, откинувшись на спинку, вся расслабившись, когда услышала голос Инны:

— Лиля, посмотри!

— Что там, Профессор!

— Летчика твоего везут!

— Где?

— Да вон! Видишь, сидит в машине с нашими? Высокий такой. Это он, фашист!

Посмотрев в ту сторону, где находился командный пункт, Лиля увидела, как перед домом остановилась машина, из нее медленно вылез долговязый летчик в немецкой форме, и его повели в дом. Шел он, прихрамывая, поддерживая одной рукой другую, согнутую в локте.

— Так быстро привезли?

— Так ведь машина поехала за ним сразу, когда он еще не успел приземлиться, — сказала Инна.

Лиля выбралась из кабины, спустилась на землю, сняла шлемофон.

Первой ее мыслью было пойти взглянуть на немца. Никогда еще не приходилось ей видеть своего противника, и посмотреть хоть на одного из них было любопытно. Но тут же она решила, что не стоит: не все ли равно, какой он. Не пойдет же она специально глазеть на него… Пошатываясь от усталости, она медленно пошла домой. Хотелось побыстрее добраться до постели, лечь и отдохнуть хоть немного, хоть с часик: с утра Лиля сделала уже три вылета.

Катя одевалась, готовясь к очередному дежурному вылету, когда Лиля вошла в комнату и, усталым жестом бросив на стол планшет, опустилась на койку.

— Привет, Лилька! Ты чего такая, устала?

— Немножко, — ответила Лиля.

— Все вернулись?

— Нет… Один, новенький, сгорел… Власенко…

— Да не может быть! Мы с ним только вчера цыганочку плясали… Он обещал мне слова новой песни…

Катя перестала одеваться, вздохнула.

— Тяжело было? С кем дралась?

— С “трефовым тузом”.

— Да ну! Расскажи! Ну и кто кого?

— Видишь, сижу перед тобой.

— Стало быть, ты его, туза этого самого! Молодец, Лилька! Сильно дрался?

— Думала, что это мой последний бой…

— Ничего себе! Ну, теперь можешь нарисовать на своем “яке” туза постарше. Бубей или червей? В окно кто-то постучал:

— Литвяк! Иди на КП! К командиру!

— А чего там? Лететь? Лиля подошла к окну. Девушка-связистка улыбнулась ей и, махнув рукой, убежала, крикнув:

— Там узнаешь!

— Пойду, — сказала Лиля и, захватив на всякий случай шлемофон, отправилась на командный пункт.

 Она догадывалась, что вызывают ее в связи с последним вылетом. Возможно, Мартынюк объявит ей благодарность за сбитый самолет. Кстати, она сможет посмотреть на пленного фашиста… У домика сидели летчики.

— Лиля, поздравляем! Ждет тебя твой ас…

— Это к нему меня вызвали? Вот еще! Чего ему?

— Хочет, наверное, взглянуть на тебя. Вот удивится!

Она презрительно пожала плечами и остановилась в нерешительности.

Теперь, когда ее ждали специально для того, чтобы показать сбитому фашисту, всякое желание идти на КП у Лили прошло. Но возвращаться было нельзя: все-таки командир вызывал. Нехотя она потянула на себя дверь и вошла.

Немецкий летчик сидел у стола на табурете, сгорбившись, как-то неловко прижимая к себе левую руку. Лиля видела только его спину и затылок со вспухшей красной царапиной на шее.

Мартынюк прохаживался по комнате, а заместитель начальника штаба, который хорошо знал немецкий язык, объяснялся с пленным. Остановившись перед командиром полка, Лиля хотела было доложить ему по всем правилам, но Мартынюк, мотнув головой в сторону пленного, первый произнес:

 — Вот, полюбуйся на своего аса! Крепкий орешек!

Немец по-прежнему сидел, не шевелясь, и Лиле захотелось увидеть его лицо. Какой он, ее противник, “трефовый туз”, который собирался убить ее? Она подумала, что ведь могло быть и по-другому. Могло случиться, что не она, а он, фашист, оказался бы победителем. Он хладнокровно убил бы ее и сейчас спокойно ужинал бы у себя дома, покуривая сигарету и хвастаясь новой победой. Ему бы и в голову не пришло, что дрался он с девушкой.

Замначштаба сказал что-то по-немецки, и фашистский летчик медленно и неохотно повернул голову. “Наверное, обо мне”, — подумала Лиля и встретилась глазами с летчиком. Она сразу поняла, что это был опытный, старый волк. Настоящий враг, умный, расчетливый. Уже немолодой, с седеющими висками, со светлыми острыми глазами на загоревшем худом лице. Свежая, вспухшая царапина продолжалась и на щеке, пересекая ее наискосок.

Немец вспыхнул и, презрительно скривив рот, отвернулся. “Не верит”, — догадалась Лиля и, вся сжавшись внутри, выжидательно посмотрела на Мартынюка. Она снова, как и тогда, в бою, почувствовала к нему ненависть. До этого момента ей, собственно, было безразлично, верит немец или нет.

Она сбила его, и все. Самолет его уничтожен, а сам он уже никогда не поднимется в воздух. Этого было достаточно. Что с ним будет дальше, ее не касалось. Так же как не интересовали ее те чувства, которые испытывал летчик.

Но теперь, когда она увидела на его лице презрение, ей захотелось доказать ему, что это она, Лиля, победила его. Не кто-нибудь, а именно она! Замначштаба опять оказал что-то немцу, и тот весь побагровев, сердито ответил ему.

— Понимаете, Литвяк, недоволен он! – произнес саркастически и в то же самое время возмущенно замначштаба.

– Видите ли, считает, что мы над ним просто смеемся…

Лиля сдержанно молчала. Командир полка повел головой, словно удивляясь, как это можно не верить: ведь Литвяк отличный летчик!

— Ты поговори с ним, — попросил Мартынюк. – Пусть знает, с кем дрался, кто его сбил. А то кичится, видите ли, своими наградами! Вся грудь увешана! Лиля молча согласилась с командиром полка: пусть знает фашист.

— Садись. Расскажи, как шел бой.

Она села на стул и увидела на груди у летчика несколько наград. “Ничего себе, нахватал за наши сбитые самолеты, гад! Сейчас я ему докажу…”

Сняв шлемофон, Лиля тряхнула волосами и нарочно расстегнула комбинезон так, чтобы немец мог видеть два ордена на гимнастерке. Теперь можно было хорошо рассмотреть его. На худощавом лице надменное, высокомерное выражение, хотя чувствовалось, что держится он настороже. Левая рука, перевязанная наскоро носовым платком, видимо, сильно болела, потому что он все время осторожно придерживал ее, стараясь делать это незаметно.

Мартынюк кивнул Лиле, продолжая ходить по комнате, и она, мрачно посматривая на немца, негромким голосом начала подробно рассказывать, как завязался бой, как вел себя противник, упоминая о таких подробностях, которые никому не могли быть известны, кроме них двоих.

Сначала летчик слушал то, то переводил ему замначштаба, с напускным равнодушием, опустив глаза и скептически поджав губы, будто хотел заранее предупредить, что все попытки обмануть его напрасны – он все равно не поверит. Казалось, он даже слушал невнимательно, пропуская многое мимо ушей. Но по мере того, как Лиля приводила все новые и новые подробности боя, выражение его лица менялось. Наконец, он настороженно поднял голову, все еще ни на кого не глядя, бросил быстрый, проницательный взгляд в ее сторону и, уже не пытаясь скрыть своих чувств, посмотрел на Лилю растерянно и смятенно. Потом опустил голову, сразу как-то обмяк, осел, сгорбился еще больше и слегка прикрыл глаза ладонью здоровой руки. Теперь он поверил, и это поняли все, хотя немец не произнес ни слова.

“Трефовый туз” сидел подавленный и жалкий.

Лиля поднялась. Она больше не могла смотреть на побежденного фашиста, который был ей противен. “Может быть именно он убил Лешу…” — опять подумала она.

Мартынюк подошел к ней и хотел что-то сказать, но внезапно немец вскочил, повернулся к Лиле и, выпрямившись, остался так стоять перед ней.

Действительно ли он, оказавшись побежденным, признал Лилино превосходство или просто сделал вид, Лиля так и не поняла. Да, собственно, она и не добивалась уважения с его стороны.

— Ну вот, — довольно произнес Мартынюк.

– Он сам попросил показать ему того русского аса, который в бою показал отличное мастерство и сумел победить его.

— Я пойду? – спросила Лиля.

— Иди, Лиля. Облегченно вздохнув, она вышла, не оглянувшись.

Источник: избранные главы из книги “Вернись из полета!” героя Советского Союза Натальи Федоровны Кравцовой