Шекспир в дни войны

Автор в связи с празднованием дня рождения Шекспира рассказывает в помещаемой статье о том, какое значение имеет для нас великий драматург в нынешнее время. Профессор Довер Уильсон, крупнейший британский знаток и автор ряда книг о Шекспире, который с 1931 года состоит попечителем Дома-музея Шекспира.

 

Какова ценность Шекспира во время войны, особенно во время нынешней войны?

В апреле 1939 года я побывал в Германии на юбилейных торжествах «Германского шекспировского общества», отмечавшего свое 75-летие. Торжество состоялось в Веймаре, в день рождения Шекспира. При этом было произнесено много речей, в том числе речь нацистского чиновника, который провозгласил Шекспира «копьем нордической культуры в Европе».

Что он подразумевал под словом «копье» я не знаю, но я не мог допустить, чтобы ярлык «нордический» был приклеен Шекспиру безнаказанно.

Благодаря тому, что в списке ораторов я значился вторым, я в своей речи заявил почтенному собранию (там собралось 500 «шекспироведов» со всех концов Германии), что хотя мы в Англии весьма польщены германскими попытками присвоить нашего национального поэта, тем не менее мы льстим себя надеждой, что Шекспир принадлежит не только Германии, не только той весьма смешанной расе, которая населяет Британские острова, но — всему миру.

«Вы забываете, — заявил я коричневорубашечникам, — что самым благородным солдатом Шекспира является негр (Отелло) с толстыми губами и курчавыми волосами; что его женщина, самая изумительная женщина во всей литературе — тоже африканка, цыганская королева Египта, Клеопатра, которая в лице Антония пленила Рим».

Я едва удержался, чтобы не упомянуть про Шейлока, но вовремя вспомнил, что это может навлечь на моих гостеприимных хозяев гнев властей, и на этом я закончил свою речь.

Нет, никому не удастся втиснуть Шекспира в какую-либо формулу расового превосходства и тем менее — расового ненавистничества. Что он представлял собой в личной жизни, мы знаем лишь очень мало сверх того, о чём могут рассказать нам его пьесы. Но они безошибочно раскрывают перед нами три характерные черты: всеобъемлющее сострадание, беспредельную терпимость и глубокую симпатию, с которой он проникает в самые сокровенные уголки человеческой души и в глубоком раздумье бродит по бесконечному лабиринту человеческой натуры.

Такие достоинства представляют собою прямую противоположность тем принципам, которые провозглашают и за которые борются нацисты. Но эти достоинства весьма близки русской литературе, всечеловеческим свойствам Толстого и Достоевского. И если бы Шекспир смог снова посетить наш мир, который сперва был отравлен негрофобстом, а теперь охвачен безумием расового садизма, он возликовал бы, убедившись в том, что хоть на одной шестой земного шара различные народы живут вместе как товарищи и братья, преисполненные взаимного уважения и сотрудничая между собою в качестве полноправных членов Союза Советских Социалистических Республик.

Конечно, Шекспир не был демократом. Демократия, подобно электричеству, радио и воздухоплаванию, ещё не была изобретена в его пору. Подобно всем писателям своего времени, Шекспир проявляет чуть ли не болезненное сознание необходимости сохранении существующего правопорядка в государстве и почти совсем не проявляет интереса к вопросам свободы, которые кажутся столь важными современному англичанину.

***

Большинству людей суждено в переживаемое ими время дышать лишь современной им политической атмосферой. Надо учесть, что Англия Елизаветинской эпохи обрела мир и безопасность, как ей казалось, в силу чуда, во время царствования этой необычайной королевы. Мир наступил после гражданской распри, тянувшейся на протяжении двух поколений, при постоянной угрозе иноземного вторжения. Эта угроза, завершилась поражением испанского флота вторжения в 1588 году, то есть за год или за два до того, как Шекспир стал писать свои пьесы. Нам станет ясным тогда, что нельзя было и ждать иных политических взглядов со стороны людей этого великого века.

В этом отношении русские, которые завоевали мир и безопасность после волнений первых лет XX столетия, пожалуй, смогут понять Шекспира даже лучше, чем его собственные соотечественники.

Недавно, когда нам снова угрожало вторжение, мы убедились в том, что патриотическая нотка в его исторических драмах будит нас подобно звуку трубы.

«Британия во прахе не лежала
И не лежать ей в прахе никогда,
…
И пусть бойцы со всех концов земли
Идут на нас — мы оттолкнём их прочь!»

 

Или вспомните знаменитое описание острова-крепости в «Ричарде II»:

 

«Самой природой созданная крепость
Противу воин и всяческой заразы,
Счастливейшее племя, в малом — мир,
Роскошный перл в сверкающей оправе
Серебряного моря, для него

Служащей и стеной, и рвом надежным
На зависть всех не столь счастливых стран…»

 

Такие шекспировские строфы очень много значили для нас в последние годы, гораздо больше, чем мы представляли себе в дни нашей воображаемой безопасности.

Но в его исторических драмах есть и другая, даже более громкая нота — нота порядка, блага сильной власти. Снова и снова Шекспир пишет о злосчастных плодах гражданской распри и слабости рук, держащих бразды правления государством.

***

Вспомните драму «Генрих VI», в трех частях, которая показывает хаос войны Алой и Белой Розы, терзавшей Англию XV века. Вспомните страшные строки авторских ремарок: «Входит сын, убивший своего отца. Он несет его труп», или ремарку «Входит отец, убивший сына, неся его труп». В другой исторической драме, написанной позднее, но относящейся к более раннему царствованию — «Король Генрих V», Шекспир показывает, как войска его собственной страны вторгаются на континент и одерживают великую победу при Аженкуре над французами, в 1415 году. В этой драме он рассказывает об Англии, ведущей победоносную войну. Во всей драматургии нет пьесы, которая так волновала бы в дни войны, как эта пьеса.

«Это национальный гимн в пяти действиях», — пишет один из критиков. Другие критики называют её драматической эпопеей.

Несомненно, в глазах англичан XV и XVI столетий Генрих V был национальным героем, и Шекспир делает всё, чтобы дать эпическое звучание, особенно в хоре.

Тем не менее, лучшие знатоки соглашаются с тем, что эта нота звучит недостаточно сильно и мысль поэта не вполне пронизана избранной им темой.

Эта неспособность воспеть воинскую славу не представляет собою характерной черты величайшего из английских поэтов. Это — характерная черта английской литературы в целом. В «Генрихе V» нас волнует, пожалуй, не столько напыщенный хор, сколько тот факт, что битва при Аженкуре была выиграна горсткой англичан против подавляющих сил противника и речь короля, с которой он обращается к своим воинам:

«А с ним и мы — счастливцев горсть, мы — братья».

В этом поистине звучит подлинная тема английского эпоса, начиная с X столетия. В этой теме воспевается не могущество и слава, а человек с горсткой сторонников, который отбивается от наседающих со всех сторон врагов и часто гибнет в бою.

***

Наш любимый эпизод войны с Испанией, происходивший в дни Шекспира, относится не к поражению Великой Армады, но к стычке (в другой момент этой войны) между маленьким суденышком, с одной стороны, и 53 вражескими галеонами с другой. Английский корабль тонет, сражаясь до последней минуты и успев причинить испанцам огромный ущерб.

Когда м-р Черчилль сформулировал наши чувства по поводу «битвы за Британию» в своей знаменитой фразе — «никогда ещё так много людей не были обязаны столь многим — столь немногим», он взывал к одному из самых глубоких чувств народа, к чувству, которое проявляется в уважении русских к своим воинам или, например, в выборе Кутузова в качестве национального героя.

Вместе с тем борьба какого-либо рода никогда не занимала глубоко шекспировский ум, ибо он от начала и до конца был мечтателем.

Еще мальчиком он опьянялся красотами сельской природы, окружавшей его родной дом в Стрэтфорде, или проводил целые дни, следуя за каким-нибудь пастухом или бродячим жестянщиком, прислушиваясь с наслаждением к его бесхитростно-правдивой речи, пересыпанной шутками и прибаутками.

***

А потом настала пора, когда Шекспир смог переложить свои мечтания о человеке и природе на гармонический язык театра. И по мере того, как шло время, пьесы Шекспира становились всё более мечтательными, пока, наконец, в «Буре», в этом последнем своём завете человечеству, Шекспир словно превращается в пассивное существо, поддающееся легкому ветерку, исходящему с некоего седьмого неба красоты и благодати.

Пьеса начинается с достаточно мрачной сцены кораблекрушения, в которой человеческое общество со всеми его титулованными градациями — королем, прячущимся в своей каюте, вздорными пэрами, проклинающими свою судьбу и деятельными людьми, которые тщетно пытаются её отвратить, внезапно настигнуто катастрофой, когда корабль рас­калывается и тонет среди гневных криков действующих лиц.

Но драма заканчивается величественной сценой человеческого примирения. После многих лет злобы и распрей злодеи и узурпаторы «лежат у ног» потерпевших и побеждаются не наказанием или местью, но прощением и примирением. Это примирение скрепляется любовью, счастливым союзом невинных из обоих лагерей, которые слишком юны, чтобы унаследовать дурные поступки и вины той и другой стороны.

***

Очень часто Шекспир хитро вкладывает свои откровенные мысли в уста самых низких персонажей. И если в «Буре» есть мораль, то она выражена словами пьяницы-ключника в заключительной сцене: «Каждый человек должен заботиться о других, и ни один человек не должен думать о самом себе».

В самом деле, как можем мы, убогие человеческие существа, надеяться спастись от кораблекрушения в этой барке, кидаемой страстями из стороны в сторону, в которой нам суждено проводить свои дни, всё более тесно прижимаясь друг к другу с каждым поколением, — если не служением ближнему и самоотверженностью?

В противном случае будет то, о чем говорит мильтоновский Сатана:

«Необузданная воля,
Наука мести, бессмертная
ненависть».

Эта дьявольская мечта ещё царит в уме человека, ещё руководит им и является источником всего хаоса жестокости современного мира. Мечта человека из Стратфорда иная. Это мечта, которая достойна любого ребенка, любого человека с простой душой. Это мечта миллионов рядовых человеческих существ во всех странах мира, даже в стане врага.

Вырвем же оружие из рук, отравленных властью безумцев и, может быть, эта мечта станет явью.

 

Источник: Британский союзник 17 (89) Воскресенье, 23 апреля 1944 года.

Оцифровка www.world-war.ru