Просмотрено военной цензурой

На полянке возле изгиба реки, воды которой сонно текли меж заливных лугов, царило оживление. Это ра­ботники местной фабрики выбрались на денек из душ­ного городка, вернее, каменного мешка, насквозь про­каленного июльским зноем. По прибытии все принялись за дело. Кто-то полез в воду, кто-то извлек складную удочку и пошел вдоль реки, надеясь на.рыбацкое счас­тье. Мужчины более практичного склада принялись за костер.

Не прошло и часа, как все кружком расселись вокруг скатерти-самобранки. У мужчин после первой разговор оживился, после второй — пошел по интересам.

— Да по мне, война хотя еще бы годика два продли­лась, — откровенно признался сидевший в углу това­рищ — рослый, представительный мужчина, наш завгар, самодовольно глядя на сидящих пьяными глазками.

— Как тебе так удалось устроиться, — поинтересовал­ся сосед, — при большом штабе служил или сапоги ге­нералам драил?

— Не угадали. По направлению райкома комсомола меня направили в закрытую организацию — военную цензуру.

— А что это такое?

— О! Это важнецкая организация. Кто постарше, по­мнят: на всех конвертах, приходящих с фронта, всегда красовался штамп: «Просмотрено военной цензурой». Наша группа цензоров располагалась при штабе корпу­са или армии в 10—15 километрах от фронта в крупных населенных пунктах или железнодорожных станциях. Жили мы изолированно. К нам заходили только официальные лица. Нами просматривались все идущие с фрон­та письма. Вначале читали их полностью, но не успева­ли. Потом приобрели навыки. Уже после трех-четырех предложений становится ясно, о чем он хочет сказать. Если обнаруживали что-либо подозрительное, письмо направляли в соответствующие органы. Таких писем было очень мало. В общем, читали сутками.

Письма читать не только сложно, но и интересно. Пи­шут их люди разные. Письма семейные — однообразны: о тяжести солдатской службы ни слова. Только беспокой­ство о ближних, советы, как им выжить в эти непростые годы без кормильца. Письма молодых более интересны, содержательны, разносторонни. Пишут о любви, удаляясь в захватывающую лирику. Откуда только такие слова на­ходят. Рядом с любовью и угрозы за измену.

Во многих письмах, даже «треугольниках», скреплен­ных мякишем хлеба, пересылались вложения — крупные денежные купюры — по 30 или 50 рублей. Мы читали такие письма более внимательно и, если в них не было ссылки на пересылаемые деньги, изымали. За день таких бумажек набиралось много. Установили контакт с теми товарищами, которые приезжали за письмами, потом вез­ли их дальше — в государственную почтовую связь. Они приезжали к нам через каждые три-четыре дня, и уже с припасом: самогоном, салом, картошкой, пшеном, даже медком баловали. Конечно, и они были не внакладе. В общем, жили как тузы. В конце дня часто устраивали гулянки. Приглашали иногда и местных девочек. Сколь­ко их прошло через наши руки… И начальство нас посещало. Об их приезде нам заранее сообщалось. Они уез­жали от нас всегда довольными. После их отъезда мы ждали весточки — приказа о награждении.

Все знали Василия Ивановича как балагура и весель­чака, у которого была душа нараспашку, любителя при случае выпить и потешить сослуживцев. Но теперь, пос­ле его рассказа, все как-то странно замолчали, не глядя друг на друга.

Первыми загудели, как потревоженный улей, женщи­ны. Мужчины потянулись за папиросками. Застолье рас­палось. А наш герой громко и беззаботно запел:

А вы могилку мне устройте,
Чтоб я под бочкою лежал…

Источник: Фокин Е.И. Хроника рядового разведчика. Фронтовая разведка в годы Великой Отечественной войны. 1943-1945 гг. — М.: ЗАО Центрполиграф. 2006. с. 264-266.