Письма ветеранов о Любанской операции

Письма ветеранов 305-й стрелковой дивизии о Любанской операции

Прошло несколько десятилетий, а боль о пережитом, теперь уже далеком, 1942 годе в «долине смерти» не утихает. Об этом свидетельствуют и письма ко мне ветеранов-участников тех событий, которые чудом уцелели и выкарабкались из цепких лап смерти, поджидавшей их в этой долине. Мне пришло письмо от 4 мая 1980 года от бывшего секретаря партбюро дивизиона, командовавшего огневым взводом батареи 305-й стрелковой дивизии, младшего политрука, а впоследствии лейтенанта Николая Григорьевича Богданова, который проживал в городе Зубцове Тверской области, по профессии учитель.

«Здравствуйте, дорогой однополчанин Александр Семенович!

Прошло 35 лет, как была разгромлена фашистская Германия. Мне до сих пор снятся кошмарные дни переживаний в Новгородских болотах. Я, как и Вы, стремился выйти из окружения, но обстоятельства сложились так, что финал был печальным. Наше командование дивизионом в свою группу отказалось взять младший комсостав, и мы стихийно организовались в небольшие группы и направились в разные направления…. Наша группа наткнулась на плотный заслон врага, и мы были пленены под селом Подберезье. Всего было пленено 29 тысяч человек. Среди пленных были комиссар нашей дивизии Айзенштадт, командир 830-го артполка и другие из старшего комсостава.

В конце декабря или начале января 1942 года в наш дивизион прибыли три студента из Свердловска, окончившие кратковременные курсы Шерстнев Евгений Петрович, студент индустриального института; Володя Артамонов из Свердловского горного института; Гордеев (он, как мне помнится, из Рязанской области). Затем прибыл четвертый – Залгаллер Леонид Абрамович – студент Ленинградского архитектурного института. Старший лейтенант Шерстнев был командиром батареи, старший лейтенант Залгаллер – командир взвода управления, старшие лейтенанты Артамонов – начальник связи дивизиона и Гордеев – командир огневого взвода.

Их судьба – все они были пленены. Л. А. Залгаллера (он был очень похож на Я. Свердлова) немцы расстреляли как еврея. Гордеева и Артамонова застрелили, когда они хотели что-то добыть из пищи и выбежали из колонны. Вот такая судьба у этих молодых людей. Как сейчас вижу перед собой красивого, энергичного Артамонова, мечтавшего продолжить учебу после войны; Залгаллер был прекрасный чтец и эрудирован по многим вопросам.

Мне лично хотелось бы на встречах ветеранов 305-й стрелковой дивизии в Новгороде услышать от товарищей Новикова и Златкина всю правду о случившейся трагедии, и почему Златкин избежал окружения. Такое желание у всех присутствующих. Но на этот вопрос ответа от них не услышишь, им невыгодно раскрывать карты. Ведь что случилось за неделю до окружения? Командир дивизии Барабанщиков со своим адъютантом на самолете (причина – болезнь) вылетают на Большую землю. За ним следует начштаба Николаевский, и затем – ниже рангом.

Разве было в истории русской армии бросать на произвол армию? Пример тому фельдмаршал А. В. Суворов.

Не знаю, согласны Вы со мной, но мое мнение такое.
Пусть мое откровение останется между нами.

С уважением Н. Г.

Слишком скудные сведения я поведал Вам, дорогой Александр Семенович, да и время прошло много, память не удержала всего виденного и пережитого. Если состоится встреча, то, надеюсь, мы поговорим о многом.
Здоровья Вам и всего наилучшего в Вашей жизни.

С уважением к Вам.
Однополчанин Н. Богданов».

***

В. А. Кузнецов, в 1941–1944 годах ответственный секретарь редакции газеты «Отважный воин» 2-й Ударной армии, в статье «Начало пути» описывает свой выход из окружения 25 июня 1942 года. «Вечером того же дня (25.06.42. – А. Д.) я рапортом докладывал начальнику отдела пропаганды и агитации политуправления фронта бригадному комиссару Златкину о судьбе редакции»  [1]. Так вот куда «исчез» наш начальник политотдела 305-й стрелковой дивизии Златкин, то есть ушел на повышение.

Из писем заместителя старшины 4-й батареи 830-го артполка Сергея Яковлевича Куткина:

«Дорогой Александр Семенович!

Благодарю за поздравление с праздником и все время жду от Вас письма, а пишете совсем редко. Вы спрашиваете, как я живу, бахвалиться нечем, а самое больное и тяжелое время наступает, когда попадаю в прошлое военное время нашей дивизии и ее трагические дни. В голову лезут бесконечные вопросы: почему это так случилось, неужели не знали, куда лезли с такими силами? Была ли другая территория для оказания помощи Ленинграду, кроме этих, непроходимых в летнее время болот? Кто нес охрану этой долины смерти, зачем нужно было залезать в этот мешок, почему не расширили проход? Вот такие вопросы попадают в голову, и ночь становится бессонной, а сам делаешься больным.

С того трагического времени прошло более 40 лет, а останки лучших наших товарищей, отдавших жизни за честь и независимость нашей Родины, до сих пор не убраны и не преданы земле. Воистину, никто не забыт!

Саша, тебя интересует, как я попал в плен. После того, как нам была дана команда выходить малыми группами и кто как может, а такую команду дал младший лейтенант связи нашей батареи, я хотел присоединиться к нему. Он приказал выходить самим отдельно. Это было поздно вечером 25 или 26 июня недалеко от узкоколейной дороги и настильной дороги, где мы втроем охраняли три своих орудия без единого снаряда и хозяйственные повозки батареи. Пришлось вынуть орудийные замки, завернуть и закопать в разных местах, а также и орудийные панорамы. Повозки облили керосином и подожгли. Попытались пойти к перешейку – к выходу, но уже было поздно. Тогда мы, пять человек, решили искать партизан, но не зная, в каком месте они находятся, не имея карты, не зная местности, мы несколько дней блуждали в тылу у немцев без еды. Напоролись на минное поле, где один человек был убит и один легко ранен, после чего мы углубились на занятую противником территорию и пошли на юг. По пути встретили небольшую группу немцев, завязалась перестрелка, патроны кончились, и мы оторвались от немецкой группы и блуждали в лесу без еды и боеприпасов до 6 или 7 июля. Вышли к лесной сторожке где-то в 4–5 км от Новгорода. Один из нас подполз к огороду, в котором находилась старуха. Женщина показала направление, куда нам надо идти. Чуть отдохнув, мы немного отошли от избушки, и нас окружили немцы с собаками и русскими добровольцами. Сопротивляться было бесполезно и нечем, да и мы едва-едва передвигали ноги. Отобрали у нас винтовки и документы и отвели в Новгород, где и поместили в лагерь. Военнопленных в лагере было очень много. Состоял он из нескольких секторов. Командиры находились в одном секторе, а красноармейцы – в другом. Там я и увидел командира 830-го артполка и других командиров.

Кормили нас очень плохо, гоняли на работу. Вскоре отобрали команду военнопленных, в которую попал и я, и увезли. Выгрузили нас недалеко от деревни Малое Замошье строить настильную дорогу (макаронку). Поставили нашу большую санитарную палатку, обнесли проволокой в несколько рядов и установили кругом вышки с часовыми. Там я от тяжелой работы в воде опух, и немцы меня хотели расстрелять как симулянта. Но за меня заступился один унтер-офицер (не знаю, чем я ему приглянулся). Меня вывели из строя и увели к санинструктору. Пришла машина, и меня увезли в Новгород в госпиталь для русских, где я пролежал до июля-августа 1943 года. Когда наши начали наступать, нас всех увезли под Лугу, затем в Прибалтику, Латвию, Литву, Германию, Штеттин, а затем в Норвегию на строительство железной дороги. Там нас освободили англичане. Кончилась война в 1945 году, мы были чуть живы, едва переставляли ноги – старики и куча вшей.

Приехал наш русский генерал, охрану сняли. Мы стали охранять себя сами. Генерал нам сказал: ”Вас перевезут на Родину после того, как вы станете похожи на людей. Домой не спешите, пусть они (англичане) приведут вас в человеческий вид“. Нам все выдали английское и постепенно стали нам увеличивать питание. Кой-кому мы сами сделали самосуд. Норвежцы к нам относились по-разному, иногда кое-что давали из еды. Потом пришел корабль, нас всех погрузили и привезли в Мурманск. Санобработка, первая госпроверка, а затем в город Козельск на вторую госпроверку, после чего отобрали в запасной 40-й артполк. Выдали красноармейские книжки, военное обмундирование. Погрузили нас с командирами в вагон и на фронт в Японию, но пока туда-сюда, война с Японией кончилась, и нас с командирами направили в шахты в Подмосковье. Уволился я только в ноябре 1948 года по инвалидности II группы – нефрит. Приехал домой, поступил работать на завод токарем, где и проработал до 1976 года. Все прошел, но все равно не то.

Решай сам, как мне было, хорошо ли.

Пиши, всегда рад. Твой Сергей.

Извини, что так плохо пишу. Не могу об этом спокойно вспоминать, незаслуженную грязь на нас вылили.

Пишите, буду рад Вашему письму.
До свидания. Куткин».

***

Из письма С. Я. Куткина от 14 мая 1985 года: «Наш однополчанин Богданов Н. Г. писал о подарке, полученном им ко дню 40-летия Победы, и в этом письме он сообщил о своем горе: он рассчитывал получить надбавку к пенсии 5 рублей, но ему в этом отказали. Сказали, что якобы у него прервался непрерывный стаж работы. Как он пишет, в 1950 году он работал инспектором районо. 29 августа зав. районо ему объявил, что он как бывший военнопленный не может занимать эту должность, и предложил подать заявление об освобождении. Заявление Н. Г. Богданов написал, это и послужило причиной отказа ему в надбавке. Но в этот же день – 29 августа, он был назначен преподавателем математики. Районо-то ведь одно и то же, где же справедливость? Взрослыми руководить нельзя, а детей воспитывать можно?? Вот и докажи, что ты воевал и проливал кровь на фронте, отголоски прошлого.

Крепко жму Вашу руку. С. Куткин. 21/VI-85г.

Сколько еще неизвестного, скрытого от народа.

Обидно, почему все нельзя, всю правду для народа.

Саша, давай, поднимай народ на последний ”штурм“ трагических Замошских болот, а что написали писаки за 40 с лишним лет о нашей судьбе?
Пиши. Куткин».

***

Хотелось Сергею Яковлевичу еще раз побывать на месте былых боев.

«Здравствуйте, Александр Семенович!

Ваш адрес мне дал А. З. Мильман.

Я Вас помню как командира 5-й батареи 830-го артполка. Перед окружением я исполнял обязанности старшины этой батареи, и был с Вами с этой работы снят. На мое место Вы назначили Н. И. Кажохина, если такого помните, я же обратно был направлен ездовым, а затем в пехоту – занимать оборону на реке Полисть. В то время мы находились в окружении в Замошских болотах. В окружении я пробыл до 15 июня. Два моих товарища Н. В. Ильин и Н. Л. Романов умерли от голода, а я каким-то чудом выжил. Затем я был направлен в запасной полк на выздоровление. Кончил войну в Латвии. По указу о демобилизации военнослужащих старших возрастов 23.06.45. был демобилизован и 20 июля 1945 года был уже дома в Калининской области, в Старицком районе. С 1946 по 1969 год работал председателем колхоза на родине. В 1964 году ушел на пенсию. Мне уже 75 лет, живу в Калинине, еще работаю в областной больнице в должности начальника снабжения.

Когда еще формировались в городе Дмитрове под Москвой, то помню командира полка Городовикова, командира дивизиона Домнича и нашего всеми уважаемого командира 5-й батареи Ротинова Михаила Петровича, которого уже в марте 1942 года отозвали как кинооператора в Москву.

Комиссаром дивизиона был Долинский, молодой парень в Вашем возрасте, который, по слухам, застрелился. У нас в батарее комиссаром был белорус, молодой парень, фамилию его не помню, военное дело совершенно не знал. За всю войну я был четыре раза ранен. Три ранения – пулевые, не задевая костей, и четвертое – осколочное в шею, от которого я был семь часов без сознания.

На Новый год ездил на автомашине в Ленинград. Проезжал мимо тех мест, где нас постигла злая судьба, заехал на станцию Мясной Бор, поглядел, где форсировали р. Волхов около совхоза. Поклонился всем товарищам, оставшимся лежать в земле, и с горьким осадком приехал в Калинин домой. Видимо, никогда не забыть перенесенное нами несчастье и горе в этих местах.

На этом кончаю. Буду очень благодарен, если Вы осчастливите меня своим ответом.

До свидания, с уважением,
Виноградов Сергей Осипович.
10.01.80. г. Калинин».

***

Помню, в майские дни 1942 года на наблюдательный пункт командира 120-мм минометной батареи старшего лейтенанта Шерстнева Евгения Петровича пришел комиссар этой батареи и провел беседу со всеми своими батарейцами, и мы, представители 5-й батареи 830-го артполка, тоже приняли участие в этом мероприятии. Под конец этот комиссар (фамилию его я, к сожалению, забыл) сказал: «После войны каждого взрослого человека спросят: что Вы сделали во время войны для Победы?»

(В нашей победе над фашистской Германией мы не сомневались). «Вот, например, спросят меня, – продолжал комиссар, – что Вы сделали для Победы? А я им скажу: «А что Вы еще от меня хотели?» И они, в свою очередь, ответят: ”Ах, извините, извините нас, пожалуйста“. И продолжат опрашивать других лиц».

Мы, присутствующие на этой беседе, свято уверовали, что такой опрос каждого будет! С каждого спросят, что он сделал для Победы! У каждого будет оценен личный вклад в Великую Победу и станет известен всем. Воистину, как в песне: «За столом никто у нас не лишний, по заслугам каждый награжден!».

В итоге никто и никем не интересовался. Как всегда, за редким исключением, в выигрыше оказались те, кто далек был от передовой линии фронта и занимал «теплые» места, сохранил свое здоровье, и, весьма скоро после войны эти люди стали высокомерно и равнодушно смотреть на нас, бывших окопников.

У таких, далеких от боев, как в огненном коридоре, лиц мнение одно – Власов сдал немцам 2-ю Ударную армию.

Геббельса как идеолога фашизма понять можно. Он был нашим заклятым врагом и поэтому всячески пытался опорочить Вооруженные Силы Советского Союза. Он был убежден, что есть закон, суть которого выражается в том, что чем страшнее ложь, тем люди охотнее в нее верят. И поэтому Геббельс объявил, что 2-я Ударная армия вместе со своим генералом Власовым сдалась в плен германским войскам. Сталину такая ложь ох как была нужна, чтобы скрыть свои просчеты и явную недальновидность в руководстве войсками, и он эту грязную фальшивку подхватил и выдал за действительность, которая оказалась очень живучей.

Посмотрите внимательно на состав армии, подумайте, как бы вы поступили, если бы вам предложили сложить оружие?
И вы придете к одному выводу: армию сдать невозможно. Воронову – стряпуху – можно, но армию – никогда.

Начальник тыла 2-й Ударной армии 5 июля 1942 года докладывал Военному Совету фронта: «Личный состав был измотан, выталкивая на себе материальную часть из болот к узкоколейке и лежневой дороге. До этого, в продолжение полутора месяцев, армия находилась на голодном пайке. Никаких запасов боеприпасов и продовольствия в армии не имелось, так как подвоза не было из-за отсутствия горючего… На 30 мая на территории, занимаемой армией, находилось на платформах и в вагонах 1 500 раненых, а 450 человек гражданского населения в лесу в ожидании эвакуации (гражданских принудили к эвакуации, а их дома сожгли, чтобы не достались врагу. – А. Д.)

7 июля решением ВС армии 80% личного состава было поставлено в строй, включая артиллеристов и минометчиков. Однако успеха армия не имела из-за отсутствия боеприпасов и плохо организованного взаимодействия с частями, наступающими с востока… Личный состав получал по 30–40 граммов сухарей в день, раненые – по 70–80 граммов на человека. Единственный продукт питания – конина. Однако из-за вражеской авиации нельзя было разводить костры, и конину ели в сыром виде, без соли. Истощение. Смертность в частях, особенно в госпиталях и среди гражданского населения.

С 20 по 29 июня вышло из окружения 3,5–4 тысячи человек, из боевых частей – 2 500. Осталось приблизительно 32 тысячи. Всего на 20 июня 1942 года армия имела 40 тысяч человек. Отошедшие части 52-й и 59-й армий после закрытия прохода составили 12–15 тысяч человек, а всего на довольствии было 50–55 тысяч.

Причинами гибели армии считаю:

1) отсутствие боеприпасов, голод, в силу чего армия, несмотря на исключительный героизм и самоотверженность всего личного состава, не смогла сдержать натиск превосходящих сил противника, дав ему возможность до предела сжать кольцо;

2) отсутствие помощи с востока;

3) для изучения гибели армии и установления виновных считаю необходимым назначить правительственную комиссию».

Из доклада полковника Кресика на Военном Совете ВФ  5 июля 1942 г. ЦАМО. Ф.204.Оп.4108.Д.7. [2]

«28 июня Гитлеру было доложено о победном завершении Волховского сражения. В донесении сообщалось о 32 759 наших солдатах, взяты в плен» [3].
Какие же потери понесли наши войска в Любанской операции?

Людские потери в боях [4] :

Навстречу 2-й Ударной армии в направлении на Любань наступала 54-я армия Ленинградского фронта. Она также являлась участником Любанской наступательной операции (7 января – 20 апреля 1942 г.). Армия продвинулась в этих боях на 25 км. На маленькой станции Погостье весна 1942 года открыла штабеля убитых за осень и зиму.

«У самой земли лежали солдаты в летнем обмундировании, в гимнастерках и ботинках, на них громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких брюках-клешах. Выше – сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале 1942 года. Еще выше – политбойцы в ватниках и тряпичных шапках, выданных в блокадном Ленинграде…» (из статьи «Поруганные святыни»).

Солдат Волховского фронта, а ныне профессор, хранитель нидерландской живописи Эрмитажа Н.Н. Никулин предлагает: «Заснять бы эту картину для истории и повесить в кабинетах сильных мира сего для назидания. Но, конечно, этого не сделали. Ответственность за беспрецедентные потери принято относить за счет неприятеля, а высокопоставленные руководители зачастую бывали награждены и повышены в чине» [5].

Хотелось бы, чтобы слова А. Твардовского стали былью:

И памятью той, вероятно,
Душа моя будет больна,
Покамест бедой невозвратной,
Не станет для мира война.

Именно эти слова, как эпиграф, приведены И.А. Ивановой в книге «Трагедия Мясного Бора».

«Согласно докладу НШ 2-й Ударной армии полковника Виноградова шифровкой от 21.06.42 численность и боевой состав 2-й Ударной армии по состоянию на 21.06.42г. был: людей – 23 401.

Примечание: В сведения не включены 19-я Гвардейская стрелковая дивизия, 92-я стрелковая дивизия и 31-й Гвардейский минометный полк» .
По состоянию на 29.06.42. за р. Волхов было выведено 3 087 человек, в том числе из 305-й стрелковой дивизии – 56 человек.

Выведено 22.06.42 здоровых – 682 человек.
Выведено 29.06.42 здоровых – 3 087 человек.
Выведено раненых и больных – 9 462 человек (около 45%) .

С начала вывода войск 2-й Ударной армии на основной оборонительный рубеж и до 26.06.42 противник потерял перед фронтом 2-й Ударной армии не менее 30 000 солдат и офицеров. Уничтожено и подбито около 50 танков и сбито 20 самолетов. Войсками 59-й и 52-й армий были разгромлены части 1-й пехотной дивизии, подразделения 58-й пехотной дивизии и 505-й санбатальон.

Всего противник потерял убитыми и ранеными солдат и офицеров около 45 000, подбито и уничтожено около 60 танков и сбито свыше 20 самолетов.

[1] Вторая Ударная в битве за Ленинград. Л., 1983.  С.107.

[2] Иванова И. А. От составителя // Трагедия Мясного Бора: Сб. воспоминаний участников и очевидцев Любанской операции. СПб., 2001. С.16–17.

[3] Там же. С.18.

[4] Гриф секретности снят. Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах: Стат. исслед. М., 1993. С. 224–225, табл. 75.

[5] Голованова Н. По другую сторону трагедии: К 55-летию полного снятия блокады Ленинграда // Невское время. 1999.

Материал для публикации передал:
Владимир Александрович Добров

Продолжение следует.

Воспоминания ранее были опубликованы «Бои под Новгородом 1941-1942″, Екатеринбург 2005, Издательский дом УрГЮА. Тираж 100 экземпляров.