Новые возможности военного времени

Эвелин Флетчер и Хильда Дайсон, «Счастливые доярки», Ризхетский сельскохозяйственный колледж, близ Нентвича, Чешир, 1941 год.

Над Европой уже сгущались тучи предстоящей войны, когда мы с мамой и сестрой поступили дежурными в ARP (Служба подготовки к авиаударам). Мне было семнадцать, а моей сестре – пятнадцать.  Мы посещали лекции в полицейском участке возле «Старого Лебедя» в Ливерпуле и узнали о разнообразных газах, с которыми могли столкнуться: горчичный газ, фосген и прочие, названий которых я уже не помню. Также мы учились носить противогазы и дышать в специальных газовых камерах со слезоточивым газом. Позже мы ходили по домам нашего района, примеряя противогазы на местных жителей, и интересовались, есть ли дома младенцы, которым могут понадобиться специальные респираторы. Это было захватывающее и довольно страшное время. Что-то ждет всех нас впереди?

Начало войны

В 1938 году британский премьер-министр Невилл Чемберлен вернулся в Англию из Мюнхена, в результате переговоров войну удалось отсрочить. Однако в последующие месяцы стало понятно, что война против Германии неизбежна. 3 сентября 1939 года мы копали траншею под грушей в нашем саду: начало войны тогда казалось делом совсем недалекого времени и мой отец решил, что мы должны как следует подготовиться.

Тем временем, Невилл Чемберлен пришел в радиостудию, чтобы сообщить нации, что Великобритания объявила войну Германии. Траншею копать мы так и не закончили, так что нам пришлось использовать другие укрытия. С объявлением войны пришло время светомаскировки. Все окна были проклеены пленкой, чтобы стекло не разлетелось во время бомбардировки; питание было нормированным. Еще некоторое время в Британии сохранялся мир. Были установлены аэростаты, по всему городу строились из бетона посты противовоздушной защиты и все брали с собой противогазы, куда бы ни шли.

Моя мама стала дежурной поста противовоздушной защиты в ARP, а нам с сестрой сказали, что мы слишком молоды для такой работы. В 1940 году, когда немцы начали бомбить Ливерпуль, многих школьников эвакуировали вглубь страны. Я же всегда любила море и восхищалась Королевским флотом, а потому вступила в отряд морских рейнджеров в Ливерпульских доках. Там мы учились ходить на веслах, салютовать проходящим кораблям и грести в бурных водах возле Пир-Хеда. Иногда иностранные моряки – французы и другие, – махали нам со своих судов, стоявших в порту. Для входа в доки в военное время требовались специальные пропуска; в порту было много кораблей союзников и моряков.

Отец вступил в Отечественную гвардию в 1940 году. Мы надеялись, что он не получит командирской должности, по крайней мере, на первых порах – так он чувствовал и вел бы себя несколько сдержаннее. Однако, поскольку во время Первой Мировой он был офицером, его сразу же сделали капитаном, а вскоре после того – и адъютантом! Он с большим воодушевлением пользовался своим положением, как в социальном плане, так и во всех прочих,  однако, был отличным и уважаемым адъютантом.

Блиц

Ливерпуль сильно бомбили. Нам выдали односкатное убежище – такие убежища называли убежищами Моррисона, – которое мы установили в столовой, а затем заменили на «убежище-стол», тоже из тяжелой стали. Спали под ним всего несколько раз. Когда начались массированные бомбардировки, мы вместе с соседями прятались в Андерсоновском (подземном) бомбоубежище.

Бомбили рядом с нами. Несколько десятков молодых людей погибли в большом подземном общественном бомбоубежище на Квинс Драйв рядом с Бродгринской дорогой, туда попала бомба. Они шли из местного танцевального зала и укрылись от начавшейся бомбардировки. Мама и другие дежурные были одними из первых, кто прибыл на место трагедии, и я помню, как мы пришли туда с Ирэн и отцом, который поначалу возглавил разбор завалов.

Однажды, после того как прозвучало предупреждение о воздушном налете, мы с отцом и двумя моими братьями – Гарри и Гордоном – стояли у входной двери, глядя на летящий в небе самолет. Мы было подумали, что он британский, но вдруг услышали свист падающей бомбы. Отец втолкнул нас в холл и поспешно закрыл дверь. Раздался громкий хлопок. Бомба упала совсем близко. Мама бросилась в холл из кухни, а Ирэн, которая была наверху, сбежала вниз и, не рассчитав, упала прямо на наши распластавшиеся по полу тела.

Санитарки

Тем временем, мы с сестрой прошли курс в службе скорой помощи святого Иоанна. На короткое время мы устроились работать санитарками в больницу Бродгрин. В больнице было множество раненных военных, а также жертв бомбардировок. Ирэн работала в палатах, где помогала раненным, а меня отправили в офицерские палаты. В мои обязанности входило совсем не то, чего я ожидала — устройство отдельных комнат для высокопоставленных офицеров, составление букетов, заправка постелей, наполнение ванн.

Однажды ночью сотни зажигательных бомб осветили небо, пожары охватили весь город. Мы спрятались в убежище рядом с домом, а наши родители носились туда-сюда вместе с другими дежурными службы противовоздушной защиты. Однажды ночью мой отец побежал помогать пожилому соседу, и в саду повредил себе шею, напоровшись в темноте на растянутую бельевую веревку. Другой сосед, тот, что жил через дорогу, несколько часов тушил пожар на чердаке. На каждой улице были установлены ведра с песком на такой случай. Мы жили в Бродгрине, за много миль от центра и доков Ливерпуля, вдали от тяжелых бомбардировок и разрушений.

Земледельческая армия

Всякий ребенок, в конце концов, покидает родительский дом.  В 1941 году я стала взрослой, мне исполнилось двадцать. С большим вещмешком, одетая в униформу Земледельческой армии, я села в поезд и отправилась в Ризхет – сельскохозяйственный колледж вблизи Нентвича в графстве Чешир. Я помню то воодушевление, то чувство свободы и предвкушения приключений, ждущих меня впереди, с которыми я ехала на том поезде.

Я вступила в Земледельческую армию, потому что любила сельскую жизнь и животных, хотела помочь своей стране в тяжелое военное время. Униформа была весьма привлекательной и, казалось, весь мир манил меня к приключениям – началась новая жизнь. Мы косили сено, ощипывали кур, вручную доили коров, ездили на тяжеловозах, вычищали хлева и конюшни, делали силос, помогали стричь овец, кормили животных, включая быков и свиней, изучали технологию изготовления сыра и сливок на больших молокозаводах, копали рвы. Нас обучили основам работы на ферме.

Моя первая ферма располагалась в Хевингеме, в Норфолке. Там я работала жарким летом 1941 года – вязала в снопы кукурузу и заготавливала сено. Я обожала Норфолк – это было такое прекрасное графство, казалось, оно жило совершенно в другом времени, чем Англия, которую я знала. Оно все еще жило феодальными временами. У поместья был лорд. Это были маленькие деревни, жители которых редко их покидали. Война, казалось, была совсем далеко. Люди на ферме были очень добры и дружелюбны, дни проходили счастливо в лучах летнего солнца. Хоть у нас и был один трактор, в те дни на фермах использовали, в основном, лошадей.

Отец как-то приехал навестить меня после инцидента со взбесившейся лошадью и телегой. Я спрыгнула с телеги, когда лошадь, испугавшись грузовика, понесло по узкой дороге. Что делать с испуганной лошадью, я представления не имела! Я катилась вниз с высокой насыпи. Колеса телеги едва не проехали по моей голове – мне повезло, отделалась лишь синяками.

Позже некоторое время я работала на небольшой индюшиной ферме, где также ухаживала за несколькими верховыми лошадьми и доила коров. На этой ферме я в одиночестве встретила свой двадцать первый День рождения. Затем меня отправили на ферму рядом с Норфолк Бродс. К ферме прилагалась заброшенная ветряная мельница. Часто я проводила в одиночестве целый день, копаясь в земле и пропалывая посевы, и никогда в жизни не было мне так одиноко, как тогда в Норфолке. Как это часто бывает, настоящая работа оказалась не такой интересной, как учеба в колледже или на подготовительных курсах.

Тем временем, в 1941 году мой шестнадцатилетний брат Гарри пошел радистом в торговый флот, ходил на судах сопровождения в Аргентину и Южную Африку. Подобные путешествия были рискованными – многие корабли гибли от торпед и флот нес тяжелые потери. В 1944 году, в девятнадцать лет, он вступил в Королевские ВВС и стал бортинженером и вторым пилотом на бомбардировщике «Ланкастер».

Ближе к дому

Тем временем, я переехала поближе к дому – в Ланкашир. На ферме в Чайлдуолле (Ливерпуль), недалеко от моего дома, было еще несколько девушек. Главным образом, мы занимались сбором картофеля. Для сбора урожая и сортировки картофеля под надзором английского солдата нам привели двадцать четыре итальянских военнопленных. Они казались вполне дружелюбными – не считая того, что в деле сбора картофеля большого рвения они не проявили. Девушки, работавшие в ливерпульских конторах, также пришли помочь со сбором урожая. Они приехали на большом грузовике. Их весьма порадовала встреча с итальянцами!

Мой брат, Гордон, теперь учился в средней школе Холт и многие из его школьных друзей помогали нам собирать картофель.

На ферме Риммера в тот год было невероятно много картофеля! Двое итальянцев теперь жили на ферме в старом каменном хлеву. Это были Анжело из Рима и Новелло из Пизы. Наше прощание с Анжело и Новелло, когда девушки Земледельческой армии начали покидать ферму, было очень печальным.

В конце концов, после четырех лет работы на земле, я решила, что с меня хватит. В 1945 году оправляясь от гриппа, я провела шесть месяцев дома, к тому времени моя служба в Земледельческой армии подошла к концу. Я чувствовала себя истощенной и потерянной.

ATS (Женский вспомогательный территориальный корпус)

Я решила стать чертежницей, как моя сестра, которая вступила в ATS в 1943 году и жила в Лондоне. Подала заявление, меня приняли – и тут война в Европе закончилась! Это был август 1945 года. Но победа на Дальнем Востоке еще не была одержана, так что вооруженным силам еще нужны были новобранцы.

Мой «курс молодого бойца» проходил рядом с Ранкорном. Это время стало одним из самых счастливых периодов в моей жизни, так как мне, в отличие от многих моих сокурсниц, нравилась строевая подготовка. Мне нравились дисциплина на плацу, упражнения и униформа. Вакансии архитектурной чертежницы не было, но было несколько мест топографических чертежниц.

Меня и еще одну девушку послали в «Винстэй Холл», в Раубон, в Северный Уэльс. Подготовка длилась три месяца. Мы прошли интенсивный курс топографического рисунка. Нас учили работать со стереоскопом; мы странствовали по прекрасным валлийским холмам, копировали чертежи, рисовали дома Ланголлена. Нас также учили пользоваться теодолитом и рисовать карты. Курс, где занимались как мужчины, так и женщины-инженеры, проводился в большом зале. Нашим инструктором был сержант Плейтер по прозвищу «Картошка» – он числился в картографической службе Саутгемптона.

Однажды я отправилась со своей подругой Дианой кататься на породистой лошади из конюшни Винстэя. Позднее, когда других девушек поймали за тем же занятием,  в конюшни вход нам всем стал заказан. Когда мы закончили курс, все женщины из ATS — теперь топографические чертежницы — были отправлены на базу Королевских ВВС в Бенсоне вблизи Валингфорда, в графстве Оксфордшир, где мы присоединились к небольшой компании инженеров-чертежниц и других женщин из ATS. Мы служили в топографическом подразделении армии, и большинство из нас числилось в ВВС.

Мы жили в небольших кирпичных домах, похожих, скорее, на социальное жилье, по четверо женщин в комнате. В одном доме жило примерно шестнадцать женщин. В каждом доме были маленькая кухня и ванная комната. Зимой в этих домах было очень холодно, потому что для отопления были предусмотрены только небольшие камины, по одному на спальню. Ели мы вместе с персоналом базы ВВС в больших столовых, где было полно еды. Каждый день нас отвозили на грузовике в большой старый дом недалеко от Эвелма, знаменитого своими зарослями водяного кресса. Всю зиму мужчины и женщины работали бок о бок в холодных чертежных, перенося линии с аэрофотоснимков на карты. Фотографии делались воздушной разведкой так, чтобы их можно было рассмотреть с помощью стереоскопа.

Это была идеальная жизнь: мы плавали через Темзу в Валлингфорде, ходили на веслах, отправлялись в долгие прогулки, играли в теннис и бадминтон в спортзале, танцевали и ездили на грузовике в Новый Оксфордский театр. В рабочее время можно было посещать и уроки изобразительного искусства: многие женщины были бывшими студентками художественной школы в Слейде, уровень обучения был очень высоким. Я тоже очень интересовалась искусством. Были также и уроки французского, и класс музыкальной литературы. Мы посещали столько уроков, сколько только было возможно, чтобы отдохнуть от чертежей! Я часто думаю, что этот период моей жизни был самым счастливым, потому что мы занимались спортом и другими интересными вещами. Такой и должна быть жизнь: никакой уборки, стирки или готовки! По вечерам я ходила бегать по взлетно-посадочным полосам Бенсона – тогда они пустовали. Чудесное ощущение свободы овладевало мной, когда я бежала вместе с ветром по бескрайним открытым пространствам.

Как то утром мы с двумя приятелями отправились в полет над югом Англии на бомбардировщике «Ланкастер». Я сидела за спиной бортинженера – это сиденье второго пилота, – и представляла, как Гарри сидел на том же месте, когда его самолет летал над Германией. Спустя несколько дней мы услышали, что пара женщин-офицеров ВВС была замечена в кабине «Ланкастера», им был объявлен выговор. После этого эпизода женщинам было запрещено летать с мужскими экипажами. Снова мы с Дианой вовремя проявили инициативу!

После всех чертежниц отправили в лагерь недалеко от Оксфорда, разместили в промозглых хижинах вместе с другими работницами из ATS. Наши чертежные теперь были в очень большом и известном административном здании под названием Нюнхэм Кортнэй в деревне с тем же названием. Земли здесь были обширными, лесистыми, а по весне зеленые берега Темзы покрывались ковром из нарциссов. В мирное время в этих местах команда Оксфорд Блюз тренировалась к университетским соревнованиям по гребле.

Демобилизация

Я служила в ATS уже два года, и персонал нашего отдела потихоньку начали демобилизовывать. Холодной зимой 1947 года, в январе, перед самой демобилизацией меня отправили в центр близ Суиндона. Наши домики не отапливались и были ужасно холодными, так что мы спали в свитерах, в носках и укрывались всеми одеялами, какие могли найти. Умываться приходилось холодной водой. Домик, где мы собирались, по вечерам освещался небольшой коксовой горелкой, которую умело разжигал немецкий военнопленный. Некоторые счастливчики приходили пораньше и успевали сесть поближе к огню, укутавшись в свои теплые пальто.

Так для меня закончилась война. Казалось, что теперь пришла «зима тревоги нашей«. Очень трудно было снова привыкнуть к гражданской жизни.

Подводя собственные итоги военным годам в Англии, могу сказать: большую часть времени я провела вдалеке от разрушений и бомбардировок, которым подвергались люди, жившие в больших городах. Жизнь молодой женщины часто была очень интересной – встречались молодые люди из флота, армии или ВВС, как английских, так и других стран – из Канады, Польши, Америки, Голландии. С ними никогда не удалось бы познакомиться в мирное время. Многие молодые женщины теперь могли путешествовать в другие страны и встречаться с людьми других национальностей, что было неслыханно во времена моей матери, так что военные годы стали началом новой свободы для женщин, которые теперь могли заниматься профессиями, о которых и не мечтали до войны.

 Перевод для www.world-war.ru Дарьи Богдановой

Источник: http://www.bbc.co.uk/history