Непонимание обстановки и возможностей

Август 1944: отступление на территорию Германии

В тот решающий день, 21 августа, мои люди занимали оборонительные позиции. 22 августа я вывел их из соприкосновения с неприятелем. Слава Богу, Монтгомери преследовал нас не слишком настойчиво. Даже наоборот, он действовал очень осторожно, не желая ничем рисковать. Это дало нам немного «воздуха». Союзническая авиация более не могла так радикально влиять на события, потому что часто было невозможно с воздуха отличить своих от противника.

23 августа мы двинулись в направлении Руана, все так же не тревожимые дивизиями Монтгомери. Меня беспокоили данные Фойхтингера в отношении того, что в тот же самый день практически параллельно с нами на Руан наступал Паттон. Успеем ли мы туда раньше и сумеем ли быстро переправиться через Сену? Армии Паттона, однако, по данным нашей разведки, пока видно не было. Зато мы соединились с частями танковой дивизии СС. Мы договорились при помощи саперов перейти реку в одной из ее излучин к западу от Руана.

Только после войны я узнал, что Монтгомери провел линию разграничения между британскими и американскими войсками, проложив ее за Мант на Сене, к западу от Парижа и далеко на северо-восток через Амьен — Лилль до Гента в Бельгии. Это означало, что Паттону пришлось отозвать свои части, наступавшие на Руан, и применить их где-то в другом месте.

В общем, нам приходилось иметь дело отныне только с Монти, а он по каким-то причинам продвигался вперед очень робко.

По выходе к Сене мы поставили в качестве заслона с юга танки СС. Между тем наскоро наведенная переправа через реку была запружена отступающими. Части снабжения пехоты и отряды отбившихся от своих частей солдат были готовы драться, а иногда и дрались за место на немногих паромах.

Выбрав себе место для переправы, мы не пустили туда больше никого, намереваясь во что бы то ни стало спасти не только людей, но и боевую технику. Пока саперы возились с понтонами, мы искали любые другие возможности пересечь 400 метров реки. Капитан Кригер, мой тогдашний адъютант, спустя несколько дней рассказывал мне, как он со своими людьми снимал с петель двери в ближайших деревнях и привязывал к ним в качестве поплавков пустые канистры из-под горючего. На каждом из таких плотов помещалось до восьми человек. Мы действовали в тесном взаимодействии с танкистами СС. Я заверил их в том, что мы заберем их на своем понтонном пароме последними. У нас царило спокойствие — прячась среди деревьев, солдаты молча ждали, когда придет их очередь переправляться. Это совсем не походило на Руан, куда отступили основные силы, чтобы перейти реку по еще уцелевшему железнодорожному мосту; там страсти накалились до предела.

В распоряжении моей штабной роты имелся автомобиль-амфибия VW («Фольксваген»), которым я до того никогда не пользовался. Я поинтересовался, можно ли воспользоваться машиной по назначению.

— Должна держаться на воде, — ответили мне, — что еще сказать? Должна, и все.

Несмотря на все трудности и напряженность обстановки, я решил переправиться на этой машине последним из своей боевой группы.

К 26 августа все части ее были на противоположном берегу, и я отдавал приказы о сборе.

В ночь с 28 на 29 августа мы замаскировали машину ветками, чтобы нас не засекли и не потопили союзнические истребители. Утром я сел за руль, рядом устроился мой адъютант Либескинд, позади находились водитель и еще один солдат в качестве наблюдателя.

Мы быстро отыскали пологое место, и я осторожно съехал в реку.

— Смотрите, нет ли где течи!

Машина поплыла. Я позволил ей дрейфовать по течению Либескинд и занимался тем, что высматривал место, где можно выйти на берег. Я аккуратно развернул амфибию вправо и стал приближаться к берегу.

— Истребители слева! — закричал наблюдатель. Я тут же выключил двигатель и позволил «кусту» плыть вниз по течению. Истребители, судя по всему, приняли нас за то, чем мы и хотели казаться — за куст. Либескинд отчаянно искал место, где бы выйти на сушу, но везде попадались крутые обрывы или густые заросли.

В итоге, проделав примерно 15 километров, мы нашли место, где без труда и никем на замеченные смогли выбраться на берег. Через час мы соединились со своей боевой группой, где нас уже считали пропавшими.

Я в последний раз вышел на связь с дивизионным командиром, который вкратце разъяснил мне ситуацию и поставил задачу:

— Люк, я рад, что вам удалось переправить через Сену практически всю боевую группу. Контроль за ситуацией в настоящее время полностью утрачен. Меня вызвали в корпус, однако им пришлось в спешке бросить командный пункт — американцы были уже рядом. Никто не знает, где наши части, а уж где противник — и подавно. Два дня назад я получил четкий приказ, в соответствии с которым дивизионный штаб, закаленные части боевой группы Рауха и все подразделения снабжения должны следовать в район Мольсхайма (Мольсема), к западу от Страсбурга, для доукомплектования. Дивизия должна подготовить позиции насколько возможно западнее для частей потрепанных 1-й и 19-й армий, отступающих из Южной Франции через Бельфор. 15 августа сильные части американцев высадились на юге Франции и теперь наступают на север.

После того как соберете свою группу и реорганизуетесь, выступайте в восточном направлении, чтобы как можно быстрее выйти в районе к западу от Страсбурга. Смотрите не наткнитесь на американцев, которые наступают через Сену на широком фронте. Где и как вы добудете горючее, боеприпасы и продовольствие — я не знаю. Вам придется делать все самим. Всего наилучшего.

Боеприпасов у нас осталось в обрез, потому мы не могли позволить себе втягиваться в боевые действия. Я прикинул, сколько займет дорога до заданного района поблизости от Страсбурга — по меньшей мере неделю, да и то при оптимальных условиях.

Чтобы не быть застигнутыми врасплох наступавшими на север американцами, я издал следующие приказы:

— Два отряда из танково-разведывательного батальона ведут рекогносцировку к югу от запланированного мной маршрута отхода и докладывают о любом соприкосновении с противником по рации.

— На каждые 100 километров дороги выделить одного офицера с рацией, чтобы докладывать о перемещении неприятеля на наиболее важных перекрестах.

— Отряду снабжения с его тремя последними грузовиками и двумя SPW (полугусеничными бронемашинами) с рацией вести постоянный поиск складов снабжения, которые должны иметься поблизости от всех крупных городов.

Основное ядро моей боевой группы должно было отходить маршем на восток с широкими интервалами между частями, следуя по второстепенным дорогам. Я обозначал пункты назначения на каждый день.

С тем мы и выступили, поначалу сделав хороший крюк на север от Руана, а затем повернули к востоку, пройдя севернее Парижа. В первые двое суток продвигались мы медленно, шли параллельно фронту, пересекая направление наступления американских войск. На третий день возникли перебои с топливом. Снабженцы получили приказ любой ценой достать горючее и, если будет возможно, боеприпасы. Грузовики вернулись вечером, нагруженные всем необходимым; даже продовольствие раздобыли. Мы были очень благодарны этим людям, которым так или иначе удалось найти склад. Доклад ответственного офицера вызвал смех и раздражение.

— Когда мы разыскали склад, — не без злобы начал он, — и потребовали горючее для нашей боевой группы, мы получили типичный и наглый ответ: «Ничего не выдается без письменных предписаний». Тогда я спросил: «А что вы станете делать, если завтра сюда явятся американцы, что совсем не исключено?» И вот что я услышал: «В соответствии с приказом мы взорвем склад». Это так разозлило моих людей, что они были готовы броситься на начальника склада. Я еле остановил их.

Я спокойно и рассудительно сказал этому бюрократу: «Если через полчаса у меня не будет горючего, боеприпасов и еды, я снимаю с себя ответственность за то, что произойдет. Так что лучше дайте нам все добром».

Таким образом, снабженческая проблема, благодаря столь замечательно сработавшей «поисковой партии», удачно разрешилась и более так остро до прибытия в предписанный район сосредоточения не вставала. На моем правом, южном фланге, слава Богу, никакой опасности не возникло.

Американцы, судя по всему, и не подозревали, что на восток перед ними, пересекая маршрут их наступления, следует боевая группа. Даже авиация нас не выявила. Только однажды один из двух дозоров доложил: «Встретили американский отряд, который ушел, вероятно, не заметив нас».

Через Компьен, в котором четыре года назад Гитлер подписывал перемирие с Францией, мы прошли мимо Вердена в направлении Меца. Мы оказались, таким образом, вне района активных боевых действий и могли позволить себе делать больше привалов, чтобы дать отдых измученным водителям и собрать рассеявшиеся части. Снабжение перестало представлять столь уж трудноразрешимую проблему, однако время от времени приходилось грозить применением силы.

Так и не доходя Меца, мы повернули на юго-восток в направлении Нанси и двинулись далее через Баккара, 9 сентября, после продолжавшегося одиннадцать дней марша, мы прибыли в заданный район к западу от Страсбурга. Устали мы просто мертвецки.

Мы находились в боевых действиях без отдыха три месяца. Нам требовался отдых и были отчаянно необходимы пополнения живой силы и техники. Численность гренадерских рот сократилась до 50 человек.

Наш район сосредоточения располагался между Вогезами и Страсбургом, между линией Мажино и Западным валом. Я распустил личный состав на поиски постоя в ближайших деревнях, а сам задался целью найти дивизионный командный пункт.

Начиналась осень, но было тепло. Внизу мирно раскинулась долина Рейна, которую я видел, поднимаясь по извилистой дорожке к шоссе через Вогезы. Более четырех лет люди тут жили в стороне от войны. Я наткнулся на один из снабженческих грузовиков дивизии. Водитель предположил, что дивизионная штаб-квартира расположена скорее всего где-то в западных предгорьях Вогезов. Связаться с ней по рации мне не удалось.

Вдруг откуда ни возьмись появился вездеход с флажком командующего армии. Я откозырял и оказался перед генералом Хассо фон Мантойффелем, «коллегой» по 7-й танковой дивизии, который в России в 1941 г. командовал стрелковым полком. [1] 

— Люк, какая замечательная встреча. Мы так давно не виделись, — приветствовал он меня. — Что вы тут делаете?

Я коротко рассказал ему что к чему и спросил, не знает ли он, где может быть дивизионный штаб и какова в общем и целом обстановка.

— Обстановка, мой дорогой Люк, чрезвычайно отвратительная. Я сам прибыл сюда только вчера из Бельгии принимать командование 5-й танковой армией. Нарисованная Мантойффелем картина не радовала:

— Еще до моего отъезда из Бельгии Монтгомери предпринял наступление силами своей группы армий и, не встречая серьезного противодействия, 3 сентября вышел к Брюсселю, а 4-го числа — к Антверпену.

Но куда опаснее, однако, бросок американцев — генерала Паттона с его 3-й армией США. Именно Патон смог достигнуть решающего прорыва через Авранш, а затем, невзирая на оставшийся открытым южный фланг, со всей скоростью принялся развивать успех, наступая на восток. Я бы назвал его американским Роммелем. Эйзенхауэр очень высоко ценит его, а в США его считают чуть ли не национальным героем. Показания пленных постоянно подтверждают это.

К концу августа, однако, американцам пришлось сделать перерыв — их линии снабжения от Шербура и еще нескольких портов Нормандии слишком растянулись.

Между тем с начала сентября американцы вновь переходят в наступление: 2 сентября 1-я армия США вышла к Монсу и взяла в плен 30 000 человек. Паттон, не обращая внимания на правый фланг, продвигается все дальше. Он уже вышел к Вердену и наступает на Мец и Нанси, то есть на Мозель.

6-я группа армий США, включая 1-ю французскую армию, приближается из Южной Франции и должна будет соединиться с Паттоном. Правда, остатки наших армий, отступающих от Средиземного моря и от Атлантического побережья, пока что держат выступ, который достигает Дижона, но сколько это будет продолжаться?

— И самое худшее, — продолжал Мантойффель, — Гитлер манипулирует дивизиями, которые на деле уже давно никакие не дивизии. А теперь еще, — не без горькой иронии, качая головой, заключил он, — Гитлер хочет развернуть танковое наступление на север из района Дижона, чтобы, как он изволил выразиться, «ударить Паттону во фланг, перерезать линии коммуникаций и уничтожить его». Полное непонимание обстановки и наших возможностей.

Слова его произвели на меня тяжкое впечатление.

— А как, по-вашему, что надо делать? — спросил я Мантойффеля.

— Вести подвижную оборону тут, на западных склонах Вогезов и к западу от Саарбрюкена, чтобы подготовить к обороне Западный вал и разместить там достаточно людей. Это даст шанс надолго задержать противника. Здесь, на Западе, нам нужно выиграть время, чтобы приготовиться к наступлению русских. Но все это, мой дорогой Люк, так, похоже, и повиснет в воздухе. Я желаю вам всего наилучшего. Постарайтесь выйти целым и невредимым из последней битвы.

Мы пожали руки и расстались.

Встретиться с Мантойффелем мне довелось уже только спустя долгое время после окончания войны.

[1] (Хассо-Эккард фон Мантойффель. тогда еще подполковник, возглавил 6-й стрелковый полк 7-й танковой дивизии 25 августа 1941 г. (вмести убитого полковника фон Уигера). Занимая эту должность, он получил 1 октября 1941 г, звание полковника, а затем с 15 июля по 4 ноября 1942 г. командовал 7-й танково-гренадерской бригадой той же дивизии. Позже, уже произведенный в генерал-майоры (1 мая 1943 г. за бои в Тунисе), Мантойффель вернулся и 7-ю танковую дивизию и качестве ее командира (с 1 августа 1943 г. до 31 января 1944 г.). Став 1 февраля 1944 г. генерал-лейтенантом, он командовал на Восточном фронте танково-гренадерской дивизией «Гроссдойчланд», после чего 1 сентября того же года был произведен в генералы танковых войск и назначен командующим 5-й танковой армией, действовавшей во Франции (прим. авт.)).

Источник: Люк Х. На острие танкового клина 1939-1945. Воспоминания офицера Вермахта. – М.: Изд-во Эксмо, 2005. Стр. 316-324