27 октября 2014| Хейгейт Джон Т.Н. перевод с английского Захаревич Елена

На пороге Второй мировой войны

Помню, что во второй половине 1938 года мой отец отправил нас с сестрой к своему другу, государственному служащему, подобрать противогазы. Это было довольно мрачное занятие. Все эти черные противогазы источали сильный и очень неприятный запах резины. Противогазы упаковывались в твердую картонную коробку и холщовую сумку цвета кожи из местного магазина. Через несколько недель мы были вынуждены вернуться сюда за противогазами, чтобы у нас было собственное защитное средство от дыма.

Лондон, Великобритания, 1939 год.

Лондон, Великобритания, 1939 год.

Мне тогда было семь лет. Помню постоянное чувство страха и неопределенности, которое испытывал, когда смотрел кинохронику и слушал радиорепортажи о воздушных налетах и сражениях гражданской войны в Испании, свой страх от звуковых и световых сигналов воздушной тревоги.

Мы жили в маленькой квартире над отцовским радио — и ТВ-магазином «Джи Кейс и сыновья» на Хай-стрит в Слау. Здесь продавались аппараты самых желанных в то время марок — Bush, Murphy & McMichael. А знаменитый диктор из БиБиСи Джон Снейдж и придворные из Виндзорского замка были в числе постоянных клиентов магазина.

 

Эвакуация

Родители решили нас, детей, отправить в эвакуацию. К этому времени война уже была объявлена, и считалось, что Рашден, графство Нортгемптоншир, родина моих бабушки и дедушки, будет безопасным местом.

Они жили в большей части хорошо обустроенного загородного дома «Мурлэндс» на Кимболтонской дороге. А напротив жил близкий друг моего дедушки, Джон Вайт, создатель крупнейшей обувной фабрики в стране.

Я учился в закрытой государственной смешанной начальной школе Хайгэм Фэррис, до которой мне приходилось идти пешком две мили [1]. Бомбоубежища еще не построили. А мои самые яркие воспоминания – о Нэнси, очень красивой девочке, дочери местного доктора! А еще о шоколадных вафлях, которые раздавали на переменах вдобавок к стандартной бутылочке молока в треть пинты.

Условия проживания в Мурлэндсе стали ухудшаться, когда были введены карточки на продукты, и появились другие ограничения. Отключение электричества было главным из них. И еще окна нужно было заклеивать крест накрест, чтобы в случае авианалета и разрыва бомбы повреждений от осколков было бы меньше.

Я всегда интересовался оружием, а потому был рад, когда местные ополченцы устроили стрельбище в заброшенном гравийном карьере неподалеку. Стреляные гильзы очень ценились в школе.

Так как мои родители занимались продажей радиоприемников и телевизоров, в 1938 году они привезли в Мурлэндс телевизор Бэйрд. У него было порядка двадцати регуляторов, благодаря которым можно было настроить приемлемое черно-белое изображение, которое ежедневно по нескольку часов транслировалось из Лондонского Александра-паласа.

Чтобы это чудо смогло произойти, из Слау к нам приехали механики, работавшие с отцом, и соорудили огромную деревянную башню для антенны на крыше дома. Однако экран в десять на восемь дюймов ничего не показывал, потому что после того, как война была объявлена, БиБиСи прекратила свое вещание.

В сельской местности и в окружении кожевенных фабрик и заводов было очень скучно.

Мой дед, Фрэнк Лоуик Хейгейт, в прошлом банковский менеджер, решил найти мне какое-то интересное занятие в дополнение к домашним делам. Однажды он познакомил меня с сыном своего друга. Юноша был умелым и страстным моделестроителем. Так как я был достаточно изобретательным и любил мастерить, эта встреча стала настоящим событием для меня. Основные столярные инструменты, в том числе циркулярный нож, были куплены, и я устроил в садовом домике временную мастерскую и занялся моделестроением. Модели нужно было вырезать из дерева – пластика тогда не было. Мой отец постоянно покупал древесные остатки на фабрике в Слау, где производили истребитель-бомбардировщик «Москито», в конструкции которого использовалось большое количество дерева.

Где-то спустя год родители решили, что мы должны вернуться домой в Слау. Семьдесят миль мы ехали в очень маленькой дурно пахнущей машине Остин Тен Ван, на которой осуществляли доставку покупок из магазина. Личный автомобиль моего отца – Опель Кадет с мягким верхом – стоял в демонстрационном гараже папиного друга.

Остин Ван ездил на промышленном, красном, бензине, так как неокрашенного бензина, для частных машин, было очень мало. За использование окрашенного топлива на незарегистрированных автомобилях можно было попасть в тюрьму.

 

Перемены

Наконец-то дом! Я был так рад вернуться к родителям и друзьям и городской среде, в которой вырос.

Первое слово, которое приходит на ум, когда я вспоминаю об этом времени, — это «перемены». Отец, Дик Хейгейт, с гордостью показал мне подземное бомбоубежище, которое он вместе со своими сотрудниками построил в небольшом садике позади магазина и квартиры. Нужно поднять тяжелую дверь, обитую гофрированным железом, пройти несколько шагов вниз по лестнице в коридоре, укрепленном шестидюймовым железобетоном. Внутри были размещены деревянные решетчатые кровати и все необходимое, чтобы сделать чай. В дальнем конце был аварийный люк.

Там пахло влажной землей и парафином от аварийных фонарей. Мне потребовалось несколько минут, чтобы рассмотреть люк в глубине.

Рядом с бомбоубежищем было несколько ангаров, где размещались ремонтные мастерские и лавки по зарядке батареек; некоторые радиоприемники до сих пор работали исключительно от батареек, а не от сети электропитания.

В двух ангарах теперь размещался Центр токарных, сверлильных, фрезерных и шлифовальных станков Майфорда. Мой отец, прошедший обучение во время службы во второй половине Первой мировой войны, решил направить свои силы на создание небольшого производства деталей для самолетов и подводных лодок. Все из-за спада продаж в радио — и ТВ-магазине, кроме того правительство стало контролировать новые разработки в этой сфере.

Мою сестру Джун отправили в частную школу Хэлидон Хаус, а я пошел в среднюю школу для мальчиков в Слау, которую еще называли Кентс-колледж.

Кирпичные входы в школьные бомбоубежища возвышались над землей. Каждый день мы проводили там какое-то время, пели хором, жевали таблетки «Хорликс» или даже бульонные кубики «Оксо». Сладкое жестко нормировалось.

Огромный школьный колокол был установлен в башне, однако им не пользовались, т.к. в колокол звонили для оповещения при угрозе нападения.

Кстати, к тому времени туалетная бумага была уже довольно редким предметом, а вместо нее стали нарезать квадратиками газету.

На уроках соблюдалась строгая дисциплина. В школе помещения освещались и отапливались, в основном, коксовым газом. Телесные наказания – палками – стали частью распорядка дня. И, как следствие, мои школьные знания значительно улучшились!

Огромные лошади-тяжеловозы, белые с коричневым, тянули по улицам повозки, принадлежавшие торговцам угля и зерна, например, Картеру Патерсону.

В свободное время мальчики, и я не был исключением, старались «внести свой вклад в победу» — собирали в округе макулатуру и металлолом, за которые можно было бы выручить немного денег, и потратить их в рыбном магазине, кино или на лимонад Тайзер.

Пока я был в Кентс-колледже (надо сказать, что Томми Кент был очень хорошим директором школы), я стал бойскаутом. Однажды, когда я только вышел из дома, в форме и с противогазом, неожиданно в небе разразился ад. Немецкий самолет внезапно появился из-за тяжелых туч и начал обстреливать Хай-стрит из своих пулеметов. Совсем рядом, как только раздалась сирена воздушной тревоги, началась ответная стрельба по бомбардировщику из противовоздушного орудия. В этот момент женщина, проходившая мимо, внезапно схватила меня и буквально отшвырнула на безопасное расстояние – прямо в дверной проем магазина «Ткани». Когда все успокоилось, я оглянулся и увидел большие куски стекла вокруг себя.

В течение следующих двух лет в школе я обзавелся кое-чем интересным. Мой нож с ножнами и кожаной ручкой оказался очень полезным приобретением, когда я сменял его на хорошую новую темно-зеленую ручную гранату. Другой обмен был на американский револьвер тридцать второго калибра. Хотя у него был небольшой недостаток – судя по малому размеру это было дамское оружие.

Около двадцати лет спустя во время так называемой оружейной амнистии я решил избавиться от ручной гранаты. Я жил тогда в Аскоте, район Бракнелл. Я отправился в полицейский участок с гранатой в пластиковом мешке, чека и спусковой рычаг были хорошо закреплены на своих местах. Дежурный офицер показался мне слишком молодым и неопытным. И я подумал, что будет разумней предупредить, что у меня в сумке бомба Миллза, чем просто положить ее на стол перед офицером.

А тишина в воскресное утро казалась оглушительной!

 

Источник: http://www.bbc.co.uk/history

Перевод для www.world-war.ru Елены Захаревич

 

[1] 1 миля — 1609 м

Комментарии (авторизуйтесь или представьтесь)