Мы уходим. Не поминайте лихом!

И вновь Севастополь

По возвращении назначают директором филиала ЦНИИ «Компас». Расположен в двух небольших бараках, соединенных перемычкой. На Северной стороне. Номенклатура – судовые палубные механизмы и теплообменные аппараты. Начальник Главка, бывший боевой офицер а потом начальник производства Сормовского завода, славный, деловой, открытый человек, подбодрил:

– Берись за строительство хорошего, большого корпуса, станешь самостоятельным. Дадим фонды материалов. А вот лимита в Севастопольстрой – нет. Придется – хозспособом.

Вместе с гл. инженером Главка получили «добро» Госплана, в Госинспекции и других инстанциях. Захожу в очередной кабинет. Солидный хозяин пишет за столом. – Мне нужна ваша виза.

– А ты в первом отделе был? – не отрываясь от бумаги.

Пошел в I отдел (секретной документации).

– У вас есть какая-то бумага для ознакомления командированных?

– Нет.

Недоумеваю. Время конца работы. Надо ехать в гостиницу-общежитие. Захожу в ближайший гастроном. И первое, что бросается в глаза – щиток на большой витрине: «I отдел». Полки уставлены бутылками. «Ах вот, в чем дело!» Утром без слов получаю визу.

Строили мы год. Много раз надо обращаться в десяток отделов, служб, секторов. У своей зарплаты строго обозначалась дополнительная статья расходов. Сначала собрали четырехугольник, обсудили возможности. Потом общее собрание.

– Товарищи, есть шанс вырваться из бараков. Материалы будут. Лимит в Севастопольстрое на самые для нас неподъемные работы – котлован и кладка стен – Горком помог добыть. Остальное – 75%, своими руками. Можно нанимать специалистов за наш фонд зарплаты. Облицовка, электропроводка, котельная, отопление, вентиляция, канализация и водопровод, полы, крыша… – хозспособом. Или возьмемся и станем самостоятельным КБ, или застрянем.

Горячо поклялись: беремся! Распределили обязанности. Все мужчины – на стройку. Женщины тянут план основной. Все выходные – все на стройке. Страхов, сомнений, неувязок предостаточно. Кто не строил – не поймет.

Раз в месяц секретарь Обкома ведет проверки хода строек военных объектов по Крыму. Мы в том числе. Объектов не меньше сотни! Правда, военные они условно, просто по линии оборонных министерств. Там и дома, и магистрали, и управленческие корпуса, и КБ, как наше здание. Скандала на этих проверках хватает на несколько часов. Меня поразило, как ловчат строители: у них порядка куда меньше, чем в промышленности. Изворачиваются, врут, «ошибаются», подставляют друг-друга («а он не дал комплекта техдокументации», «держит мало рабочих на объекте», «а твой лимит исчерпан», «подтянемся»… поди проверь правильность каждого сказанного слова! Это знают все, все опытные, с высшим образованием…).

Вот и моя очередь.

– А «Компас» мы сдавать не будем, – спокойно заявляет начальник треста «Севастопольстрой», глядя в блокнотик. – Они еще не подали лес. Столярку сделать не сможем. Усталый, давно измотанный предыдущими разборками секретарь вопросительно глянул на этого невнушительного нач. «Компаса».

– Вот накладная: один вагон леса подали в ваш цех в Инкермане 3 дня назад, вот накладные – два вагона леса поданы туда же вчера.

Секретарь выпрямился, строго глянул на нач. треста.

– Вы не только не знаете, что у вас творится в тресте, вы еще вводите в заблуждение Обком Партии! Как мы должны расценивать ваше отношение к работе? Судить об этом будем по результатам выполнения вами работ. И прекратите здесь очковтирательство, этот бич вашей деятельности!

Конечно, слово Обкома было весомым. Вдруг на стройку приезжает секретарь Горкома. Встречаю в запачканном цементом костюме, веду по этажам.

– Где будет Партбюро? А где Профком? А комитет Комсомола?

– Еще не определились с Комитетом.

– Это значит, вы недооцениваете важный участок!

Тут с тачкой раствора проезжает конструктор Мухин:

– Николай Петрович! Отстаете! Я уже на 3 тачки вас опередил.

Горкомовцы переглядываются. Короче, 30 декабря докладываю нач. Главка:

– Акт приемки подписан.

– Вы сделали невозможное! Месячный оклад, как премия!

– Так не годится: не я один строил.

– Что вы хотите?

– Четыре тысячи.

– Будет!

Вечером звонит нач. Управления капстроительства Главка.

– Николай Петрович, выручай! У нас в плане сдача столовой на 100 мест, а ленинградский завод не сможет сдать плановый объект. Пожалуйста, постарайся, сдай свою!

Легко сказать! Оборудование кухни на месте, но еще не подключено, холодильные камеры недооблицованы. Сдача столовой, по плану, в следующем году. Привожу нач. Треста столовых и ресторанов с его спецами. Осмотрели.

– Да тут оборудование и помещения лучше, чем у всех наших точек! Где акт?

Подписываем. Обещаю в первой декаде января… обязательно! Главк, Горком, Обком, даже Промотдел ЦК КПУ поздравляют. Отвыкли от энтузиазма масс.

Обком собирает «активы» – руководителей предприятий оборонных отраслей ежегодно, обычно в феврале, для подведения итогов хозяйственной деятельности за минувший и определения задач на предстоящий годы. После доклада – вопросы с мест. Большинство жалуются на плохую работу строителей (строили много, не успевали).

– Удоденко в зале есть? – зычно в микрофон секретарь.

Встаю.

– Подойдите в перерыве к нему, он расскажет, как надо организовать работу по строительству.

На перерыве меня атакуют: что ты там такое изобрел?

– Собрал парторга, профорга, комсорга, мобилизовали коллектив.

Любопытство гасло в глазах, «атака захлебнулась», разочарованные коллеги сникли и разошлись. Такие «подъемы» мне устраивали три года.

Пользуясь содействием однокашников и друзей, осевших в Министерстве, быстро наращиваем численность, набираем заказов, расширяем сферу деятельности, доказываем техническую и научную состоятельность. Четверо защищают кандидатские по нашей тематике. Монополизируем ряд направлений судовой техники, ведем учет работоспособности, надежности своих изделий на всех флотах Союза. Нас аттестуют как ЦКБ «Таврия». И задания местных властей коллектив чтит. До сих пор вспоминают ветераны КБ дружную работу на воскресниках, виноградниках, выезды к морю, праздничные балы в новом конференц-зале. В общем деле мы воистину сроднились и сохранили эту дружбу по сей день.

С первых же дней моей работы на новом месте наша «контора» оказалась в центре скандала общеминистерского масштаба. По только что вышедшим требовниям ИСО (международной стандартной организации), держащая сила тормозов брашпилей должна быть повышена до 0,8 от разрывного усилия якорной цепи. Ни один из типов наших брашпилей (а при нашей проверке позже – и иностранных) такое усилие не держал. Вся продукция брашпилей на Севморзаводе (около трехсот в год) арестована Регистром. Мало того, что у завода срывается план, но и замерли у стенок всех судостроительных заводов новопостроенные гражданские суда по всему Союзу!

Срочно прибыли послы всех судостроительных заводов страны, ЦНИИ «Компас», гл.инженер Главка.

Круглосуточно вводятся изменения в конструкцию тормозного механизма (главным образом — в усиление натяжения тормозной ленты). К досаде грандов, припарки не помогли. Пошли на отчаянный шаг — увеличение диаметра тормозного барабана. Мысль естественная. Ухватились. Но поставщик литья заявил, что нужно готовить новые модели, что нужен сухой лес и т.д. To есть, платите деньги, да побольше. Гл. инже­нер Главка в отчаянии соглашается на ультиматум.

Но увеличение диаметра барабана требует поднять ось этого барабана. Значит — увеличение размеров опорных стоек. Значит — поднять редуктор. Значит — переделать весь брашпиль. Кипит работа. Я пока в стороне, от нас солидно присутствует наш гл.инженер. Но меня упражняют в Горкоме партии, как главного виновника, меня пригласил на очную беседу нач. второго ГУ Министерства (благо, лично знакомы по Николаеву).

– Николай Петрович, так как же помочь беде?

– Я пока не смог вникнуть глубже, чем уважаемые приезжие специалисты. По Эйлеру (я написал формулу торможения нитью круга), определяют держащую силу, из переменных величин – угол охвата нитью круга, сила натяжения нити, радиус барабана и коэффициент трения. Первые три фактора полностью эксплуатируются сейчас уважаемой бригадой. А вот с четвертым дело плохо: выпускает ленту один завод, лучшая из лент пропитана смолами, запеченными вместе с асбестовой лентой. В брашпилях удельное давление в 10 раз выше, чем в механизмах других назначений. Чем сильнее повышает сейчас это давление комиссия, тем больше снижается трение за счет выдавливаемой смолы, работающей теперь как смазка. Получается, нужна другая лента. Поставщик отвечает, что он работает над этим с лабораториями Минхимпрома, но скоро ничего не обещает.

– Есть у Вас данные об иностранных марках?

– Да, вот наиболее авторитетные, – я назвал.

– Дайте справку, я попрошу Минвнешторг срочно прислать образцы.

Образцы прибыли через месяц. К этому времени проблема кое-как утряслась. Но, естественно, продолжала висеть дамокловым мечом. В свободные часы, в командировках возникал вопрос: почему, по Эйлеру, держащей силы чуть не вдвое больше, чем на наших тормозах?

Беспокоились и в Главке. Как-то мне говорят: «Поезжай в Японское торгпредство, они предлагают надежные брашпили». Поехал, один. Приняли. Но говорят только по-английски. Моя египетская практика касалась специфики судоремонта, организации, а тут – теория. С горем пополам объясняемся.

– Пожалуйста, чертеж вашего брашпиля.

Дают только габариты. Считаю у них на глазах по Эйлеру. Σ в степени мю-альфа.

– На этом брашпиле необходимой держащей силы получить нельзя.

– Как, не может быть! У нас солидная фирма!

– Не более солидная, чем Эйлер. Или мю должен быть 0,8, что пока не достигнуто никем.

– Извините, но этого не может быть! Наша фирма!..

– Передайте вашей фирме, что она ошибается. До свидания.

Так что же за собака тут зарыта?

Идеи приходят часто во сне, под утро. Эпюра тормозного момента в теории – красивая улитка. А на практике? У нас нить не сплошная – для удобства она имеет посреди окружности шарнир. Да и какая это нить? Это две жесткие колодки с огромными приваренными по концам снаружи проушинами с дырами, через которые соединительным болтом стягиваются эти половины, а на других концах – закрепление к фундаменту и, вторая, – к натяжному механизму. И что получается при натяге? А то, что эти проушины, как консоли, гнут «ленту», опрокидывая всю эпюру, коверкая ее. И нет той улитки, а есть кавардак. Сильнее тянешь, больший кавардак. Как проверить, измерить, доказать, исправить? Совещаемся, ставим опыты. Простой стенд, с барабаном, с рычагом для проворачивания; натяг – гидроцилиндром. Сначала на барабане штатный тормоз. По всей ленте наклеены тензодатчики.

Первые же пробы полностью подтвердили – «лента» работает не как нить, а «рвется» каждой проушиной. Пятка ленты у места проушины сильно упирается в барабан, а «нос» отрывает ленту от барабана. Проверили прокладкой между стальной и тормозной лентами упругой прослойки. Точное совпадение с показателями тензометров. Меряем температуры в разных точках ленты (греются трущиеся, не греются «отдыхающие»). Тот же результат. Значит, работает-то честно половина тормоза! Меняем ГОСТ на ленточные тормоза, выбрасываем идею «колодок», заложенную в его основу нашим солидным патроном – ЦНИИ. Вводим коэффициент совершенства конструкции. А испытания продолжаем. Простые ленты из гибких полос стали с приклепанными фрикционами – без разъемов – почти полностью следуют Эйлеру.

Пишу статью в ведомственный журнал «Машиностроение». Редактор рад свежему материалу: «Главным редактором является гл. инженер Главка, я ему доложу. Материал очень интересный, пойдет в первый же очередной выпуск». «Не так все просто, – думаю. – Журнал кладут на стол всему руководству. Оно увидит, что все предыдущие действия были безграмотны. Как-то выкрутится гл. инженер Главка?» Выкрутился. Журнал № 21 был издан в единственном экземпляре, только с моей статьей, и прислан только мне. Посмей только заикнуться!

Криво усмехнувшись, заикаться не стал. Систему не переделать. И позже не переделали, а угробили. И систему, и промышленность, и ЦКБ. Много лет брашпилей вообще не выпускали. Один из наших способных конструкторов защитил на тему о брашпилях (в т.ч. о работе цепь-звездочка) кандидатскую диссертацию.

Памятна встреча с Министром. На воскресенье (не отдыхает!) пригласил ряд КБ для рассмотрения хода разработки бурового судна – новая и ставшая вдруг актуальной тема освоения шельфа. Мы разрабатывали лебедки, ориентирующие судно над скважиной. Привез общие виды устройств и фотографии подобной установки на купленном у французов судне, уже приведенном в Баку. В ожидании начальства ленинградские головные проектировщики не выказывают не только признаков сознания ответственности предстоящего. Наоборот, развязно демонстрируют свою непотопляемость. Развешивают чертежи, транспаранты.

– Тут у нас пока не ясно, да ладно, заправим что-нибудь, все равно не поймет. – И в таком духе.

Подходят ко мне.

– Что это ты повесил?

– Фотографии с француза.

– Знаешь что, убери-ка ты их, если не хочешь потерять с нами дружбу.

– Почему?

– Вот увидишь и поймешь. А сейчас сними.

Пожимаю плечами, снимаю: они что-то знают, а я тут впервые.

Министр толково рассмотрел плакаты ленинградцев.

– А как у иностранцев?

– Да что иностранцы! Мы и сами с усами, тут особых проблем мы не видим.

– И все же, есть же французское судно, давно бы съездили, сфотографировали. Никогда опыт чужой не помешает. Зажирели в своих кабинетах, задницу не оторвете! Авторитеты ухмыляются, перемаргиваются. «Почему такая распущенность?»

– А ваши проблемы? – ко мне.

– Принципиально конструкции решены. Нужно решение корпусников – забортное троссирование или сквозь корпус и днище в шахте-колодце.

– Ваше мнение?

– Шахтное надежнее в ледовых условиях.

– А у французов?

– На судне в Баку – колодец.

– Конечно! Слышите, корпусники? Делайте колодец.

«Нет, эти центральные НИИ…»

«Почему такое всеобщее расслабление понятий долга?». Идет собрание райкома партии. Плановый вопрос: «Производственная и общественно-политическая работа на одном из предприятий мелкой промышленности». Директор – уверенный, самодовольный – рапортует о выполнении всех показателей плана. Аудитория и президиум довольны, посматривают на часы. Задаю несколько колких вопросов. Круглые ответы. Беру слово.

— Предлагаю директора снять с работы: никакого желания напрягаться, например, удвоить объем, заменить номенклатуру на схожую с импортной, коренным образом улучшить условия работы персонала. Теряем революционность! Все в шоке. Кратко уладили: «Рекомендовать дирекции улучшить, поднять…парторганизации наладить контроль».

И вот возник скандал по поводу увольнения двух работников. А трудовое законодательство и партийные порядки таковы, что жалобщик может писать и выступать, протестовать до тех пор, пока его не ублажили. Он всегда прав, хозяйственник – нет. Дело тянется 2 года, проверки ведут 32 комиссии. Роют документы, опрашивают свидетелей, пишутся объяснительные… Городские власти, обком, КПК ЦК Киева и Москвы, Министерство, Главк, КГБ, прокуратура… Поскольку крамола не находится, жалобщики пишут снова. Так возникла и телеграмма «дорогому Леониду Ильичу». А что? Удар верный. Всем этот процесс изрядно надоел. Надо кончать. Из Киева, из аппарата ЦККПУ приезжает товарищ, чтобы снимать меня с работы, как человека с запятнанным прошлым.

В Горкоме ему показывают только что полученный журнал № 44 за 1981 год «Новое время», с большим, на 3 страницы, репортажем о героической, патриотической деятельности подпольной организации военнопленных в лагере и на шахте АО Августа-Виктория.

Вхожу в кабинет. Товарищ из Киева встает из-за стола, показывает ладонями на лежащую перед ним статью, выходит ко мне, жмет руку, желает успеха. В коридоре то же делает нач. КГБ города.

2000 год.

Пишу (сам удивляюсь, что так просто получается по-немецки) в Марль, прошу прислать мне книгу, изданную по случаю 100-летия шахты. Через 2 недели — посыл­ка! 2 книги, доброжелательное письмо, 3 кг шоколада и кофе. В книге — на стр. 113 моя фамилия. Влип в историю. 6 орденов (3 за войну, 3 за труд), был пенсионером республиканского значения. Конечно, остался членом КПУ.

В итоге? Размышления….

Нужен ли был Указ о наказании пленных и их семей? Усилил ли он Красную Армию? Сталин знал силу страха наказания. Именно эта сила помогла поднять Россию на дыбы, разбудить дремлющий народ, построить в отряды строителей великих Пятилеток.

Но на Великой Отечественной действовали более мощные силы: Любовь к своей земле, Долг, Совесть и Месть дикому врагу.

Сила страха наказания здесь померкла, была оскорбительной. Изменники и так предавали. Это был огонь по своим. Солдат понял – заблаговременно отступай. Поэтому потребовался приказ «Ни шагу назад». 3,5 миллиона безвинных погибло в лагерях от голода и ран. Миллион выживших из боязни наказания рассеялись по свету. Миллион вернувшихся всю жизнь оскорблялись. Все в ущерб плоти и духа народа.

Однако, моя жизнь – свидетельство: быть в плену – не значило гарантированно угодить в «сталинский концлагерь», как теперь часто уверяют СМИ. Закончил институт. Работал на ответственных должностях и на секретных предприятиях, за границей… Был уважаем руководством и коллективом. Счастлив в семье, детьми горжусь. Да, быть может достиг бы большего, сделал бы больше для своей Страны, но…

И всё же. Армия должна строиться на Чести солдата. Это трудно воплотить: нужно поднять личное достоинство военного, его быт, статус, культуру. Но другого стержня нет. Увы, неужели Честь и Совесть утрачены в России повсеместно? Олигархи, чиновники, владельцы телеканалов… «Элита».

Честь, Совесть, Разум – исконные дарования Русичей, где вы?

Племя коммунистов-Кихотов, взращенных Великим Кихотом, уходит. Верю, что дух его не угаснет в нашем народе никогда. Вам, нашим преемникам говорю: Нам довелось испытать счастье Созидания и Побед, жить в единственной в истории мира Стране Справедливости, Труда и Надежд. Испытать горечь позора падения и не отчаяться. Ваша очередь жить, бороться со злом и побеждать!

Мы уходим. Прощайте. Не поминайте лихом!

 

Конец.

Другие воспоминания автора Н.П. Удоденко

 

Переданы для публикации на сайте www.world-war.ru
внучкой автора Марией Телегиной

г. Севастополь, 03.02.03 г. — 20.02.10 гг.