Многоликость Маннергейма

Андрей Леонидович:  Петербургский исторический клуб счел целесообразным в очередной раз коснуться проблемы, имеющей непосредственное отношение к истории Ленинграда в военное время. Это проблема взаимоотношений Карла Густава Маннергейма с руководством нацистской Германии. Напомню, что тема эта приобрела особую актуальность еще шесть лет тому назад, когда в Государственном Эрмитаже открылась выставка «Карл Густав Маннергейм. Русский офицер. Маршал Финляндии». Крупнейшим специалистом в этом сложном вопросе, безусловно, является  почетный член Петербургского исторического клуба, доктор исторических наук Николай Иванович Барышников.

Николай Иванович: Добрый вечер, уважаемые радиослушатели! Спасибо Вам, Андрей Леонидович!

Скачать

Андрей Леонидович:   И второй участник нашей сегодняшней передачи – это доктор исторических наук, профессор Владимир Николаевич Барышников, заведующий кафедрой истории нового и новейшего времени  исторического факультета Санкт-Петербургского университета.

Владимир Николаевич: Спасибо! Мы тоже очень рады, что на Петербургском радио опять вернулись к  сложной проблеме истории Финляндии, и думаю, что сегодняшний разговор будет довольно интересным.

Андрей Леонидович:   Конечно, всех наших радиослушателей волнует личность Карла Густава Маннергейма. Дело в том, что не только мы получили много писем, притом писем раздражённых, которые нам посылали жители блокадного Ленинграда, ветераны Великой Отечественной войны, но даже и в питерских газетах появились статьи. Например, передо мной «Санкт-Петербургские ведомости»  от 26 января 2005 года и статья «Герой не нашего времени на не очень своевременной выставке». Итак, Николай Иванович, давайте обратимся к истории советско-финских отношений, поговорим о маршале Маннергейме и его нацистских друзьях. Я даже предложил бы обозначить тему нашей сегодняшней дискуссии «Карл Густав Маннергейм и руководство нацистской Германии».

Николай Иванович: Андрей Леонидович, я думаю, что Владимир Николаевич, как раз написавший книгу о вступлении Финляндии во Вторую мировую войну, здесь бы смог шире поставить вопрос, а я бы подключился к разговору там, где пойдет речь конкретно о связях Маннергейма с руководством фашистской Германии.

Андрей Леонидович:   Тогда, Владимир Николаевич, просим Вас дать общую характеристику той сложной политической ситуации, которая складывалась в 30-е годы накануне советско-финляндской войны.

Владимир Николаевич: Ну, я должен сказать, что на самом деле отношения между Финляндией и Германией были достаточно теплыми еще задолго до начала Второй мировой войны, и достаточно вспомнить тот период, когда Маннергейм еще был царским генералом, когда шла Первая мировая война. Дело в том, что в Финляндии мобилизация не объявлялась в период Первой мировой войны, и они не сражались на Восточном фронте на стороне русских, за исключением офицеров и генералов, которые служили в царской армии.

Тем не менее, финны добровольно отправлялись на фронт со стороны немцев и воевали против русских.  Это 27-ой Королевский егерский прусский  батальон, который воевал в Прибалтике против русских войск. И вообще, Германия сыграла большую роль в становлении Финляндии как независимого государства. И здесь возникает определенный парадокс. Маннергейм, человек, который воевал против Германии в период Первой мировой войны, достаточно быстро переключился на неплохие отношения с Германией, когда она решила оказать помощь войсками, направив их в Финляндию для подавления рабочей революции. Иными словами, мы здесь видим человека, который достаточно быстро меняет свои убеждения, свои представления и становится на сторону бывшего своего противника. Это весьма интересный момент, который показывает динамичность Маннергейма. Иными словами, этот человек очень многолик. А то, как эта революция подавлялась, это, конечно, ужасная страница финской истории, поскольку на самом деле погибло очень много людей.

Николай Иванович: Передо мной газета, появившаяся в Хельсинки, под названием «Ilta Sanomat». Она датирована 8 декабря 2004 г. Огромная фотография памятника Маннергейма в Тампере, облитого красной краской, и там, где указано имя Маннергейма, написано по-фински слово «lahtari», то есть «палач» или «мясник». Эта статья вызвала большой резонанс в самой Финляндии, поскольку отражала настроение финского населения. Не все его, судя по тому, что случилось, боготворят, а наоборот, вот таким образом характеризуют его как личность.

Андрей Леонидович: Значит, миф о «добром дедушке»  Маннергейме имеет русское происхождение. А в Финляндии более склонны именовать Маннергейма мясником, палачом и обливать его памятники краской, напоминающей цвет человеческой крови.

Владимир Николаевич: Ну, это в определенных кругах финского общества, естественно, надо это учитывать. И с другой стороны, неоднозначно, конечно, отношение к Маннергейму, и в данном случае, говоря о связях Маннергейма с Германией, отметим, что отношения между Финляндией и Германией резко изменились именно после того, как к власти в Германии приходит фюрер, приходит Гитлер. Передо мной лежит документ. Это анализ наркомата иностранных дел Советского Союза о происходящих процессах в тот период в зоне Балтийского региона. Подписан документ Стомоняковым [1] от 27 апреля 1933 г. Это как раз момент, когда Гитлер уже пришел к власти…

Владимир Николаевич: Так вот что там написано: «За самое последнее время объективным ходом событий выдвигается как новый фактор в финляндской политике течение за сближение с Германией. Положение существенно изменилось с приходом Гитлера к власти. С одной стороны, гитлеровская политика экспансии на Восток повышает значение Финляндии для Германии. С другой стороны, Лапуаские [2] круги и близкие к ним коалиционеры, естественно, видят в гитлеровской Германии опору для фашизации Финляндии».

И вот тут надо отметить, что на самом деле, действительно, в Финляндии существовали представления о том, что сильная в военном отношении Германия сможет упрочить позиции Финляндии, поддержать ее притязания на Восточную Карелию. А идея создания Великой Финляндии в принципе в 20-30-е годы не снималась с повестки дня у финского руководства.

И в данном случае, безусловно, есть смысл поговорить о том, какую Маннергейм играл роль в этом процессе.  И, безусловно, что он также имел хорошие отношения, по всей видимости, и с гитлеровским руководством.

Андрей Леонидович:   И я тогда попрошу Николая Ивановича Барышникова рассказать о первых контактах Карла Густава Маннергейма с лидерами нацистской Германии.

Николай Иванович: Дело в том, что меня побудило взяться за перо и посвятить специальную книгу Маннергейму в том плане, чтобы показать реальные сведения о его деятельности в период подготовки и вступления Финляндии во Вторую мировую войну. Конечно, в Финляндии вышло немало книг на эту тему, но дело в том, что личность Маннергейма как главнокомандующего финской армией даётся в контексте развивавшихся событий. Мне же хотелось провести линию раскрытия деятельности маршала Маннергейма в плане конкретных его связей с гитлеровским руководством и его поведения в канун Второй мировой войны, когда фактически им было санкционировано, если так можно выразиться, размещение немецких войск на территории Финляндии, которые, сконцентрировавшись в Лапландии, принимали участие в нападении на нашу страну.

Андрей Леонидович: Николай Иванович, вот пока Вы рассказывали, я не утерпел и открыл Вашу книгу на 12-й странице и увидел очень интересную фотографию: улыбающийся Карл Густав Маннергейм и не менее улыбчивый Герман Геринг.

Николай Иванович: Андрей Леонидович, я должен Вам сказать, что если бы я от себя сейчас начал характеризовать начало этой дружбы двух этих лиц, о которых Вы сейчас сказали, то наши радиослушатели могли бы засомневаться и подумать, что я как-то от себя это придумываю, не основываясь на конкретных источниках. Я бы здесь привёл один небольшой отрывок из книги известного в Финляндии академика В. Мери. Книга специально посвящена  Маннергейму, биографическая книга, причём В. Мери рассматривает взаимосвязи Маннергейма с германским руководством и показывает, как в частности Маннергейм сдружился с Герингом.

Вот что он пишет: «В 1934 году в Берлине Маннергейм довольно близко сошелся с Герин­гом, ближайшим соратником Гитлера. Отношения эти он поддерживал весьма долго. Ездил в Восточную Пруссию охотиться в угодьях Геринга. Геринг во время своего длительного пребывания в Швеции завязал зна­комства в высших кругах страны, а в замке графа фон Русена нашел свою возлюбленную и будущую жену. Этот самый фон Русен в 1918 году подарил белой армии Маннергейма первый самолет со свастикой на борту. Эта эмблема по приказу Маннергейма вошла в символику и на­градные знаки молодой республики. У Маннергейма и Геринга были об­щие шведские друзья и знакомые, их отношения нельзя назвать поверхностными и формальными».

Владимир Николаевич: При этом я хотел бы добавить, что Герман Геринг был фактически вторым человеком в рейхе. То есть это весьма серьёзная фигура. И более того, это человек, который фактически курировал страны Северной Европы. В Третьем Рейхе он непосредственно занимался проблемами, связанными со странами Северной Европы. Это весьма важный момент, и не случайно, поэтому у Маннергейма, как мне представляется, сложились такие дружественные отношения с Германом Герингом.

Андрей Леонидович: Да, ведь Герман Геринг официально был признан преемником фюрера. В случае если бы с Гитлером что-нибудь произошло, то власть должен был унаследовать Герман Геринг. И эта ситуация сохранялась вплоть до 1945 года, когда фюрер заподозрил уже Геринга в стремлении стать на путь сепаратных переговоров с западными странами. Но коль скоро Карл Густав Маннергейм познакомился с Германом Герингом в 1934 году, давайте всё-таки напомним нашим радиослушателям не  на основе свидетельств, пусть даже авторитетных историков, а на основе сохранившейся магнитозаписи, что же из себя представляли политические взгляды  Германа Геринга до знакомства с Карлом Густавом Маннергеймом. И у нас в историческом клубе есть запись выступления Германа Геринга от 16 марта 1933 года. Предлагаю её послушать.

Звучит аудиозапись…

Андрей Леонидович: Вы только что слышали голос Германа Геринга, его слова о необходимости разрушения коммунизма:

 – Ему, –  говорит он, – объявил я непримиримейшую борьбу. Я буду решительно делать ставку на совместные властные средства государства и сплочённую силу национально-ориентированного населения для уничтожения этой пагубной идеи. На предстоящих выборах борьба против большевизма будет иметь главный пароль – «Народ может решать сам: хочет ли он брутальной борьбы против собственного уничтожения», – и я знаю, я убеждён, что народ решит в нашем смысле.

Так говорил Герман Геринг. И мне кажется, что одной из важных причин для сближения Германа Геринга и Карл Густава Маннергейма был их обоюдный антикоммунизм.

Владимир Николаевич: Это, безусловно, верно. На самом деле у Маннергейма отношения к тем событиям, которые произошли в 1917 году, были крайне отрицательны. И он всегда мечтал о том, чтобы изменить ситуацию в соседнем государстве. С другой стороны, Германия, конечно, была тем партнёром, которая могла помочь Финляндии решить не только политические задачи, но и территориальные. И в данном случае здесь мы видим совпадение интересов, поскольку Германия тоже рассматривала проблему необходимости жизненного пространства для рейха, и это жизненное пространство должно было быть на Востоке. Иными словами, здесь совпадали и политические интересы, и чисто территориальные.

Андрей Леонидович: У меня такой вопрос к Николаю Ивановичу: а как в дальнейшем развивались дружеские взаимоотношения между маршалом Финляндии Карлом Густавом Маннергеймом и рейхсмаршалом авиации Германом Герингом?

Николай Иванович: Хорошо, Андрей Леонидович. Мы остановились на 1934 годе. Как выразился биограф Маннергейма С. Ягершельд (он написал много работ о Маннергейме), в сентябре 1935 года уже происходила «дипломатическая охота». Маннергейм явно беспокоился, что его поездки в Германию могут быть замечены в Советском Союзе, но сам факт поездки в Германию под видом охоты вместе с Герингом нашёл отражение и в музее Маннергейма в Хельсинки. Я, когда был в этом музее, увидел, что там уже с самого начала показываются трофеи охоты, которую выполнял Маннергейм в различных местах, и сопровождавший меня профессор Хельсинского Университета Охто Маннинен подвёл меня к одному экспонату. Там на стене красовались рога то ли оленя, то ли лося. Маннинен мне говорит:

– А Вы знаете, что  это за экспонат?

– Нет, не знаю.

– Это плоды охоты маршала Маннергейма с Германом Герингом.

Здесь биограф говорит, что в 1935 году уже началась «дипломатическая охота», то есть поездки Маннергейма в Германию с определёнными политическими целями, но под прикрытием желания поохотиться.

Владимир Николаевич: Но, что касается 1935 года, то на самом деле в Советском Союзе серьёзно относились к подобным явлениям. В 35-м, 36-м году аналогичные были встречи, и именно эти встречи подталкивали советское руководство к размышлению о том, что Финляндия может быть использована Германией в качестве территории, с которой будут немецкие войска наступать на Ленинград. Поэтому в данном случае, хотя Маннергейм скрывал эти поездки, они становились известны советской разведке, и делались из этого очень неприятные для самой Финляндии выводы.

Николай Иванович: Но что интересно, уже поездка в 1937 году в Германию носила такой характер, что Маннергейм, встречаясь с германским руководством, почувствовал желание сближения армий, германской и финской. И в этом смысле Маннергейм считал необходимым, чтобы командующий финской армии генерал Эстерман прибыл в Германию и имел бы возможность встретиться с первыми лицами, в частности, с Гитлером.

Владимир Николаевич: Вообще забавно, что этот визит Эстермана в Берлин совпал с моментом, когда Германия присоединила Австрию, то есть в марте 1938 года. Сразу же, буквально через несколько дней, прибывает в Берлин Эстерман и встречается с фюрером. Это весьма любопытная вещь, поскольку фюрер до этого таких аудиенций финнам не устраивал. Это показатель того, что действительно, между командованием финскими вооружёнными силами и руководством Третьего Рейха уже начали налаживаться довольно тесные отношения. А то, что говорил тогда Гитлер Эстерману, явно указывает на то, что речь шла о войне против Советского Союза. Тогда Гитлер сказал, что Россия – это колосс, который надо  как можно быстрее разбить, пока он ещё не поднялся и не так крепко встал на ноги, чтобы угрожать соседним государствам. То есть явно провоцировал Финляндию на, так сказать, «дружбу» с Германией в борьбе против Советского Союза.

Николай Иванович: В связи с тем, что недавно открылись некоторые архивы Сталина, интересный попался документ. Когда финские дипломаты начали проявлять якобы заинтересованность в улучшении отношений с Советским Союзом, подали Сталину обстоятельный анализ развития советско-финляндских отношений и представили ему документ об этом, Сталин на листе, где говорилось об этих событиях, пишет следующую фразу: «А как с поездкой финского главкома к Гитлеру?»

Андрей Леонидович:   То есть Иосиф Виссарионович располагал сведениями о том, что Эстерман встречался с главой Третьего Рейха.

Владимир Николаевич: Дело в том, что это даже не скрывалось. Этот визит был официальным, о нём писали очень много в германских газетах. И на самом деле, как мне лично представляется, Германия в какой-то степени даже провоцировала Советский Союз вот так подозревать Финляндию. Не знаю, понимал ли это Маннергейм отчётливо или не понимал, но на самом деле это вызывало в Советском Союзе лишь раздражение и беспокойство за перспективы. И тут, конечно, весьма любопытным является период кануна Великой Отечественной войны, когда связи Германии и Финляндии вступили в такую стадию, что началось уже военное планирование, планирование операций против Советского Союза. И вот тут Николай Иванович, наверное, расскажет всё-таки о секретных миссиях эмиссара Маннергейма в Германии. Я имею в виду Пааво Талвела [3].

Николай Иванович: Да, здесь этот период как раз представляет наибольший интерес. Получилось таким образом, что после окончания зимней войны сложилась такая обстановка, что в Германии, создавая план Барбаросса, стали задумываться о северном фланге: как разместить германские войска на севере для наступления на Ленинград и как привлечь Финляндию в качестве воюющей страны вместе с Германией. В это момент Геринг, видимо, докладывая Гитлеру свои соображения, предложил, чтобы в Финляндию был послан его эмиссар подполковник Вельтинс с тем, чтобы зондировать почву для размещения германских войск на территории Финляндии и затем одновременно решать уже вопрос о привлечении и финских вооружённых сил, как соучастников гитлеровской агрессии. Так вот, после переговоров, видимо,  с Гитлером, Гитлер и Геринг приглашают Вельтинса и дают ему задание выехать в Финляндию. Но предварительно, чтобы Вельтинс знал, с кем начинать разговор, решают, что через финского посланника в Берлине Кивимяки будет направлено специальное предупреждение Маннергейму, что прибудет самолётом на аэродром Вельтинс и чтобы лично Маннергейм встретил его и получил от него соответствующее послание, которое должен доставить Вельтинс. И вот события развиваются так, что Вельтинс вылетает в Хельсинки и Маннергейм встречает его на аэродроме. Совершенно необычная ситуация: подполковника встречает маршал Финляндии. Причём он приходит не один. С ним приходит начальник генштаба генерал Хенрикс и министр обороны Вальде. И когда они пришли на аэродром (здесь уже могу сослаться на мемуары самого Маннергейма), то увидели, что прибыл министр иностранных дел Виттинг. И когда Вельтинс вручает пакет Маннергейму от  Гитлера, то он не решается молчать о его содержании, а здесь же оглашает содержание этого письма присутствующим. В этом письме указывается, что направляющийся в Финляндию Вельтинс имеет специальное задание вести переговоры с маршалом по поводу ряда вопросов секретного характера.

Андрей Леонидович:   И тут, конечно, у меня возникает, может быть, немножко иронический вопрос. Коль скоро немецкого подполковника встречал и маршал, и финские генералы, то не было ли почётного караула? Не гремела ли финская военная музыка?

Владимир Николаевич: Нет. На самом деле это был секретный визит, и здесь всё проходило очень тайно. И более того, потом,  когда уже после окончания войны состоялся суд над виновниками вовлечения Финляндии во Вторую мировую войну, все открещивались от того, что они вели эти переговоры с Вельтинсом. И это не случайно. Потому что начались с этого момента тайные военные переговоры между Германией и Финляндией, причём эти переговоры проходили именно на военном уровне, и об этом не знали ни президент, ни парламент. Это к разговору о демократии, которая тогда существовала. А что же касается военных переговоров, то здесь сыграл большую роль именно эмиссар Маннергейма полковник Пааво Талвела, который был направлен в Берлин для тайных переговоров, и он тоже там встречался с Германом Герингом.

Николай Иванович: Дело в том, что документ, который потом появился в Финляндии, носил характер соглашения о транзите между Германией и Финляндией о проходе немецких войск через финскую территорию в Норвегию. Транзит – это было прикрытие. На самом деле, речь шла о размещении немецких войск, через финские порты они должны были прибывать в Финляндию и затем двигаться в Лапландию для того, чтобы занимать там позиции.

Владимир Николаевич: Любопытно, кстати сказать, что Финляндия оказалась единственной страной в мире, которая добровольно открыла свои границы для немецких войск, причём без подписания какого-то серьёзного военного соглашения. То есть шла подготовка к нападению на Советский Союз, шли оперативные планирования генштаба, а договора, собственно, о том, что Финляндия является союзником Третьего Рейха, так и не было. Это вообще парадоксальная вещь, за которую потом стали хвататься, оправдывая свою политику.

Андрей Леонидович: Давайте для того, чтобы наши радиослушатели почувствовали тот воинственный дух, которым были одержимы высшие финские офицеры, дадим им возможность услышать звуки финской военной музыки.

Звучит аудиозапись…

Владимир Николаевич: Я думаю, что именно с такими проворными настроениями финские войска и начали наступление на Ленинградском направлении в июне 1941 года. И здесь они действовали строго в соответствии с теми планами, которые до этого в 41-м, да и с 40-го года фактически начали вырабатывать в генштабах германских и финских вооружённых сил. И финны здесь выполняли то, что от них требовала Германия.

Николай Иванович: И вот здесь поразительно, что выставка, посвященная маршалу Маннергейму в Эрмитаже, подводит посетителей к мысли о том, что маршал являлся спасителем Ленинграда от блокады, что он сыграл выдающуюся роль в том, что Ленинград не был взят немецкими войсками. Передо мной газета «Helsingin Sanomat»[4], которая вышла на следующий день после открытия выставки в Эрмитаже. На страницах газеты красуются две дамы, участвовавшие в осмотре выставки. И одна из них, по фамилии Сидоренко, просит сопровождающих лиц на этой выставке выразить глубокую признательность со стороны ленинградцев за то, что маршал Маннергейм спас город и, вопреки требованию Гитлера захватить Ленинград, не наступал на Ленинград и тем самым явился спасителем нашего города в период Великой Отечественной войны. Вот эта нелепость, о которой твердят некоторые публицисты, журналисты, даже может быть, и историки; сейчас много литературы всякой о том периоде есть, вводят в заблуждение наших людей о реальном развитии событий в тот период. Доказывают, что по велению Маннергейма финские войска остановились на старой государственной границе и не пересекали реки Сестры, тогда как сами финские историки опубликовали карту-схему, на которой показано продвижение войск на Карельском перешейке в сторону Ленинграда: они взяли Белоостров, взяли целый ряд населённых пунктов, форсировав реку Сестру, и двигались к Сестрорецку. Опасность была крайне велика. И мы одну из передач этому посвятили…

Андрей Леонидович: Да, Николай Иванович, об этом мы подробно говорили, опровергали этот исторический миф, но у меня возникает соблазн познакомить наших радиослушателей с тем, что я вижу, глядя в финскую газету, которая лежит перед Вами. Цветная фотография. На ней две женщины. По внешнему виду одной, может быть, лет 50, а другой 45. И примечательная вещь, что они выдаются за блокадниц, благодарных Карлу Густаву Маннергейму за то, что он помешал немцам захватить наш родной город. И, конечно, Николай Иванович, Вы участник Великой Отечественной войны, участник битвы за Ленинград, и Вы согласитесь, что такие вздорные мысли не могут приходить в голову тем людям, кто был в осаждённом Ленинграде. Разве Вашим фронтовым товарищам по Ленинградскому фронту могли приходить в голову такие безумные мысли?

Николай Иванович: Это нелепость, конечно.

Владимир Николаевич: Так получается, что Ленинград спасало два человека. С одной стороны, это Маннергейм, а с другой фон Лееб, командующий группы армий «Север». Они двое спасали Ленинград от блокады, судя по всему, если руководствоваться такими представлениями.

Николай Иванович: Фильм же есть, телефильм, где хвалят Лееба, что он не был нацистом, что он был, в общем-то, неплохим человеком. А войска под командованием Лееба штурмовали город Ленинград с юга. С севера продвигались финские войска, а с юга войска группы армий «Север», как сказал Владимир Николаевич.

Андрей Леонидович:   Но если пародировать эти несуразные статьи и телефильмы, с которыми мы, к сожалению, всё чаще и чаще сталкиваемся, то, очевидно, скоро мы доживём до такого плачевного состояния, когда нам предложат версию о том, что третий спаситель Ленинграда это ни больше, ни меньше рейхсмаршал авиации Герман Геринг потому, что, мол, люфтваффе могла сровнять город с землёй, как сделали, например, с испанской Герникой или Ковентри. И ещё можно будет легко сочинить, что это не было сделано потому, что Геринг любил искусство. Что правда, то правда – любил произведения искусства сосредотачивать в своих особняках.

Владимир Николаевич: И в данном случае, конечно, идея штурма Ленинграда продолжала сохраняться и в 41-м, и 42-м году. И, кстати сказать, не случайно Гитлер сам лично прибыл в Финляндию отмечать день рождения Маннергейма в июне 42-го года, и там состоялись у них секретные переговоры, на которых, кстати, обсуждались вопросы, связанные с судьбой Ленинграда.

Андрей Леонидович: Чтобы в этом убедиться, мы сейчас обратимся к хроникальной звукозаписи. К сожалению, радио, в отличие от телевидения, не может показать кадры «Die Deutsche Wochenschau» [5], но всё-таки звучащую музыку и текст комментатора мы можем услышать:

Звучит аудиозапись…

Владимир Николаевич: Кстати сказать, когда впервые встретился Гитлер с Маннергеймом (это произошло на финской земле), то слова Маннергейма были тоже достаточно примечательны. Он заявил, что рад приветствовать его на земле, дружественной ему (то есть нацистской Германии) Финляндии. А Гитлер в данном случае ответил, что прилетел сюда для того, чтобы пожелать дальнейших успехов в борьбе с врагами наших народов. То есть иными словами здесь чётко были обозначены позиции обоих людей. Но и, кстати сказать, достаточно также любопытны и подарки, которые Гитлер привёз Маннергейму. В частности, он вручил ему орден немецкого орла с большим золотым крестом, к награде добавил свой собственный портрет. Причём довольно забавная была надпись к этому портрету: «С самым сердечным и глубоким уважением, Адольф Гитлер». Ну и, наконец, он подарил ему ещё и машину Mercedes-Benz. Вот такие подарки привёз Гитлер, ну, а что касается ответного шага Маннергейма, то был устроен после этого банкет в вагоне-ресторане поезда, куда прибыл Гитлер для встречи с Маннергеймом. А что касается меню, то в нем была чисто финская еда: пироги с рисом и капустой, отварной лосось, фаршированный гусь. Кстати сказать, финнов поразило то, что Гитлер практически ничего из этого не ел. Он оказался вегетарианцем. Это, конечно, достаточно любопытно. Многие, видимо, ещё не знали, что человек, режим которого сожрал в Европе буквально миллион людей, был вегетарианцем.

Андрей Леонидович:   И давайте, чтобы уж наши радиослушатели верили историческому радиоклубу, а не каким-то странным журналистам и общественным деятелям, сочиняющим сказки про доброго фон Лееба или доброго Карла Густава Маннергейма, мы предложим сейчас послушать фрагмент уникальной записи. Эта звукозапись была сделана тайно представителями финских спецслужб во время секретных переговоров Карла Густава Маннергейма с вождём нацистской Германии Адольфом Гитлером. В салон-вагоне были установлены подслушивающие устройства, и всё, что говорили Гитлер и Маннергейм, фиксировалось. А чтобы нашим радиослушателям было легче распознавать голоса Гитлера и Маннергейма, мы хотим им дать вначале небольшую подсказку: говорить начинает Гитлер.

Его слова: «Eine sehr große Gefahr…», – «Очень большая опасность, вероятно, тяжелейшая, весь объём которой вообще можем определить только теперь. Мы сами знали это не совсем точно, как чудовищно это государство было вооружено».
После этих слов Гитлера Маннергейм говорит:

«Das konnten wir nicht…», – «Мы не могли этого предвидеть».

Гитлер: – Я тоже не мог, не мог.

Маннергейм: – Во время Зимней войны. Во время зимней войны мы не могли предвидеть этого, конечно…
Гитлер: – Да.

Маннергейм: – У нас возникло впечатление, что они хорошо вооружены.

Гитлер: – Да.

Звучит аудиозапись…

Далее Маннергейм говорит о том, что в действительности не было сомнения в том, что у них, то есть у нашей страны, было на вывеске. Гитлер на это отвечает: «Совершенно ясно, что они имели такое огромное количество вооружения, которое только могут люди представить. Таким образом, если бы мне кто-то сказал, что это государство…», – тут Гитлер прерывает свою речь, так как открывается дверь.

Звучит аудиозапись…

Затем Гитлер возобновляет свою речь такими словами: «Если бы мне кто-нибудь сказал, что это государство выступит с 35 тысячами танков, я бы сказал, что он безумен».

Маннергейм: – 35!

Гитлер: – 35 тысяч танков!

Звучит аудиозапись…
Далее Гитлер говорит: «Мы уничтожили в настоящее время более 34-х тысяч танков. Если бы мне кто-нибудь сказал об этом, если бы мой генерал сказал мне, что это государство владеет 35 тысячами танков, я бы ответил: “Вы, мой господин, либо всё удвоили, либо удесятерили, либо Вы безумны и видите привидение”».

Звучит аудиозапись…

Если зловредные исторические мифы о «добрых дедушках» с нацистской и с финляндской стороны будут продолжать жить в нашем общественном сознании и отравлять его, то мы, конечно, посвятим отдельную передачу секретным переговорам Адольфа Гитлера и Карла Густава Маннергейма.

Николай Иванович: Андрей Леонидович, надо здесь иметь в виду одну вещь.  Маннергейм в своих мемуарах как раз говорит о том, что конкретно вопрос относительно дальнейших взаимных боевых действий германской армии и финской против Ленинграда не обсуждался. И когда Гитлер пригласил Маннергейма прилететь в его ставку после этого визита, и Маннергейм был в Германии. Маннергейм запечатлён на фотографиях в ставке, когда Йодль на карте рассматривает вопросы дальнейшего ведения боевых действий. И Маннергейм вновь пишет, что там вопрос относительно взятия Ленинграда перед финнами не ставился, хотя Маннергейм говорит, что ожидал постановки этого вопроса. Поэтому в истории эта проблема излагается так: поездка Гитлера в Финляндию и ответный визит Маннергейма в Германию не касался конкретизации в обсуждении оперативных планов в связи с боевыми действиями под Ленинградом.

Андрей Леонидович: Николай Иванович, разрешите, я поделюсь некоторыми своими сомнениями. Давайте не будем забывать, что после победы объединённых сил во Второй мировой войне близость с нацистским руководством была фактом компрометирующим. Но вот я держу в руках Вашу замечательную книгу, открытую на страницах 74–75. На 74 странице великолепная фотография: Маннергейм в ставке Гитлера, генерал Йодль докладывает о военно-политической обстановке, и эти почтенные военные люди смотрят в карту, на которой изображена оперативная обстановка. А на следующей фотографии, которая приводится на странице 75, Маннергейм во время встречи с Герингом 27 июня 1942 года, и опять же запечатлён у оперативной карты. Не верится, что люди, стоящие у оперативной карты, конечно, говорили на отвлечённые темы, на светские темы. И это тоже, пусть не прямое, но косвенное доказательство причастности  маршала Маннергейма к тем стратегическим операциям, которые разрабатывало нацистское руководство.

Владимир Николаевич: Да, и потом попытка перекрыть Дорогу Жизни с территории Финляндии, когда была попытка высадки десанта на остров Сухо [6] в 1942 году, это тоже доказательство того, что отнюдь не гуманные соображения у финского руководства были в тот период, когда они пытались ухудшить положение в городе.

Андрей Леонидович: Я хотел бы выразить позицию исторического радиоклуба по отношению ко всевозможного рода выставкам. Ничего страшного нет в том, что будут проводиться  выставки, где будут показаны и Маннергейм, и Геринг, и Гитлер. В конце концов, как вообще можно организовывать выставки без показа нашего противника?! С кем, спрашивается, тогда мы воевали, с каким-то абстрактным немецко-фашистским оккупантом? Нет. История всегда должна представляться в лицах, в фотографиях, в живых голосах. Но что, конечно, совершенно неприемлемо  – это фальсификация истории, когда вместо реальных исторических персонажей, одержимых реальными страстями, в том числе лютой ненавистью к советскому общественному и государственному строю, вдруг появляются «добрые дедушки». И это, конечно, превращает эти выставки уже не в научные экспозиции, а в образцы политической пропаганды. Эти выставки тогда используются для ведения психологической войны против тех, кто их осматривает.

Николай Иванович: Вообще, заблуждение массы людей таким образом – это неприемлемая совершенно вещь в наше время.

Владимир Николаевич: Да, безусловно. И смотря «Санкт-Петербургские ведомости» с анализом выставки, нашел интересную фразу, что Эрмитаж и его коллектив переживал тяготы войны наравне со всем городом и непонятно, почему сотрудники Эрмитажа об этом забыли.

Андрей Леонидович: Ну, наверное, забыли, потому что сменились поколения. Я, например, не раз от своего второго по счёту научного руководителя Бориса Борисовича Пиотровского и от первого моего научного руководителя Юрия Яковлевича Перепёлкина (который, кстати, здесь пережил самые сложные и страшные дни блокады) слышал немало рассказов о том страшном времени, о том жутком голоде, о тех обстрелах и бомбёжках, которые переживали ленинградцы. Но, к сожалению, на смену великим советским учёным приходят учёные, которые, наверное, плохо учили историю на историческом факультете. По крайней мере, забыли те её разделы, которые связаны с историей Великой Отечественной войны. И они спокойно относятся к тому, что продуцируются информационные фантомы, рассказывающие о «добрых дедушках», которые боролись с тоталитарным режимом, существовавшем тогда в нашей стране.

Да, не надо, конечно, идеализировать и советских руководителей того времени, потому что они тоже были жестоки. Но жестоким было и время.

Николай Иванович: Я как человек, который принимал участие в Великой Отечественной войне, с горечью, конечно, воспринимаю искажение истории, и когда я в самом начале говорил, что пришлось взяться за перо, чтобы посвятить правильному отображению событий, это, на мой взгляд, мы должны делать всегда, когда сталкиваемся с искажением исторической правды.

Андрей Леонидович: Николай Иванович, вот Вы написали замечательную книгу, книгу, которую издали в Хельсинки. А нам, грешным жителям Петербурга-Ленинграда, как познакомиться с Вашей книгой?

Николай Иванович: Насколько мне известно, издатель этой книги,  институт Йохана Бекмана [7], доставит сюда в наш город тираж с тем, чтобы книга поступила в продажу. Бекман, между прочим, не только на русском языке предполагает издание. Уже готов у него перевод на английский язык, и он собирается выпустить тоже большим тиражом эту книгу на английском языке, готов перевод на финском языке, и он собирается тоже издать её в Финляндии для широкого ознакомления жителей самой страны. И когда он нас информировал о реакции финской печати на личность Маннергейма, в частности, о памятнике, о котором мы говорили, то написал на этой статье такую фразу: «Не все его любили в Финляндии».

Андрей Леонидович: И вы знаете, я хочу сказать, Николай Иванович и Владимир Николаевич, что у нас членов исторического радиоклуба Йохан Бекман пользуется исключительным уважением, исключительной симпатией, потому что он, будучи финном, всё-таки смог возвыситься над какими-то узконациональными пристрастиями и смотрит на исторические события как честный историк-исследователь.

Да, из Ваших книг, Николай Иванович, вытекает, что миф о «добром дедушке»  Маннергейме несостоятелен, но ведь для настоящего историка всегда важна историческая правда, а не какие-то информационные фантомы. Время нашего пребывания в эфире подошло к концу. Я хочу напомнить нашим радиослушателям, что сегодня у нас в гостях был доктор исторических наук Николай Иванович Барышников, профессор Северо-Западной академии государственной службы, и Владимир Николаевич Барышников, тоже доктор исторических наук, тоже профессор, но ещё и заведующий кафедрой истории нового и новейшего времени  исторического факультета Санкт-Петербургского университета. А подготовил эту 224-ю по счету передачу председатель Петербургского исторического клуба, руководитель Санкт-Петербургского информационно-аналитического центра российского института стратегических исследований и профессор кафедры политической психологии СпбГУ Андрей Леонидович Вассоевич.