Что из себя представляли штрафные батальоны
Беседа председателя «Петербургского исторического клуба», профессора Андрея Леонидовича Вассоевича с генерал-майором Александром Васильевичем Пыльцыным о штрафных батальонах в годы Великой Отечественной войны.
Ведущий: Сегодня мы затронем проблему, о которой на протяжении многих лет не принято было говорить. Это проблема штрафных батальонов в истории Великой Отечественной войны. Ни для кого не секрет, для тех, кто помнит так называемую застойную эпоху, что в радиоэфире по телевидению и даже в газетных и журнальных статьях не благословлялось на протяжении многих лет поминать штрафные батальоны. Эта была фигура умолчания именно потому, что они были штрафными. А когда четверть века тому назад грянула Горбачевская перестройка, то тема штрафных батальонов стала, наоборот, набирать ажиотажную популярность, но при этом суть явления с каждой новой публикацией все более и более искажалась, и на сегодняшний день огромное количество людей в нашей стране имеет самое извращенное, самое искаженное представление о том, что же из себя представляли штрафные батальоны времен Великой Отечественной войны.
Александр Васильевич Пыльцын, генерал-майор
Сегодня в студии Санкт-Петербургского исторического клуба генерал-майор Александр Васильевич Пыльцын — командующий взводом и ротой 8 штрафного батальона 1-го Белорусского фронта.
Ведущий: Александр Васильевич, поскольку юбилейные торжества позади, мы можем сегодня с вами откровенно поговорить о проблеме штрафных батальонов в годы Великой Отечественной войны. Что же в действительности представляли собой штрафные батальоны, как структурные единицы рабоче-крестьянской красной армии?
А.В. Пыльцын: Штрафные батальоны – это отдельные офицерские штрафные батальоны. В отличие от штрафных армейских рот, которые были учреждены приказом Сталина №227 от 1942 года, известным как приказ «Ни шагу назад». Офицерские штрафные батальоны ничего общего, кроме названия, со штрафными ротами не имели. Офицерские штрафные батальоны состояли и комплектовались только офицерами. Я имею в виду офицерами-бойцами. Они были за свои проступки, преступления, какие-то другие нарушения воинской дисциплины лишены воинских офицерских званий и рядовыми составляли основную массу штрафного батальона.
Ведущий: Спасибо, Александр Васильевич. Значит, в штрафных батальонах воевали бывшие офицеры, лишенные своих офицерских званий, но, естественно, не лишенные офицерского военного опыта.
А.В. Пыльцын: Во-первых, они не только бывшие офицеры, но и будущие офицеры, потому что каждый из них, искупив вину свою кровью или подвигом и, пожалуй, прежде всего, подвигом, получал все свои офицерские права вновь. Ему возвращалось воинское звание. Он шел на такую же должность, на которой он был до штрафного батальона. Возвращались ордена и медали, он мог получить орден или медаль в самом штрафном батальоне за подвиг.
Ведущий: Вам, Александр Васильевич, довелось командовать сначала взводом таких проштрафившихся офицеров, а потом уже целой ротой. Очень интересно узнать, как складывалась Ваша собственная военная биография.
А.В. Пыльцын: Военная биография родилась с началом войны. Мы закончили десять классов средней школы за два дня до начала Великой Отечественной войны, и поэтому с окончанием школы началась наша военная жизнь. Мы сразу все оказались у военкоматов в очередях, чтобы быстрее попасть на фронт, и не только мы, молодежь, но и люди взрослые, с опытом. Через двое суток, в конце концов, нам довелось добраться до военкома, который нам сказал: «В военном училище (в которое мы стремились) мест нет. Они все заполнены, пойдете служить солдатами». Но мы обрадовались: поедем на фронт, солдатами… Как тогда говорили, красноармейцами. Попали мы в войсковые части, только не на фронт, а там же, на Дальнем Востоке, потому что с Японией отношения были очень натянутые, напряженные, и нужна была армия и на Дальнем Востоке. Дальневосточный округ стал именоваться Дальневосточным фронтом, хотя не действующим, но фронтом. Поэтому нас там держали, а потом через полгода я оказался в военном училище. Закончил военное училище по шестимесячному курсу. Закончил отлично, и нас, отличников, которым присвоили звание лейтенантов, оставили там, на Дальнем Востоке, как наиболее хорошо подготовленных, а всех младших лейтенантов, которые сдали экзамены не так блестяще, как мы, отправили на фронт, причем у нас была зависть им и сожаление, что нас не отправили.
Ведущий: А как Вы с Дальнего Востока попали как раз на Советско-германский фронт?
А.В. Пыльцын: Мы до 1942 года напряженно ждали: а вдруг Япония нападет на нас в Маньчжурии? А потом, после битвы за Сталинград, стало ясно, что Япония перестала стремиться к нападению, поэтому появилась возможность отправить войска с Дальнего Востока на фронт. Мы писали каждую неделю рапорта: «Хочу на фронт». Нас наказывали за это, мол, здесь тоже оставаться нужно, здесь тоже фронт. Мы говорим: «Недействующий». Нам в ответ: «Так он может завтра оказаться таким действующим, что не позавидуете сами». Короче говоря, попали на фронт.
Ведущий: Из Вашего рассказа понятно, что Вы не только ничем не проштрафились в период Вашей службы на Дальнем Востоке, но и вообще были образцово-показательным офицером, который кончил с отличием военное училище. Как все-таки получилось так, что Ваша дальнейшая воинская судьба оказалась связанной со штрафными батальонами?
А.В. Пыльцын: По приказу Сталина «Ни шагу назад» образовывались штрафные батальоны. Но положение о штрафных батальонах, разработанное генералом армии Жуковым, тогда еще в этом звании утвержденном Верховным главнокомандующим, было записано, что командный состав в штрафные подразделения и, в частности, в штрафные батальоны подбирается из числа опытных боевых офицеров. Многих брали действительно уже имеющих боевой опыт. Поскольку я еще боевого опыта не имел, а только на Дальнем Востоке служил, видимо, мою дальневосточную закалку учли, да и родился я дальневосточником и потомком сибиряков. И рост у меня был приличный, видимо, внешний вид у меня соответствовал. Понравился я тому, кто отбирал: «Пойдешь к нам в штрафбат, лейтенантом». Я вначале опешил: за что в штрафбат? Я же не знал, а понимал так, что в штрафбат берут только провинившихся. Он говорит: «Командовать будешь штрафниками, помогать им искупать вину свою перед Родиной». Вот так я командовал ими.
Ведущий: Тогда у меня возникает вопрос, порожденный моей научной специальностью. Ведь Вы были молодым лейтенантом без боевого опыта, а Вам предложили командовать офицерами, которые прошли и огонь, и воду. Безмерно трудно, потому что штрафников никто не прославлял. Ведь, наверное, это тоже было непросто подчинить своей воле людей, некоторые из которых были, наверное, и капитанами, и майорами…
А.В. Пыльцын: И даже полковниками…
Ведущий: Расскажите, как начиналась эта непростая работа.
А.В. Пыльцын: Начиналась с того, что я сам думал: как я могу командовать, я, лейтенант молодой, мне всего только двадцать лет? Подумал, ну, младшим лейтенантом командовать я еще смогу, или равного себе тоже смогу еще покорить, так сказать. А вот майор, капитан, полковник — как я с ними смогу справиться, как я, лейтенант, могу командовать ими? Ну, а потом, когда нас привезли, дали подразделение, и когда я с ними познакомился, то понял, что это совсем не так, как сложилось у меня в воображении, что это преступники, уголовники, да еще в таких воинских званиях … На самом деле, никакие они не уголовники были, в том понимании, в котором мы привыкли понимать. Там не было ни одного неофицера, были только офицеры. Ну, вы представьте себе офицера, который был бы трижды осужден за воровство, такого же не могло быть, он же не офицер тогда. Или офицер, который бы занимался кражей денег или разбоем. Не было таких людей. И то, что в этом, уже надоевшем всем «Штрафбате» Володарского, который он сделал, присутствуют и хулиганы, и жулики, и воры в законе, и даже политические… У нас из таких не было никого. Кстати говоря, политических никогда не было в штрафбатах, их вообще даже на фронт не пускали. В армейские штрафные роты направляли большую массу людей из заключения, но, в основном, за мелкие преступления, не рецидивистов.
Ведущий: Александр Васильевич, итак, под Вашим начальством, как командира взвода, а потом, как командира роты, оказались проштрафившиеся офицеры. А что это были за провинности? Понятно, что сталинский офицер и уголовщина – это были вещи малосовместимые. Но, все-таки, в ту пору за целый ряд провинностей наказывали очень строго. Расскажите на примере двух-трех случаев, как попадали эти офицеры в штрафбат, в чем они провинились?
А.В. Пыльцын: Надо сказать, что в военное время законы очень строги. И если в мирное время офицер мог получить гауптвахту на несколько суток, может быть, выговор, замечание, то в военное время все каралось строго. Поэтому попадали многие в штрафбат: одни по приговору, другие по приказу командира, потому что командирам дивизии и выше было предоставлено такое право: направлять без суда за трусость, за предательство, за какие-то другие нарушения воинской дисциплины во время войны. А были и совершившие какое-либо преступление. Например, один офицер, будучи раненым, оказался в госпитале и обнаружил, что находится недалеко от своего места жительства. Он написал письмо жене: «Я в госпитале, тяжело ранен, ты, пожалуйста, приезжай ко мне хоть навестить». И вдруг получает от нее ответ: «Я не могу, у меня здесь такие обстоятельства складываются, что я не могу приехать». Мужик заподозрил что-то неладное, сбежал из госпиталя через какое-то время, приехал домой неожиданно и застал жену со своим «обстоятельством», и обоих убил. За убийство ему присудили срок десять лет, а десять лет заменялись по приговору тремя месяцами штрафного батальона. Если восемь лет, то, соответственно, два месяца давали, пять лет – один месяц штрафного батальона. Вот за это время в штрафном батальоне он должен проявить себя так, чтобы искупить свою вину перед Родиной и получить вновь свое офицерское звание. Второй пример: был такой командир по ремонту корабельных радиостанций, хорошо знал немецкий язык, за что и попал. Оказывается, когда ремонтировали радиостанцию, и он в том числе (проверял частотные диапазоны), то он наткнулся на речь Геббельса на немецком языке, и говорит остальным: «Ой, ребята, Геббельс треплется!» — Те спросили: «А что он там треплется?» Ну, он начал переводить, потому что хорошо знал немецкий язык. А назавтра, за то, что он способствовал вражеской пропаганде, его отправили в штрафной батальон.
Ведущий: Да, это, конечно, такое преступление, уже с идеологической окраской. Хотя я не думаю, что ни в сорок первом, ни в сорок втором году доктор Йозеф Геббельс смог своими речами воздействовать негативно на сознание советских людей.
А.В. Пыльцын: Ну, это было, скорее уже в сорок третьем, сорок четвертом году, тем более не мог.
Ведущий: Тем более. Тогда доктор Йозеф Геббельс мог призывать к тотальной войне. И немцы в здании дворца спорта кричали «Да! Хотим тотальной войны!». И эта пропагандистская акция была ориентирована, в первую очередь, на немцев, во вторую очередь – на англичан, потому что Геббельс периодически вопрошал: «Англичане утверждают…» И народ в этом спортивном комплексе должен был опровергать измышления англичан и своим ревом, своим неистовством подтверждать верность Адольфу Гитлеру. Но, давайте возьмем еще один пример, связанный с теми нарушениями, которые допустили Ваши подчиненные.
А.В. Пыльцын: Ну вот, я говорил о приговорах. Были случаи, когда командир дивизии, командир корпуса могли собственным решением направить в штрафной батальон офицеров. Вот у меня был майор Родин. Он прибыл в батальон с должности командира разведроты дивизии. Вы знаете, что разведрота – это самый отобранный народ, смелые, храбрые. Он уже имел перед этим три ордена Боевого красного знамени – самый высокий боевой орден. И вот его направили в штрафроту за трусость. Ну как майор, командир разведроты с тремя боевыми орденами за добычу «языков», какую трусость он мог проявить? Видимо, какое-то было непослушание, кого-то он нехорошим словом обругал, а какой-то ретивый начальник: «Ах, ты не слушаешься? Тогда тебя за это в штрафбат». Жаль, очень жаль, я хорошо его помню, он погиб в Польше. А очень многие заканчивали свою штрафную деятельность с орденами, с медалями. А многие не искупали свою вину кровью, а искупали подвигом. Например, когда мы брали Рогачев в Белоруссии, по приказу командарма Горбатова, командиром батальона был полковник Осипов, не какой-то командир — сам штрафник, как рассуждают сейчас, что, вот, штрафники командовали сами. Батальон получил задачу прорваться через линию фронта и действовать в тылу врага с тем, чтобы нарушить коммуникацию, управление войсками противника, чтобы наши войска с фронта могли пойти в наступление и овладеть Рогачевом, что и случилось. Мы пять суток воевали в тылу врага, хорошо воевали, прямо скажем. Когда генерал Горбатов перед батальоном выступал, сказал: «Если будете хорошо воевать, независимо от того, будете вы ранены или нет, мы вас всех освободим». И, действительно, когда мы вышли из боя, выполнив отлично боевую задачу, командарм Горбатов, по приказам, утвержденным командующим фронтом Рокоссовским, 600 человек восстановили во всех правах офицеров, без ранений и без того, чтобы они воевали три месяца. Пять суток они провоевали так, что им всем вернули офицерское звание и, таким образом, освободили от пребывания в штрафных батальонах.
Ведущий: Александр Васильевич, еще один вопрос, связанный с теми наказаниями, которым были подвергнуты Ваши подчиненные. Вы упомянули о человеке, который получил три ордена Боевого красного знамени. Эти три ордена у него изымались, если он попадал в штрафной батальон?
А.В. Пыльцын: Все награды, все знаки различия снимались, погоны, или тогда еще до их введения, петлицы со шпалами, все это снималось. Он был рядовой. Но, как в одном из фильмов, он назывался «Подвиг по приговору», показывалось, что будто бы даже звездочки с пилоток или фуражек снимали, — это неправда. Звездочка – принадлежность красной армии, а мы все – подразделения красной армии, как же можно снимать еще и звездочку? Партийные билеты отбирали, соответственно, а потом, когда он возвращался, ему все это возвращали – и партийный билет в том числе, по решению партийного собрания. Как правило, в партии восстанавливали, и такой человек был полноценным командиром, который приобрел опыт в боевых действиях как рядовой. И поэтому он теперь совсем по-другому, может быть, сам командовал рядовыми.
Ведущий: Александр Васильевич, а вот Вы, командуя взводом и потом ротой, были партийным или комсомольским командиром?
А.В. Пыльцын: Я комсомольцем был еще в восьмом классе, а потом, когда закончил училище и стал лейтенантом, меня приняли кандидатом в члены партии. Это было в 1943 году, перед отправкой на фронт. Рекомендацию мне дали командир роты и начальник штаба батальона. Я считал это огромным доверием и большой наградой, потому что стать членом партии на фронте – это значит стать еще лучше, примернее, чем был.
Ведущий: Это вместе с тем и страшная угроза для жизни, потому что немцы с обладателями партийных билетов не церемонились.
А.В. Пыльцын: Во-первых, у нас было такое твердое понятие: альтернатива плену – только смерть. Мы никак не представляли, что могли попасть в плен. У меня был такой случай, когда я был тяжело ранен и боялся, как я пять метров переползу: это было на Одере, лодку прибило к острову, и я не знал, чей он – наш или в немецких руках. И я полз к этому острову в надежде на то, что если это будет наш остров, значит, я уже спасен, а если покажется немец, то я сразу же застрелюсь, потому что попасть в плен для меня было немыслимо.
Ведущий: Теперь хотелось бы узнать о том, как прошло Ваше первое сражение, когда Вы командовали взводом штрафников?
А.В. Пыльцын: Первого сражения у меня не было, так как я прибыл под Жлобин, в оборону, после того, как штрафной батальон понес большие потери в боях, и нас, 18 человек отобрали, так как 18 офицеров, командиров подразделений выбыло из строя: ранены или убиты. И вот нас взяли туда. А уже потом мы получили первое задание от генерала Горбатова пробиться через линию фронта и действовать в тылу врага. И эти пять дней – это была первая моя боевая операция, там я и получил первый опыт командования уже в настоящих боевых условиях.
Ведущий: И находящиеся в вашем подчинении бывшие капитаны, майоры и подполковники, они повиновались Вашей командирской воле?
А.В. Пыльцын: Безусловно. Они все прекрасно понимали, что раз уж попали в штрафной батальон рядовыми, то они должны выполнять все команды старших начальников, своих командиров. Поэтому я не чувствовал каких-то особенных трудностей в управлении своим взводом. Сначала я был командиром взвода в разведке, потом уже действовал по тылам, меня поставили в арьергард, который закрывал тыл нашего батальона, в случае, если вдруг нападет сзади противник. Получалось вроде бы хорошо, меньше чем через год я стал командиром роты.
Ведущий: Александр Васильевич, вот у меня на столике, помимо двух изданий Вашей книги «Страницы истории восьмого штрафного батальона 1-го Белорусского фронта», лежит еще и коробочка, такая, в которую сегодня упаковывают DVD-диски. И я для наших радиослушателей читаю: режиссер фильма Александр Голубкин, «Штрафбатя». Это фильм, снятый про Вас. Это Ваше военное прозвище. Как получилось так, что Вы, молодой лейтенант, оказались для людей, которые были старше Вас и во многом опытнее, все-таки именно «штрафбатей»?
А.В. Пыльцын: Во-первых, я уже был старший лейтенант, на ступеньку повыше, и опыт боевой появился. Дело в том, что у нас комбат был, Осипов, вот его звали все «батя». Он до такой степени был заботливый и очень умелый командир, что чувствовалась его забота обо всех штрафниках. И вот после этого пятисуточного рейда в тыл 600 человек штрафников были освобождены за подвиг без пролития крови. Конечно, и его, и командарма Горбатова называли «батями». Потом пришло время, командира батальона сменили нам, нашего «батю» Осипова выдвинули на дивизию — большое повышение, он в то время был уже полковником, а нам прислали нового комбата, подполковника. Но как-то получилось так, что он не был таким заботливым человеком, как его предшественник, и никто его даже и не пытался назвать «батей» даже мысленно. А у меня уже был приобретенный опыт, полученный от Осипова, который тоже понимал, что такое офицеры-штрафники: он завтра может стать офицером, если останется живой, поэтому у меня было стремление тоже как можно больше сохранить жизней. И если штрафник проявил себя как совершивший подвиг, я писал представление командиру батальона, чтобы его уже освободить. А вот новый комбат не всегда откликался на это, он возвращал этого штрафника в боевые порядки — еще не ранен, пускай воюет. Штрафники его не любили, мы его не любили, и он нас не жаловал. А вот меня, за то, что я проявлял такое сочувствие к этой категории офицеров и стремление сохранить им жизни, или из-за того, что я такой молодой командир роты, всего-навсего 21 год, взяли и назвали «штрафбатя». Сначала, когда я узнал о том, что меня так называют (мне доложил командир взвода), я вначале опешил, а потом, думаю, надо же гордиться этим, что меня, мальчишку, так называют люди взрослые и по годам, и по званию. А потом «штраф» как-то постепенно отсеялся, и я остался просто «батей». Я даже бакенбарды в то время отпустил, чтобы казаться старше, как-то соответствовать…
Ведущий: Александр Васильевич, Вы были ранены и, очевидно, неоднократно…
А.В. Пыльцын: Да, я получил три ранения за время боевых действий в штрафном батальоне. Штрафник, если он ранен, он искупил свою вину кровью и уходит из штрафного батальона. А я снова после ранения возвращался в этот батальон. Не потому что я обязан, а потому что мне хочется вернуться к этим людям, доверившим мне свои жизни. Они меня даже учили, потому что они боевые офицеры, где я еще такую школу пройду. Меня уговаривали в госпитале не возвращаться, в одном и в другом… 21 год – это возраст юный для командира такого ранга, может, быть, и юношеская бравада была, что мне, мальчишке подчиняется столько боевых офицеров, где я еще такими людьми покомандую.
Ведущий: Наверное, бойцы у Вас, действительно, были выдающиеся? Потому что у них огромный командирский опыт, и тут они оказываются в положении рядовых.
А.В. Пыльцын: Когда спрашивают, как поднимали их в атаку… Что какие-то, как будто, заградотряды с пулеметами, пистолетами поднимали в атаку или, как в «Штрафбате» Володарского, комбат на коленях со слезами умоляет их вставать в атаку, – это все неправда. Люди поднимались, потому что знали, что если не поднимутся, то не станут больше офицерами, а у них честь офицерская уже в крови. Им было понятно, что на войне везде убивают, не только в штрафбате. Встать и пойти в атаку каждому человеку сложно, я сам по себе знаю. У нас штрафники, как правило, перебежками не бегали в атаку – перебежать, лечь, потом снова встать. Каждый раз встать – это каждый раз заставить себя преодолеть страх. А лучше один раз встал, так больше и не ложись. Трудно было с этими людьми во многих случаях, но это были по-настоящему офицерские кадры.
Ведущий: Александр Васильевич, огромное количество людей моего поколения о штрафных батальонах во времена Леонида Ильича Брежнева узнало из песни Владимира Высоцкого «Вы лучше лес рубите на гробы, в прорыв идут штрафные батальоны». Как Вы считаете, Владимир Высоцкий как человек уже послевоенного времени ситуацию правильно осознал в этой песне?
А.В. Пыльцын: Понятие «штрафные батальоны» всегда было очень сложным, запретная была тема, прямо скажем. Нам говорили: «Вы о своих штрафных батальонах не распространяйтесь». Мы и не распространялись. Приглашали меня рассказать что-нибудь о войне, я вынужден был говорить: «Вот, у меня были бойцы – опытные, хорошие…». Никогда не называл их штрафниками, нельзя было этого делать. Что касается Высоцкого… Помните его первые такие фразы: «Гуляй, рванина, от рубля и выше» — это что, офицеры? Офицерский штрафбат – это «рванина»? Он пользовался слухами, потому что официального понятия о том, что такое штрафные батальоны, нигде не было. Кто-то что-то слышал, кто-то что-то додумывал. И вот он тоже представлял себе, что штрафные батальоны – это рванина, уголовщина, те, кто на гражданке водку пили, что им «ура» кричать запрещали. Все это ерунда. Высоцкий – талантливый поэт, он умел глубоко выражать мысли, но в данном случае он просто не знал истины и то, что он слышал, он талантливо, прямо скажем, изобразил в своей песне. Его песня была первой открытой формой упоминания о штрафниках.
Ведущий: Очень Вам признателен, Александр Васильевич. Действительно, получается так, что такой одаренный человек, как Владимир Высоцкий не избежал общих представлений о Великой Отечественной войне. Вы уже теперь дважды – в 2009 и в 2010 годах имели удовольствие листать свою книгу «Страницы истории восьмого штрафного батальона», при том и первый, и второй раз книга была издана в Минске. Это случайно, что именно белорусы проявляют такой интерес к Вашим воспоминаниям или же тут есть некая закономерность, связанная с особенностями военно-патриотического воспитания в братском нам союзном государстве?
А.В. Пыльцын: Эти два издания — белорусские, а перед этим были, во-первых, два издания в Питере, которые сделало нам общество «Знание». Потом было издание в Москве: издательство «Яуза» издало мою книгу, уже добавленную многими материалами из архивов Министерства обороны. Книга называлась «Правда о штрафбатах». Потом другое издательство, «Эксмо», выпустило ее под названием «Главная книга о штрафбатах: военный бестселлер». Как только ее не называли. А потом в Белоруссии я связался с районом, в котором нам приходилось воевать в тылу. Я рассказал там всю эту историю, там схватились: «Как же так, а у нас-то такой книги нет, ведь речь идет о нашем Рогачевском районе Гомельской области, Бресте, а у нас книги такой нет, только в России она издана». Ну, я пообещал сделать вариант книги для Белорусии, и сделал.
Ведущий: Итого, сколько раз выходила ваша книга? Сколько всего изданий?
А.В. Пыльцын: Считайте: два в Петербурге, три в Москве, одна книга в Лондоне на английском языке и вот теперь в Белоруссии получается. Всего девять изданий общим тиражом около 50 тыс. экземпляров.
Ведущий: Я Вас сердечно поздравляю, потому что Вы с помощью всех изданий, включая английское, вышли на передовые рубежи тех тиражей, которые были характерны для Советского Союза.
А.В. Пыльцын: Кроме того, на мою книгу стали опираться другие, например, бывший английский посол в Советском Союзе. Он сейчас занялся историей советской страны во время войны, узнал про мою книгу, попросил моего разрешения кое-что взять из нее и выпустил свою книгу: «Москва. 1941 год. Город и люди во время войны». Она вышла на русском, английском и еще трех языках. Там упоминание о моей книге, нашем штрафном батальоне, даже мой портрет он там сумел разместить. Кроме того, московское издательство «Яуза» к 60-летию Победы выпустило две замечательные книги. Первая – «Иллюстрированная энциклопедия Великой Отечественной войны», где впервые была помещена широкая статья о штрафных батальонах с учетом тех данных, которые они почерпнули из моих книг.
Ведущий: По сути дела Вы являетесь первым летописцем истории штрафных батальонов нашей страны.
А.В. Пыльцын: Если говорить первым, то первым правдивым, потому что был фильм Льва Данилова «Штрафники», потом вышел фильм Володарского, а перед этим вышел его роман, тоже «Штрафники», по которому и был сделан фильм. Потом была такая книга «Гу га» тоже о штрафных ротах, вроде бы там штрафникам «ура» запрещали кричать, так они кричали «Гу га», какое- то нелепое сочетание звуков – не было такого никогда у нас. Кричали и «Ура», и «За Сталина», и «За Родину». Пустить бы их на передовую, попробовали бы они поднять взвод или роту без криков «Вперед, за мной!», «За Родину!», «За Сталина!». Родина и Сталин были понятия самого дорогого, самого ценного для человека, это были не просто имена, это были символы эпохи.
Ведущий: Александр Васильевич, не будете тогда возражать, если я в нашу передачу включу документальную звукозапись, и мы услышим голос Верховного главнокомандующего, объявляющего о победе над гитлеровской Германией.
А.В. Пыльцын: Кто же будет возражать? Это ведь то, что мы ждали всю войну.
Идет запись речи Сталина.
Ведущий: Александр Васильевич, наш звукорежиссер Антон Викторович Никитин вывел в эфир фрагмент выступления Сталина от 9 мая 1945 года. А Вы тогда слышали эту речь?
А.В. Пыльцын: Нет, мы эту речь не слышали. Но с 8 на 9 мая мы ожидали, что должен быть сигнал о том, что Германия капитулировала. Сидели, ждали: уже двенадцать ночи, первый час ночи. А у нас был начальник связи, он вывел громкоговоритель от своей радиостанции. И вдруг услышали: всё, победа, капитуляция! Больше мы ничего не слышали, потому что началась такая пальба, такой салют со всех видов стрелкового оружия, что мы почти до утра все патроны свои расстреляли. А уже днем наш комбат организовал праздник на немецком стадионе под Берлином, и мы там отмечали первый день Победы. Я даже вспомнил, что в декабре 1944 года написал такой стишок матери и жене: «И весной в начале мая прогремит салют Победы над землей…». И когда этот салют гремел, то я вспомнил, что, как пророк, написал именно о весне, начале мая…
Санкт-Петербург. Дом Радио. Эфир 16 мая 2010 года.
Подготовила текст: Марина Дымова
Loading ...
