Бунт в Будах

Буды — это маленькая деревушка в 4-х км от Освенцима: всего несколько бедных домов, в большинстве своем пустых, потому что часть жителей-поляков «добровольно» изъявила желание поехать на работу в Германию, а часть находилась в концентрационных лагерях за то, что, якобы, саботировала «мирную отстройку Востока». В этой деревне и был организован подсобный лагерь для заключенных, которые должны были работать на полях, принадлежавших концентрационному лагерю40. Их разместили в большом бараке и в здании школы, расположенных на краю деревни. Весь лагерь был обнесен тускло освещенной колючей проволокой, через которую ночью ток не пропускался. Это позволяло предполагать, что здесь содержали не слишком опасных узников.

Буды были женским лагерем. На первом этаже школы жили начальница лагеря и блоковая: обе немки из Германии, бывшие проститутки. Здесь же помещались кухня и палата для больных. Наверху, на чердаке с двумя окна спало несколько заключенных-немок, которые занимали разные должности в лагере, а также много узниц-евреек. Однако большинство женщин жило в бараке. Их было 300-400: еврейки, украинки, польки. Луга, леса и озера, окружавшие лагерь, были так красивы, что и в голову бы не пришло, что здесь царят голод, жестокость и отчаяние. Но это было характерно для каждого концентрационного лагеря.

Однажды ранним осенним утром 1942 года заместитель Грабнера, ассистент по уголовным делам Восница, еще один следователь-референт и двое писарей получили приказ немедленно взять пишущие машинки, бумагу и сесть в ожидавшую перед комендатурой большую машину. Не было сказано ничего конкретного, но по лицу Грабнера можно было догадаться, что происходит что-то важное. Машина помчалась в сторону Буд. В нескольких метрах от лагеря часовой остановил машину, загородив дорогу. Узнав Грабнера, извинился и сказал, что комендант приказал не пропускать по шоссе ни одной машины без специального разрешения. Автомобиль подъехал к лагерю, где Грабнер велел всем выйти. По дороге он сказал мимоходом, что в Будах вспыхнул бунт.

Работники отдела II проходят через ворота лагеря, часовые отдают честь. Слышится какое-то странное пение — жужжание. И вдруг перед глазами открывается настолько жуткая картина, что требуется немало времени, чтобы все это дошло до сознания. На площади за школой лежат в беспорядке дюжины искалеченных и окровавленных женских тел в истрепанных лагерных рубашках. Среди этой груды извиваются несколько полутрупов. Их стоны смешиваются с жужжанием огромных туч мух, вьющихся над липкими лужами крови и размозженными черепами. Несколько трупов повисло на ограждении из колючей проволоки, другие, по всей вероятности, выбросили из еще открытых окон чердака.

Эрнст Максимилиан Грабнер

Грабнер приказывает отыскать среди лежащих на земле тех, кто еще в состоянии что-то сказать, и допросить их в качестве свидетелей происшедшего. Восница ходит между телами, тщетно пытаясь разыскать в этом месиве человека, способного произнести хоть несколько слов. Не найдя, берет в качестве свидетелей нескольких легкораненых, промывавших у колодца раны. И вот, что они рассказали.

Эсэсовцы, охранявшие Буды, имели привычку подстрекать надсмотрщиц-немок, чтобы те избивали евреек во время работы. Пригрозили, что в противном случае их самих погонят на «цепь большой стражи» и застрелят «при попытке к бегству». Муки еврейских узниц были для гитлеровских дегенератов хорошим развлечением. В результате немки жили в постоянном страхе. Нечистая совесть подсказывала им, что при первой же возможности узницы отомстят им за издевательства. Но еврейки, преимущественно образованные женщины — студентки Сорбонны, артистки, никогда и не думали опускаться до уровня вульгарных немецких проституток, и отплатить им той же монетой.

Когда накануне вечером какая-то еврейка-узница, жившая в школе, вернулась из уборной в помещение, где спали женщины, одной из немок показалось, что у нее в руке камень. По-видимому, ей это померещилось под влиянием страха. Внизу, у ворот, стоял на карауле часовой, с которым — все узницы это знали — у немки были любовные отношения. Через окно она позвала его на помощь, крича, что еврейка ее избила. На ее крик сбежались все охранники и вместе с озверелыми немками набросились на евреек. Толкали их с лестницы так, что одна падала на другую, выбрасывали в окно, оставшихся выгнали во двор. Спровоцировавшая все это немка осталась наедине со своим любовником: пожалуй, это-то и было настоящей причиной.

А в это время «бунт» подавляли во дворе палками, прикладами автоматов и пулями. И даже топор послужил одной из немок-капо орудием смерти. В смертельном страхе несколько евреек пробовали спастись, однако, не смогли преодолеть забора из ключей проволоки, и были убиты. Даже когда почти уже все еврейки лежали на земле, обезумевшие от крови мучители продолжали их избивать. Они хотели убить всех еще и затем, чтобы не было свидетелей зверства.

Около 5 часов утра коменданту доложили о подавлении бунта. Несколько раненых женщин, которые спаслись, спрятавшись среди трупов, поднялись с земли, думая, что спасены. Но как только штурмбанфюрер СС Гесс, мельком обозрев страшное место, уехал, этих женщин застрелили.

На следующий день, утром, в Буды прибыла следственная группа СС и санитары СС, чтобы «заняться ранеными». В основном это были женщины, которым удалось спрятаться еще в начале трагедии и не показываться до окончания следствия. Следственная группа сфотографировала все до мельчайших подробностей. Потом, в строжайшей тайне, в фотолаборатории сделали по одной фотографии с каждого негатива. Снимки передали коменданту, а пленку уничтожили в его присутствии. Для санитаров СС приготовили специальное помещение, в котором они начали свою работу. Одну за другой вносили узниц, в которых еще теплилась жизнь. Привычным движением санитары вбивали шприц под левую грудь, и через пару минут пациентка становилась трупом. В сердце раненых узниц вводили два кубических сантиметра дешевого дезинфицирующего средства, называемого фенолом.

На ступеньках блока неподвижно сидела пожилая женщина. Из-за своих религиозных убеждений она уже несколько лет провела в концлагерях, где ее воспитывали в национал-социалистском духе: она должна была, наконец, усвоить, что «Международное общество по изучению Священного Писания распространяет ошибочные учения». Она была не в состоянии смириться с пережитым. С ужасом смотрели остальные узницы, как с одной стороны дома в него втаскивали полуживых, еще могущих выжить людей, а с другой-выволакивали и бросали на телегу их мертвые тела.

Шестерых немок, в большей или меньшей степени замешанных в эту резню, а также «королеву топора» Эльфриду Шмидт, девку этих живодеров, увезли в 11 -и блок. После допроса, на котором немки признались во всем, они, вскоре умолкнув навеки, лежали в морге крематория. Еле заметные красные точечки от уколов под левой грудью указывали на то, как они умерли. Родители, как обычно, получили от коменданта выражения искреннего соболезнования. Им сообщили, что в такой-то день их дочь с признаками такой-то болезни была доставлена в лагерный госпиталь, но «несмотря на энергичную врачебную помощь и лекарства, не удалось ее вылечить». В конце такого шаблонного письма следовала циничная фраза о том, что покойница не изъявила никаких последних желаний и что комендант выражает родным свое соболезнование по поводу «этой тяжелой утраты». Даже урны с прахом высылали родственникам, если они того желали. Каждый, кто знал, как сжигают трупы в КЛ Аушвиц, а сжигали сразу по нескольку, воспринимал этот фарс за издевку. В личных делах этих шести немок, кроме того, фигурировали записи о «течении болезни» и точные причины смерти. Под этими документами ставил свою подпись лагерный врач СС. На самом же деле эти документы писал один из узников, прошедших специальную «медицинскую» подготовку. Единственная его работа в лагере заключалась в составлении такого рода текстов в связи с каждым смертным случаем в лагере. Из свидетельств о смерти следовало, что все бесчисленные жертвы 11 -го блока, расстрелянные со «штрафным рапортом 2″ или умершие от вспрыскивания фенола, от голода или от ран, полученных во время зверских истязаний — все они умерли естественной смертью. К сожалению, никто из них не смог противостоять своей коварно подкравшейся болезни.

Аушвиц (Освенцим)

Смерть шести немок-функционерок была, по мнению начальства лагеря, достаточной расплатой за преступление в Будах. Начальнику охраны было сделано предупреждение, а часовым запрещено входить на территорию лагеря. Количество узниц было восстановлено, ведь каждый день в Аушвиц прибывали новые эшелоны с евреями.

Источник: Освенцим глазами СС. Издательство Интерпресс, Варшава 1991 г.